Но нет, не все так просто в жизни. Я замедляю бег.
4. Развилка
Я замедляю бег.
И вот уже, опять взрослый, страдающий от жары и сомнений, с плащом на локте и тяжелым портфелем у ног, стою перед серым камнем. Он похож на громадный плавник. Торчит на развилке тропинок.
Никакой надписи на камне, конечно, нет. Но все равно он здесь неспроста. Не впервые он у меня на пути. И сколько раз я поворачивал направо, к морю! Может быть, и сейчас?
«И что дальше? безжалостно спрашиваю я себя. Пять минут ребячьей радости. А потом?»
«А потом я вернусь и пойду налево»
«Не получится. Потому что пляж и море это короткий сон, после которого ты опять очнешься на больничной кровати и увидишь пыльный белый потолок с трещинами»
«Нет! Я же ушел оттуда»
«А дорога налево это всерьез Минутное счастье детского сновидения и долгий путь наяву не соединить»
Я стою, опустив голову. Желтая, с седыми волосками гусеница ползет снизу по моим брюкам, прямо по стрелке. Вот ведь глупая, выбрала дорогу А как вообще выбирают дорогу? Мы сами ее выбираем или судьба?
«Ты сам выбрал И огонек разгорелся значит, правильно».
«Огонек мог и не знать, куда я поверну от камня. Просто подсказал: иди и выбирай»
«Вот я и выбираю Может, все-таки пойти окунуться?»
«Ох, не надо»
«Ага «Не пей, Ванечка, из копытца, в козленочка превратишься» А может, в этом и есть главный смысл: превратиться в козленочка и прыгать бездумно и радостно»
«А как же разгадка Горы? А Книга?.. А Тетрадь?..»
«Ничего этого нет, насупленно говорю я себе. По крайней мере, Тетради»
«Как знать А главное, наверняка есть Причал. И там ты все равно вернешься к морю»
«Если дойду», вздыхаю я про себя. Сухим стеблем сбрасываю гусеницу. Иду, сутулясь, к бетонному капониру на обрыве. Это остатки береговых укреплений времен последней войны. Полуоткрытая ржавая дверь вросла в кремнистую землю. Я протискиваюсь в полумрак, в запах сырого бетона и железа. Прикрываю ладонью глаза. Сейчас я опущу руку и окажусь на старом месте: в разрушенном особняке.
Так и есть. Рваные обои, битое стекло. Но за окном как награда и обещание радости ветка яблони, вся опушенная цветами. А в ладонях еще хранится тепло огонька. И я вдруг вспоминаю (я всегда это знал, но почему-то в последнее время выпало из памяти), что есть простое и верное начало пути.
Так и есть. Рваные обои, битое стекло. Но за окном как награда и обещание радости ветка яблони, вся опушенная цветами. А в ладонях еще хранится тепло огонька. И я вдруг вспоминаю (я всегда это знал, но почему-то в последнее время выпало из памяти), что есть простое и верное начало пути.
Надо на трамвае доехать до Центрального рынка, там сесть на другой трамвай старую, дребезжащую «тройку» и через десять минут окажешься у кольца. Там тихо, между шпалами растут осот и подорожники. От этого кольца отходят несколько пригородных веток на озеро, на электростанцию, на садовые участки. А есть еще одна по ней трамваи давно не ездят, рельсы заржавели. По этой ветке надо пойти пешком, и скоро скоро будет то, о чем знают немногие. А может быть, никто не знает, кроме меня!
5. Поезд «Пилигрим»
По ветке с поржавевшими рельсами я шагал минут пятнадцать. Она тянулась между серых кривых заборов, за которыми, как и в городе, густо белел яблоневый цвет. Потом заборы разошлись. Слева оказался луг, а справа заросшее болотце. А рельсы сделались блестящими. У края полотна я увидел шест с прибитой фанеркой, на ней чернели буквы:
Ст. НАЧАЛЬНАЯ
Не было ни навеса, ни скамейки. Я сел на валявшийся в траве рассохшийся бочонок. Из бочонка неторопливо вышла серая, размером с голубя, птичка с хохолком и на высоких ножках. Посмотрела очень умно: «Ждешь? Ну, жди, жди» словно что-то про меня знала.
