«Сложно быть гением среди козявок» [сборник остроумных высказыванийl : itres] - Раневская Фаина Георгиевна 11 стр.


Меня забавляет волнение людей по пустякам, сама была такой же дурой. Теперь перед финишем понимаю ясно, что всё пустое. Нужна только доброта, сострадание.

Мучительная нежность к животным, жалость к ним, мучаюсь по ночам, к людям этого уже не осталось. Старух, стариков только и жалко никому не нужных.

 Вот женишься, Алешенька, поймешь, что такое счастье.

 Да?

 Да. Но поздно будет.

Принесли собаку, старую, с перебитыми ногами. Лечили ее добрые собачьи врачи. Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Она сторожит меня, никого не пускает в дом. Дай ей Бог здоровья!

Он мне так близок, так дорог, так чувствую его муки, его любовь, его одиночество

Более 50 лет живу по Толстому, который писал, что не надо вкусно есть.

Расставляя точки над «i», собеседница спрашивает у Раневской:

 То есть Вы хотите сказать, Фаина Георгиевна, что Н. и Р. живут как муж и жена?

 Нет. Гораздо лучше,  ответила та.

В общем, «жизнь бьет ключом по голове»  так писала восхитительная Тэффи.

Сказано: сострадание это страшная, необузданная страсть, которую испытывают немногие. Покарал меня Бог таким недугом.

Перечитываю уход Толстого у Бунина «Место нечистоты есть дом». Так говорил Будда.

После того как все домработницы пошли в артистки, вспоминаю Будду ежесекундно!

Раневская возвращается с гастролей. Разговор в купе. Одна говорит: «Вот вернусь домой и во всем признаюсь мужу». Вторая: «Ну ты и смелая». Третья: «Ну ты и глупая». Раневская: «Ну у тебя и память».

Сейчас, когда так мало осталось времени, перечитываю всё лучшее и конечно же «Войну и мир». А войны были, есть и будут. Подлое человечество подтерлось гениальной этой книгой, наплевало на нее.

«Просящему дай». Евангелие. А что значит отдавать и не просящему? Даже то, что нужно самому?

Писать надо только тогда, когда каждый раз, обмакивая перо, оставляешь в чернильнице кусок мяса (Толстой).

Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна и кухней, и обслуживанием.

 Позовите директора,  сказала она, расплатившись.

А когда тот пришел, предложила ему обняться.

 Что такое?  смутился тот.

 Обнимите меня, повторила Фаина Георгиевна.

 Но зачем?

 На прощание. Больше Вы меня здесь не увидите.

80 лет степень наслаждения и восторга Толстым. Сегодня я верю только Толстому. Я вижу его глазами. Всё это было с ним. Больше отца он мне дорог, как небо. Как князь Андрей. Я смотрю в небо и бываю очень печальна.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Чем затруднительнее положение, тем меньше надо действовать (Толстой).

Из Парижа привезли всю Тэффи. Книг 20 прочитала. Чудо, умница.

Перечитываю Бабеля в сотый раз и всё больше и больше изумляюсь этому чуду убиенному.

Наверное, я чистая христианка. Прощаю не только врагов, но и друзей своих.

К биографии предлагаемых ей кур Раневская была небезразлична. Как-то в ресторане ей подали цыпленка табака. Фаина Георгиевна отодвинула тарелку:

 Не буду есть. У него такой вид, как будто его сейчас будут любить.

Странно абсолютно лишенная (тени) религиозной, я люблю до страсти религиозную музыку. Гендель, Глюк, Бах!

Невоспитанность в зрелости говорит об отсутствии сердца.

Усвоить психологию импровизирующего актера значит найти себя как художника". М. Чехов. Следую его заветам.

В Доме творчества кинематографистов в Репино под Ленинградом Раневская чувствовала себя неуютно. Все ей было не так.

Обедала она обычно в соседнем Доме композиторов, с друзьями, а кинематографическую столовую почему-то называла буфэт, через «э». Она говорила: «Я хожу в этот буфэт, как в молодости ходила на аборт».

Перед великим умом склоняю голову, перед Великим сердцем колени (Гете).

И я с ним заодно. Раневская.

Научиться таланту невозможно, изучать систему вполне возможно и даже принято, может быть, потому мало хорошего в театре.

Сняли на телевидении. Я в ужасе: хлопочу мордой. Надо теперь учиться заново, как не надо.

Раневская изобрела новое средство от бессонницы и делится с Риной Зеленой:

 Надо считать до трех. Максимум до полчетвертого.

Торговали душой, как пуговицами.

У моей знакомой две сослуживицы: Венера Пантелеевна Солдатова и Правда Николаевна Шаркун.

А еще: Аврора Крейсер.

«Успех»  глупо мне, умной, ему радоваться. Я не знала успеха у себя самой Одной рукой щупает пульс, другой играет

Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть.

