Обняв за плечи Алишера, он двинулся вперед, оглянулся, улыбнулся Диле ободряюще. Прихрамывая, она пристроилась рядом, пошла, морщась от боли в боку.
А ты, значит, давно здесь живешь, Илхом? Раз квартиру снимаешь, жену выписал
Да. Давно живу. Шесть лет уже. Еще год осталось.
Почему год?
Ну, еще год поработать, и можно уже дом начинать в Душанбе строить. У меня уже и участок есть. Матери дали как заслуженному учителю.
Да все так говорят дом, дом тихо перебил его Сафар. Пока ты здесь на дом зарабатываешь, цены на стройматериалы в Душанбе втрое вырастут.
Я заработаю! Я все равно построю! быстро и резко обернулся к нему Илхом, и Диле показалось, что разговор этот меж братьями тема давняя и болезненная, и лучше благополучно свернуть от нее в сторону.
Ребята, а как тут вообще? Трудно тут жить?
Да как тебе сказать Это от многого зависит. Как повезет. Если к своим попадешь, к душанбинцам, то ничего еще. У нас на стройке все душанбинцы. А уж если с подрядчиком повезет и честным окажется это вообще большая удача. А вообще, к здешней жизни долго привыкать надо. К тому, как к тебе относятся.
А как относятся?
Ну, что тебе сказать Если свое самолюбие спрятать куда подальше, то ничего еще, жить можно. Мы же ни на что не претендуем, делаем черную работу, на которую местные не идут. А на остальное глаза закрыть можно.
Ага. Конечно, можно, тихо, но зло проговорил Сафар. Те же скинхеды нас постоянно бьют, а суды потом это простым хулиганством называют. Помнишь, какой процесс был, когда убийц таджикской девочки оправдали?
Да помню, помню поморщившись, отмахнулся от него Илхом. Чужая страна чужих не защищает, это понятно. Россия большая, но она вроде мачехи, пришлых со стороны не жалует. Да это и правильно, наверное.
Да почему правильно? снова резко возразил Сафар. Почему правильно, брат? Возьми вот Америку, например! Там гораздо лучше к мигрантам относятся!
Да откуда ты знаешь про Америку? Выдумал себе Америка
Я знаю, я читал!
Ну так и поезжай в свою Америку, если такой умный. Там тоже, между прочим, работать надо. Какая разница, где работать? Если ты приехал свои руки продавать, а не наркотики Нет, мне никакая Америка не нужна. Я здесь привык. Хотя иногда очень, очень обидно бывает, когда на тебя как на черного рабочего осла смотрят. Понимаешь, мы тут для них все на одно лицо, будто из Средневековья выпавшие. А у меня, между прочим, прадед за Москву в Великую Отечественную воевал, родители высшее образование имеют, я сам хотел учиться, да женился рано Теперь мне Зебе пятерых родила, надо дом строить.
Вон там, на той стороне, клуб есть снова вкрадчиво встрял в разговор Сафар, тронув Дилю за плечо и показал куда-то вдаль ладонью, там, знаешь, на входе табличка всегда висела «Таджиков не пускать». Представляешь? Как будто мы все заразные. Обидно, да?
Сафар у нас больше по клубам страдает, чем по заработку! коротко мотнул в сторону родственника головой Илхом, усмехнувшись. Готов даже свинину есть, только чтоб его здесь за своего приняли. Молодой еще, что с него возьмешь? Пусть танцует, пока молодой. А по мне, так хоть сто табличек на двери повесьте, лишь бы с зарплатой не кинули.
А вы где в Душанбе живете, ребята? быстро переменила тему Диля, чувствуя, как Сафар напрягся и приготовился дать Илхому словесный отпор. Я в Гиссарском районе жила, на Колхозной улице
Дальше разговор пошел уже в более спокойном русле, выяснились и общие знакомые, и больницу ребята знали, в которой Дилин отец работал. А за разговором и дошли быстро.
