А начальник ваш он кто?
Не начальник, а директор. Семен Максимович. Мы его за глаза просто Сёмой зовем. Да он и есть Сёма балбес балбесом
Как это балбес балбесом? Он же директор!
Это одно только название, что директор. Отец у него в Хорватии свой бизнес имеет, а для сына здесь фирму учредил.
А почему здесь?
Ну, там, в Хорватии, у него другая семья, жена молодая, ребенок маленький. А поскольку Сёма тоже ему сын, он его не бросает. Чтобы он вроде как тоже при деле да при деньгах был. Сейчас многие состоятельные люди так поступают. По молодости детей недосуг было воспитывать, вот и выросло поколение Семенов Максимовичей, детей дикого русского капитализма. При няньках да при служанках, но без особого родительского вклада. В удовольствиях они толк знают, а заработать на них не умеют. У нашего Сёмы и сейчас нянька есть, отцом хорошо оплачиваемая. Наш финансовый директор. Ларой зовут. Да ты сама со временем все увидишь. Вот, мы уже и пришли! Ну, с богом
Ирина Григорьевна по-хозяйски распахнула перед Дилей дверь, прошагала стремительно мимо охранника, кивнув ему едва заметно. Потом они быстро прошли по короткому белому коридорчику, потом по небольшому холлу с черными кожаными диванами полукругом, с чудом уместившейся в тесном пространстве зеленой растительностью, от карликовых смешных деревцев в аккуратных горшочках до высоких вальяжных пальм, изнывающих под тяжестью собственных листьев. Проходя мимо журчащего пузырьками аквариума, Ирина Григорьевна остановилась на секунду, побарабанила коготками по стеклу. На зов из-за камня выплыла красная пучеглазая уродина то ли рыба, то ли зверюга плавающая, открыла маленький рот, будто собиралась проговорить что-то. Или обругать.
Ну что, Симочка, как дела? Кормили тебя вчера или опять забыли? У-ти, красавица ты моя сюсюкнула она уже на ходу, направляясь к арочному широкому проему внутри холла.
За аркой оказалась приемная. Юная секретарша подняла от монитора личико, растянула пухлые губы в улыбке, радостной и дежурной одновременно.
Здравствуй, Наточка. Семен Максимович у себя? ткнула пальцем в закрытую дверь Ирина Григорьевна.
Да. У себя. Раздевайтесь, проходите, милостиво разрешила Наточка, успев окинуть Дилю быстрым оценивающим взглядом. Там, в шкафу, плечики можно взять
За аркой оказалась приемная. Юная секретарша подняла от монитора личико, растянула пухлые губы в улыбке, радостной и дежурной одновременно.
Здравствуй, Наточка. Семен Максимович у себя? ткнула пальцем в закрытую дверь Ирина Григорьевна.
Да. У себя. Раздевайтесь, проходите, милостиво разрешила Наточка, успев окинуть Дилю быстрым оценивающим взглядом. Там, в шкафу, плечики можно взять
Балбесом Семеном Максимовичем оказался рыхлый, как недоспелое тесто, но довольно симпатичный парень с голубыми глазами доброго пофигиста. Слушал он Ирину Григорьевну очень внимательно, изредка взглядывал на Дилю, качался в кресле, выпячивал толстой трубочкой губы, будто соображая и прикидывая что-то внутри себя. Потом, еще раз глянув на Дилю, проговорил со смешком:
Совсем с ума сошла, Григорьевна? С чего ты решила, что мы тут отделение миграционной службы открывать собираемся? Какая Дина из Душанбе, бог с тобой? Над нами же все в голос ржать будут Вроде того совсем дела плохи, раз на гастарбайтеров перешли?
Сердце у Дили подпрыгнуло, стиснулось в горячий комок и будто кровью в желудок плеснуло от обиды. Видимо, и в лицо кровь бросилась, потому что Ирина Григорьевна, нащупав ее ладонь, сильно и незаметно сжала ей пальцы, потом затараторила возмущенно:
Да вы что говорите, Семен Максимович! С чего вы вообще взяли, что она мигрантка?