Кис-кис, иди сюда, сказал я, хотя это было глупо. Лучше бы уж «цып-цып». Но птичка не удивилась и не обиделась. Превратилась в серого котенка. Я тоже почему-то не удивился. Хотел дотянуться и погладить, но котенок шмыгнул в траву. Наверно, испугался гула рельсов и пыхтения. Из-за кустов показались старинного вида желто-красные вагончики.
Это был не трамвай. Во-первых, нигде над вагонными крышами не торчала дуга (да и проводов над рельсами не было). А во-вторых, вагончики толкал маленький, будто в детском парке, паровоз. Пыльно-зеленый, но с начищенной, как духовой контрабас, трубой. По красному лаку вагонной стенки тянулись витиеватые, словно в старинном журнале «Нива», буквы:
Туристический кооператив «ПИЛИГРИМ»
Раньше такого не было. (А вообще что было?)
Паровозик выпустил из-под круглой топки пар, от которого пригнулись верхушки молодого бурьяна. Вагоны остановились, и я забрался в ближний по откидным ступенькам. Опустил в стеклянную кассу пятнадцать копеек (так требовала надпись на стекле), оторвал длинный розовый билет и сел у окна. В вагоне было пусто. Блестели новым желтым лаком сиденья одноместные, сколоченные из реек стульчики. Между ними тянулся широкий проход Я поднял раму с пыльным стеклом. Поехали. Я высунул голову и тут же убрал: вдоль пути потянулись деревья, ветки разлапистых кленов заскребли по вагону.
Этот славный, игрушечно-самоварный поезд бежал резво, посвистывал, дребезжал, потряхивая себя на стыках. По вагону летала бабочка, похожая на солнечный зайчик. На соседнем сиденье катался туда-сюда забытый кем-то красно-белый рыбацкий поплавок. Поезд ехал без остановок минут двадцать, потом начал останавливаться очень часто. Входили пассажиры: дядьки с садовыми лопатами, бабки с корзинами, юная компания с магнитофоном, который они, впрочем, тут же выключили. Вагон заполнился. Я отвернулся к окну. Там по-прежнему были клены и трава
Молодой джентльмен мог бы, наверно, уступить место пожилой особе
Я вздрогнул. Это я молодой джентльмен? Увы, особа смотрела не на меня. Рослая старая тетка (в длинном сером пальто и старинной шляпе с сеткой и бисером) обращалась к мальчику. Тот сидел от меня наискосок, я видел над спинкой его плечи в потертой школьной курточке, давно не стриженные песочного цвета волосы и сильно загорелую щеку. Такие светловолосые, с тонкой белой кожей мальчишки быстро загорают под весенним солнцем Даже сквозь загар заметно стало, что мальчик покраснел. Торопливо завозился.
Ой, да садитесь, я просто не заметил
Благодарю. Старуха шумно втиснулась на его место, подобрала подол, придвинула к сиденью свой багаж сундучок, окованный узорной жестью.
Мальчик в это время сделал шаг в сторону. И зацепился штаниной за острый угол сундучка.
Ох! всполошилась старуха. Ты порвал брюки!
Да чепуха!..
Ну как же Это из-за меня!
Да наплевать, сказал мальчик с явной досадой, потому что на них оглядывались. Они все равно старые.
Благодарю. Старуха шумно втиснулась на его место, подобрала подол, придвинула к сиденью свой багаж сундучок, окованный узорной жестью.
Мальчик в это время сделал шаг в сторону. И зацепился штаниной за острый угол сундучка.
Ох! всполошилась старуха. Ты порвал брюки!
Да чепуха!..
Ну как же Это из-за меня!
Да наплевать, сказал мальчик с явной досадой, потому что на них оглядывались. Они все равно старые.