Нам эту квартиру бабушка одна нашла, вахтерша с нашей стройки, открывая перед Дилей ржавую железную дверь подъезда, пояснил Илхом. Хорошая такая бабушка, помогает нам здорово. На почту ходит, деньги наши домой отправляет. Нам самим опасно на почту ходить, там караулят уже, отбирают сразу. А на русскую бабушку кто подумает? Хорошая женщина, добрая, понимающая. Мы ее матушкой называем. Осторожно, точик, там ступеньки сломанные!
Квартирка, как и сам дом, в который они пришли, оказалась довольно убогонькой. Голые стены, старая допотопная хозяйская мебель, вытертый ковер на полу, на тахте сложены большой аккуратной стопкой одеяла, постельное белье. В комнатах было довольно чисто, вкусный мясной запах сразу ударил в ноздри, чувствовалось, что еды здесь готовили много. Зебе, полноватая, приветливая, в длинном свободном платье, разглядывала Дилю с Алишером очень сочувственно, потом предложила, передавая годовалого малыша на руки Илхому:
Я тебе свое платье дам, а одежду надо зашить, постирать. Снимай, я постираю.
Нет, спасибо, стирать не надо. Ты мне щетку дай, я сама почищу. И нитку с иголкой. И умыться бы
Иди в ванную. Я сейчас все принесу. Вы у нас ночевать будете?
Это «ночевать» прозвучало у нее даже не вопросом, а, скорее, некой неотвратимой готовностью принять незнакомых людей на ночлег. Илхом, усмехнувшись, пояснил Диле:
Она у меня уже привыкла, что все время кто-то ночует. У нас тут как перевалочный пункт приезжают, уезжают, иногда человек по двадцать к ночи набирается. И еды надо много готовить. Но Зебе хорошая жена, она справляется.
Зебе закивала радостно, с любовью глянув на мужа. Потом присела перед Алишером на корточки, потянулась было погладить по голове, но Шурик тявкнул, заворчал сердито, и женщина засмеялась, отдернула быстро ладонь.
Он собачку защищал, ее отобрать хотели, очень серьезно пояснил жене Илхом. Молодец, не испугался. Сейчас они умоются, почистятся и обедать будем. У тебя плов готов?
Да. У меня всегда все готово, ты же знаешь. И для тебя, и для гостей.
Диля вздохнула, улыбнулась про себя как же она счастлива в своей покорности, эта обычная таджикская женщина! Тихая улыбка, наивный взгляд из-под платка, детское ожидание похвалы за хорошее поведение. Да и сама Зебе, несмотря на ее полноту, скорее походила на девочку, чем на мать пятерых детей. Даже похожее на зависть чувство шевельнулось внутри хорошо этой женщине, ни о чем думать не надо, рожай себе и рожай, и жди, когда муж денег заработает и дом в Душанбе построит. А может, это была не зависть. Может, это папина в ней половина, которая таджикская, взяла и взыграла болезненно генами, напомнила о себе таким образом.
Когда они с Алишером, умытые и почищенные, вышли из ванной, Зебе уже вовсю хлопотала вокруг большого обеденного стола. Диля хотела было предложить ей свою помощь, но внимание ее привлекла комнатная стена. Странная это была стена вся в пришпиленных и приклеенных маленьких бумажках. Подойдя поближе, она попыталась их разглядеть имена какие-то, телефоны, адреса, фамилии
Это у нас «стена плача» называется. Как у евреев, грустно проговорил за ее спиной Илхом. Все, кто здесь бывает, на всякий случай координаты свои оставляют. Наших, знаешь, как много пропадает? Вот, иногда по этим бумажкам и находимся И ты оставь на всякий случай. Напиши адрес, телефон, где тебя знают.
Да ну отмахнулась от него испуганно Диля. Я пропадать не собираюсь.