Я была летом в Алма-Ате. Мы гуляли по ночам с Эйзенштейном. Горы вокруг. Спросила: «У Вас нет такого ощущения, что мы на небе?»

Он сказал: «Да. Когда я был в Швейцарии, то чувствовал то же самое».  «Мы так высоко, что мне Бога хочется схватить за бороду». Он рассмеялся

Мы были дружны. Эйзенштейна мучило окружение. Его мучили козявки. Очень тяжело быть гением среди козявок.

У всех есть «приятельницы», у меня их нет и не может быть. Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я.

Поняла, в чем мое несчастье: я, скорее поэт, доморощенный философ, «бытовая дура»  не лажу с бытом!

Живу в грязном дворе, грохот от ящиков, грязь. Под моим окном перевалочный пункт, шум с утра до ночи.

Куда деваться летом? Некому помочь.

Среди моих бумаг нет ничего, что бы напоминало денежные знаки.

Долгов две с чем-то тысячи в новых деньгах. Ужас,  одна надежда на скорую смерть.

«То, что писатель хочет выразить, он должен не говорить, а писать» (Э. Хемингуэй).

То, что актер хочет рассказать о себе, он должен сыграть, а не писать мемуаров. Я так считаю.

Прислали на чтение две пьесы. Одна называлась «Витаминчик», другая «Куда смотрит милиция?». Потом было объяснение с автором, и, выслушав меня, он грустно сказал: «Я вижу, что юмор Вам недоступен».

Читаю дневник Маклая, влюбилась и в Маклая, и в его дикарей.

В старости главное чувство достоинства, а его меня лишили.

В театре небывалый по мощности бардак, даже стыдно на старости лет в нем фигурировать. В городе не бываю, а больше лежу и думаю, чем бы мне заняться постыдным. Со своими коллегами встречаюсь по необходимости с ними «творить», они все мне противны своим цинизмом, который я ненавижу за его общедоступность

Говорят, черт не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться один. Меня боятся.

Мучительная нежность к животным, жалость к ним, мучаюсь по ночам, к людям этого уже не осталось. Старух, стариков только и жалко, никому не нужных.

Недавно перечитывала «Осуждение Паганини». Какой ерундой всё это представляется рядом с травлей этого гения.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Недавно перечитывала «Осуждение Паганини». Какой ерундой всё это представляется рядом с травлей этого гения.

Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней.

Терплю даже Завадского. Наплевательство, разгильдяйство, распущенность, неуважение к актеру и зрителю. Это сегодня театр развал. Режиссер обыватель.

Я провинциальная актриса. Где я только не служила! Только в городе Вездесранске не служила!..

Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.

«Успех единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.»

У нее не лицо, а копыто.

Старость это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.

8 Марта мое личное бедствие. С каждой открыткой в цветах и бантиках вырываю клок волос от горя, что я не родилась мужчиной.

Сняться в плохом фильме все равно что плюнуть в вечность.

Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.

Паспорт человека это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.

У них у всех друзья такие же, как они сами,  контактные, дружат на почве покупок, почти живут в комиссионных лавках, ходят друг к другу в гости. Как завидую им, безмозглым!

Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник домашний клозет.

Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей Боже, какая я старая!

Фаина Георгиевна не раз повторяла, что не была счастлива в любви: «Моя внешность испортила мне личную жизнь».

Для меня всегда было загадкой как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к Вам не придет, потому что от Вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?

Жизнь это небольшая прогулка перед вечным сном.

Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.

Всех артистов заставляли ходить в кружок марксистско-ленинской философии. Как-то преподаватель спросил, что такое национальное по форме и совершенное по содержанию.

 Это пивная кружка с водкой,  ответила Раневская.

Деньги съедены, а позор остался (о своих работах в кино).

 Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей?

 Ну, это еще мягко сказано,  заметила Раневская.  Я вчера позвонила в кассу и спросила, когда начало представления.

 И что?

 Мне ответили: «А когда Вам будет удобно?»

Я была вчера в театре, рассказывала Раневская.  Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.

Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.

 Что это у Вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?

 Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе.

Вам не приходило в голову, что многие молодые актрисы напоминают домработниц? Так вот, у меня домработница опекает собаку. Та живет, как Сара Бернар, а я как сенбернар.

Женщины умирают позже мужчин, потому что вечно опаздывают.

Талант как бородавка: либо он есть, либо его нет.

Вере Марецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда.

Любя актрису и признавая ее заслуги в искусстве, Раневская, тем не менее, заметила:

 Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.

Раневская как-то сказала:

 Я дожила до такого времени, когда исчезли домработницы. И знаете, почему? Все домработницы ушли в актрисы.

Иногда Фаина Георгиевна садилась на вегетарианскую диету и тогда становилась особенно чувствительна.

В эти мучительные дни она спросила: «Лизочка, мне кажется, в этом борще чего-то не хватает?»

Назад Дальше