И все-таки! Если ты сойдешь на остановке «Старый мост», мы можем зайти ко мне, я быстро заштопаю
Нет, я еду дальше. Да вы не волнуйтесь
«Старый мост Старый мост» отдалось во мне. Значит, правда? Вот и начал завязываться узелок
В этот момент поезд опять остановился, заблестело за окнами озеро, вагон сразу опустел на две трети. Мальчик остался. Но он не сел ни на одну из освободившихся скамеек, ушел на заднюю площадку подальше от заботливой старухи.
Как досадно, басовито сказала она. Оглянулась, встретилась со мной глазами (знакомыми такими, темно-коричневыми и совсем не старческими), обиженно отвернулась и притихла.
У меня застукало сердце. Не то чтобы я очень волновался, но пришла пора. Я перебрался на сиденье позади старухи, сказал вкрадчиво:
Прошу прощенья Вас зовут Генриетта Львовна?
6. Давняя знакомая
Она обернулась. Неторопливо, но с заметным удивлением.
Генриетта Глебовна
Извините. Я мог и ошибиться, столько лет прошло
А собственно, в чем дело, сударь? величественно вопросила старуха.
Но нет, не могу я называть ее просто старухой. Это была старая, но еще крепкая и, безусловно, интеллигентная дама. Свою интеллигентность она иногда разбавляла нарочитой простоватостью, но это было приятное сочетание. Так же как на ее лице, где мясистый пористый нос доброй тетушки сочетался с тонким ртом и аристократическим подбородком, какие можно видеть на портретах восемнадцатого века
Итак, сударь, чем вас привлекла моя персона?
Догадкой, сударыня. Мне показалось, что в разговоре с мальчиком вы руководствовались не только желанием зашить ему брюки, но и надеждой, что он поможет вам нести сундук.
Вы проницательны В глазах Генриетты Глебовны зажглись насмешливые точки. Но в таком случае позвольте быть проницательной и мне: вы сходите у Старого моста и хотите выполнить роль мальчика?
Вы не ошиблись, светски улыбнулся я. Но ощутил вдруг глухое волнение. Словно темная вода колыхнулась в глубоком колодце Неужели все это происходит на самом деле?
Очень мило с вашей стороны. Однако чему я обязана такой любезностью? Генриетта Глебовна глянула пристально.
Я передохнул.
Совпадением Почти полсотни лет назад я ехал в поезде, похожем на этот. И по этому же пути
Но тогда вы были, наверно, ребенком!
Да, стриженный под «полубокс» мальчик в ковбойке и сандаликах Мальчик в те дни открыл дорогу в Овражки и очень любил бывать там И вот в вагон вошла дама с сундучком и в тех же выражениях, что и сегодня, напомнила мальчику о правилах хорошего тона. Мальчик стал выбираться с сиденья, зацепился за сундук
и порвал брюки.
Я был в заграничных замшевых штанишках и до крови расцарапал ногу. Это вас то есть даму очень расстроило. Она уговорила мальчика сойти у Старого моста и отправиться к ней домой для «мазанья йодом и бинтования». Мальчик согласился (исключительно, чтобы не выглядеть трусом) и по дороге помог тащить сундучок.
Он не тяжелый, пустой Я возила его в мастерскую, потому что испортилась музыка в замке.
В тот раз вы сказали так же!
Гм Но, полагаю, выглядела я тогда несколько иначе?
Полагаю, что да, в тон ответил я. Но для десятилетнего мальчишки все взрослые, кому за двадцать, кажутся пожилыми.
Увы, мне было тогда уже за тридцать.
«Тем более!» чуть не брякнул я. Но осторожно сказал о другом:
Тем более что я не настаиваю. Как принято говорить, «может, мальчика-то и не было». Не исключено, что все это плод моего воображения. Или выкрутасы отраженного мира
Она не удивилась. Кивнула снисходительно:
Возможно, что и так По крайней мере, я не помню такого эпизода
А я помню отчетливо. Вернее, представляю Как мы пили чай с маленькими рогаликами, как потом я еще несколько раз забегал к вам в гости на Пустырную улицу Вы ведь жили тогда на Пустырной?