Фаина Раневская
«Сложно быть гением среди козявок»
Сборник остроумных высказываний
Настоящая фамилия Раневской Фельдман. Она была из весьма состоятельной семьи. Когда Фаину Георгиевну попросили написать автобиографию, она начала так: «Я дочь небогатого нефтепромышленника» Дальше дело не пошло.
В архиве Раневской осталась такая запись:
«Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо не хочется. Хорошо неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке. Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей. Воспоминания это богатство старости».
В юности, после революции, Раневская очень бедствовала и в трудный момент обратилась за помощью к одному из приятелей своего отца.
Тот ей сказал:
Дать дочери Фельдмана мало я не могу. А много у меня уже нет
Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены.
Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила чернилами. Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое, с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии «Глухонемой» (партнером моим был актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, бывшим моим педагогом, случилось нечто вроде истерики (это была П. Л. Вульф). И это был второй повод для меня уйти со сцены.
Знаете, вспоминала через полвека Раневская, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.
О своей жизни Фаина Георгиевна говорила:
Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга «Судьба шлюха».
В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.
Как я завидую безмозглым!
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной
Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.
Я выкидыш Станиславского.
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!..
В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на «Мосфильме», совет, который оказал значительное влияние на ее жизнь. «Фаина, сказал Эйзенштейн, ты погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и актриса из тебя не получится!»
Вскоре Раневская продемонстрировала наставнику, что кое-чему научилась. Узнав, что ее не утвердили на роль в «Иване Грозном», она пришла в негодование и на чей-то вопрос о съемках этого фильма крикнула: «Лучше я буду продавать кожу с жопы, чем сниматься у Эйзенштейна!» Автору «Броненосца» незамедлительно донесли, и он отбил из Алма-Аты восторженную телеграмму: «Как идет продажа?»
Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом. Вы меня можете пощупать в метро. Это я там стою, полусклонясь, в купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.
Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
Раневская вспоминала:
Ахматова мне говорила: «Вы великая актриса». И тут же добавляла: «Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, а великая жопа».
Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Фаина Георгиевна говорила:
Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Фаина Георгиевна говорила:
Живу, как Диоген. Видите, днем с огнем!
Марии Мироновой она заявила:
Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили.
Но ведь так нельзя жить, Фаина.
А кто вам сказал, что это жизнь?
Миронова решительно направилась к окну. Подергала за ручку, остановилась. Окно упиралось в глухую стену.
Господи! У вас даже окно не открывается
По барышне говядина, по дерьму черепок
Эта жуткая комната с застекленным эркером была свидетельницей исторических диалогов и абсурдных сцен. Однажды ночью сюда позвонил Эйзенштейн. И без того неестественно высокий голос режиссера звучал с болезненной пронзительностью:
Фаина! Послушай внимательно. Я только что из Кремля. Ты знаешь, что сказал о тебе Сталин?!
Это был один из тех знаменитых ночных просмотров, после которого «вождь народов» произнес короткий спич:
Вот товарищ Жаров хороший актер, понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду, и все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает и все равно всегда разная
Как вы живете? спросила как-то Ия Саввина Раневскую.
Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, ответила Фаина Георгиевна.
Фаина Георгиевна, как ваши дела?
Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью повидло.
Как жизнь, Фаина Георгиевна?
Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.
Жизнь это затяжной прыжок из пзды в могилу.
Жизнь это небольшая прогулка перед вечным сном.
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
Почему вы не пишете мемуаров?
Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда.
Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:
Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула
Паспорт человека это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить как восемнадцатилетняя.
Раневская говорила:
Старость это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
«Третий час ночи Знаю, не засну, буду думать, где достать деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П. Л. (Павлой Леонтьевной Вульф).
Перерыла все бумаги, обшарила все карманы и не нашла ничего похожего на денежные знаки» 48-й год, 30 мая.
(Из записной книжки народной артистки)
Раневская с негодованием заявляет: Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.
Старая харя не стала моей трагедией в 22 года я уже гримировалась старухой, и привыкла, и полюбила старух моих в ролях. А недавно написала моей сверстнице: «Старухи, я любила вас, будьте бдительны!»
Книппер-Чехова, дивная старуха, однажды сказала мне: «Я начала душиться только в старости».
Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и сплетницы, и негодяйки Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера!
Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год
Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник домашний клозет.
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
Старость, говорила Раневская, это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
Старость, говорила Раневская, это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
Старость это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
Раневская сказала Зиновию Паперному:
Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей Боже, какая я старая!
Воспоминания это богатства старости.
Успех единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
Спутник славы одиночество.
Одиночество как состояние не поддается лечению.
Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
Оптимизм это недостаток информации.
Подводя итоги, Раневская говорила: Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо
У меня хватило ума прожить жизнь глупо.
Жизнь моя Прожила около, все не удавалось. Как рыжий у ковра.
Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
Ничего, кроме отчаяния от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
«Для меня всегда было загадкой как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?»
(Раневская, из зап. книжки)
Раневская говорила:
Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все как у людей.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.
О новой актрисе, принятой в театр «Моссовета»:
И что только не делает с человеком природа!
У нее не лицо, а копыто, говорила об одной актрисе Раневская.