А кто она? Сама же сказала только что из Душанбе приехала. Прописки наверняка нет.
Зато у нее регистрация есть! И вообще У нее мама русская, родом из наших краев, а папа работал там, в Душанбе, главным врачом в больнице
А фамилия у папы какая? Неужто Иванов?
Да хоть бы и не Иванов! А Дина, между прочим, в университете училась! Да она знаете, как стараться будет, чтоб место за собой удержать? Она у вас тут землю носом рыть будет! Да вы жить будете, как у Христа за пазухой! Понимать же надо
Ну-у-у, я не зна-а-аю! вяло протянул, махнув ухоженной ручкой, Семен Максимович, медленно разворачиваясь на крутящемся стуле и демонстрируя раннюю проплешинку на темени. Вообще, своим рыхлым и нежным обликом он сильно напоминал ребеночка-лапочку те же мягкие редкие волосики, те же голубые веселые глазки, та же довольная улыбка маленького, залюбленного и зацелованного родителями эгоиста.
Ага! Вот и договорились, Семен Максимович! Сейчас я ей тут все покажу, все расскажу, и она прямо сегодня и приступит!
А Лара, когда приедет, что скажет?
Хм А кто у нас тут генеральный директор, Семен Максимович? Вы или Лара?
Я. Я, конечно. Но все-таки.
А что Лара Она, можно сказать, уже с готовым фактом в лице Дины столкнется. Ничего, обойдется, я думаю. В смысле, не Лара обойдется, а ситуация сама по себе обойдется
Хорошо. Договорились. Идите! Некогда мне тут с вами. Лезут и лезут со всякой мелочью, работать не дают неожиданно раздражаясь, проговорил он звонким высоким голосом. Диля про себя усмехнулась хорошо, хоть ножками капризно не засучил и на пол с рёвом не грохнулся. И на том спасибо.
Ну, видела? сердитым шепотом спросила Ирина Григорьевна, когда они очутились в небольшой комнатке с полками, заставленными всякой хозяйственной мелочью. Поняла, с кем тебе работать придется?
Да. Поняла, обреченно закивала Диля.
Но ты должна зубы сжать и терпеть, чтобы удержаться. Здесь платят, между прочим, очень даже неплохо.
А сколько я буду получать?
Как офис-менеджер шестьсот долларов.
Сколько?! ахнула Диля, подавшись корпусом вперед. За принеси-подай шестьсот долларов?! У нас такую зарплату только большие начальники получают
Ну, ты особо не обольщайся на этот счет. Здесь и жизнь намного дороже.
Так можно же по-всякому жить И дорого можно, и дешево можно. Ирина Григорьевна, а Лара это кто?
Я ж тебе уже говорила! Это наш финансовый директор. Ох, и умнющая девка! Она сейчас в отъезде, у нее отец в Калининграде в больнице лежит. Она тут все основные дела и вершит, Лара-то. А Сёма так, не пришей кобыле хвост, но для видимости будто главнее его и нету. В общем, генеральный генерал. Поняла?
Поняла
Так что работай, Диля. То бишь Дина. Старайся, как можешь, изо всех сил. Из штанов выпрыгивай. Если покажешь себя хорошо, то, может, и надолго тут приживешься.
А вы? Вы же после операции вернетесь?
А оно еще неизвестно, как будет после операции. Может, я уже и на ноги свои не встану. В моем-то возрасте.
А вы? Вы же после операции вернетесь?
А оно еще неизвестно, как будет после операции. Может, я уже и на ноги свои не встану. В моем-то возрасте.
Да какой у вас возраст
Ладно. Замнем для ясности. Мне льстить совсем необязательно. А вот Сёма, учти, прямую и грубую лесть ужас как любит. Глазки по возможности восхищенные делай, когда на него смотришь. Ну, знаешь, по-женски так, будто бы ты совсем дурочка искренняя.