Это у нас «стена плача» называется. Как у евреев, грустно проговорил за ее спиной Илхом. Все, кто здесь бывает, на всякий случай координаты свои оставляют. Наших, знаешь, как много пропадает? Вот, иногда по этим бумажкам и находимся И ты оставь на всякий случай. Напиши адрес, телефон, где тебя знают.
Да ну отмахнулась от него испуганно Диля. Я пропадать не собираюсь.
А ты все равно оставь. Мало ли что. Вон, возьми бумагу и ручку, на тумбочке лежат. И кнопки там есть.
Диля вздохнула, покорно записала на бумажке номер своего мобильника, номер квартирного телефона тети Тани, потом, подумав, и адрес тети-Танин туда же записала. Пришпилив бумажку к стене, отступила на два шага, будто любуясь своей работой, потом вернулась и приписала зачем-то еще и адрес Ирины Григорьевны. Подумала секунду и вывела рядом имя Шурик. Вдруг стало самой смешно а чье еще имя, кроме Шурика, ей сюда записать? Тетя Таня уехала, Ирина Григорьевна в больнице, никто ее искать больше и не кинется
Ушли они из гостеприимного дома только к вечеру Илхом проводил их до автобусной остановки.
Хорошая у тебя жена, чтобы сделать ему приятное, в десятый уже раз, наверное, проговорила Диля. Повезло тебе.
Да. Хорошая. Только по детям скучает, по ночам плачет вздохнул Илхом. Старшие в Душанбе с бабушкой, сюда только самого маленького взяли. Я тоже один здесь не могу, от тоски вою. Но ничего, немного осталось. Дом за меня все равно никто не построит, правда?
Правда. Это хорошо, когда цель есть. А мне здесь как-то устраиваться надо. Навсегда.
Почему так?
Да долго рассказывать
Ну, хорошо. Не хочешь, не рассказывай. Трудно будет, заходи. Мы всегда поможем.
Зайду. Обязательно зайду. Спасибо тебе, Илхом. Все, пока, вон наш автобус идет!
Дома, уложив спать Алишера, она подошла к окну, глянула в сырую, исходящую мелким дождем темноту, вздохнула и вдруг заплакала. Вовсе она не собиралась плакать, само собой вышло. А может, так надо было. Душевная неприкаянность своей положенной порции слез требует. И неустроенности тоже надо слезный долг отдать. И страху. И темноте за окном. В конце концов, она же не русская суперженщина, которая коня на скаку и все такое прочее, она всего лишь ее жалкая, заблудшая в чужих краях половинка, хилая полукровка, ни там и ни сям не пригодившаяся, везде чужая Пусть душа поплачет. Ей надо.
В понедельник Диля собиралась на работу с трепетом кто его знает, как отреагирует на нее неведомая Лара? Вдруг в позу встанет, оскорбится ее мигрантским недостойным происхождением? Тем более из комментариев и интонаций, из отдельных реплик сотрудников она уже успела сделать вывод Лара та еще штучка. Мощная, волевая, властная. Как раз та самая суперженщина, которая коня на скаку.
В офисе еще никого не было, но из открытой двери Лариного кабинета слышался весело похрюкивающий голос Семена Максимовича, переплетающийся с чьим-то женским, звучащим спокойно, даже несколько снисходительно. Приехала, значит, суперженщина. Что ж, увидим
К утреннему завтраку, против Дилиного испуганного ожидания, вышла довольно приятная блондинка, да еще и с голым пузом. Правда, слегка голым оставалась меж поясом узких джинсиков и стильным коротким пуловером маленькая полоска гладкой, чуть загорелой кожи. Красиво, конечно, и даже офисным неприличием не попахивает, будто так и положено здесь ходить. Причем одной только Ларе. Раз у нее тут особое положение. А на других это положение, похоже, не распространяется. Диля это обстоятельство сразу для себя и уяснила без лишнего удивления, как само собой разумеющееся.