В смысле? Он что, приставать любит?
Ага, размечталась! Он любит, когда его любят, а в обратную сторону он не умеет. Ну, в общем, сама со временем разберешься. Сейчас я тебе все тут покажу, расскажу, со всеми познакомлю. Ой, чуть не забыла, я же главного тебе не сказала! У них тут обычай заведен по утрам всем вместе завтракать. И это тоже твоя обязанность будет кофе варить, апельсиновый сок давить, йогурты, колбасу-сыр для бутербродов покупать. На это специальные деньги выделяются. В общем, ничего сложного, как сама понимаешь. А только к вечеру ноги гудят так, что до дому их едва волочёшь.
Ну, за шестьсот-то долларов можно
Ага. Давай. Флаг тебе в руки. Что ж, идем, хозяйство принимать будешь.
Ноги действительно к вечеру загудели, как и обещала Ирина Григорьевна. Хотя вроде ничего особенного они и не делали. Разве что по магазинам прогулялись, где Ирина Григорьевна закупала обычно всякую офисную канцелярщину. Ну, в супермаркет продуктовый еще зашли, продуктов купили, чтобы офисный холодильник заполнить.
А они только бутерброды на завтрак едят или можно еще что-нибудь приготовить? задумчиво спросила Диля, когда они возвращались в офис, нагруженные пакетами.
В смысле? Чего приготовить? удивленно вскинула на нее глаза Ирина Григорьевна.
Ну Можно дома испечь что-нибудь вкусненькое, например
Не знаю. Я никогда такого не практиковала. Еще чего домашним баловать. Потом на шею сядут, и сама не заметишь, как в обязанности войдет. А впрочем Вот возьми да и прояви фантазию! Может, оценят. Хотя это вряд ли. Сама же видела, какой там народец! Чем больше для них стараешься, тем меньше тебя уважают. Но тебе на первых порах и в самом деле надо прогнуться. Так что валяй. Пеки свое вкусненькое.
А я тогда самбусу им завтра принесу! Можно было бы и кетламу испечь, и чевати, но тандыра-то я все равно нигде не возьму!
Ирина Григорьевна остановилась, глянула на нее насмешливо и несколько настороженно, потом проговорила тихо, будто сама своих же слов стесняясь:
Ты это, Дин Ты не очень-то словечками этими щеголяй, ладно? А то звучит как-то не по-офисному. Боюсь, не поймут тебя. Ты не обижайся, но лучше не надо. Тем более ты же сама решила не Дилей, а Диной стать. Вот и становись потихоньку. А кстати, тандыр это что?
Это печка такая, в которой лепешки пекутся кулча, кетлама, чевати
А, поняла! Я как-то в кино это видела. Тесто в руках раскатывается, а потом шлеп! и к горячей стенке прилепляется. Вкусно, наверное. А самбуса это что?
Это слоеные пирожки с бараниной.
А для них тандыр не нужен?
Нет. Их в духовке можно испечь.
А, так это навроде наших беляшей? Ну, стало быть, и пеки свою самбусу на здоровье! Завтра всех стряпней и поразишь
Домой Диля припозднилась пришлось в супермаркет заскочить за продуктами. Да и не в один. Хорошая свежая баранина нашлась только в третьем по счету, и потому застала она тетю Таню уже на выходе из квартиры. Тут же сунулась было проводить ее на вокзал, но женщина отмахнулась сердито:
Да что я, сахарная барыня, что ли, провожать меня? Оставайся уж, домовничай. Да смотри, чтобы все в порядке было! Я тебе доверилась, так что не подведи. Хотя и рискую я, оно понятно Ну да ладно, пусть в память о Маше будет. Она бы моей Тамарке, если доведись, тоже бы помогла. Добрая она была, Маша-то, и душою тонкая. Помню, все подряд книжки запоем читала, стихов наизусть всяких знавала страсть! Жалко, пропала ее жизнь ни зазря