Тетка нехотя поднялась со стула и, в последний раз испепелив Дилю взглядом, важно двинулась к двери. Потом обернулась, проскулила неожиданно высоким, невесть откуда взявшимся голоском:
А меня домой кто-нибудь отвезет? Поздно уже, транспорт не ходит
Сейчас патрульная машина как раз по вызову на вашу улицу пойдет. Идите скорее, а то не успеете! будто подтолкнул ее взглядом полицейский.
Потом, переведя глаза на Дилю, произнес устало и равнодушно:
Теперь с вами разберемся, гражданка Салохова. Регистрации, как я понял, у вас на сегодняшний день нет.
Нет. Уже нет, грустно подтвердила Диля.
И срок пребывания закончился.
Да. Закончился.
И разрешения на работу вы не оформляли. Теперь, стало быть, еще и на краже попались.
Нет! Я ничего у этой женщины не крала! Честное слово! Я вообще никогда и ни у кого Ни разу в жизни Что вы
Закипевшие в носу, в глазах, в горле слезы не дали ей договорить, да и ни к чему это было, наверное. Слишком уж выражение лица у полицейского вышло наружу то самое особое. Никаких эмоций не отображающее, кроме, пожалуй, некоторой брезгливости к ее слезам и незаконному статусу мигрантки.
Ладно. Все равно мне вас полагается задержать до выяснения обстоятельств.
Каких обстоятельств? Я ничего не украла!
Вот следователь придет и разберется, и все выяснит. Может, и отпустит вас под подписку до депортации. А может, и административное выдворение оформит Хотя это вряд ли. Это если ваше участие в краже личного имущества не докажут.
Отпустите меня, пожалуйста коротко всхлипнув и понимая уже, что никуда ее не отпустят, в отчаянии прошептала Диля. У меня ребенок у знакомых оставлен, он же меня потеряет, перепугается Ну, можно мне хотя бы позвонить
Что ж, звоните. Это не воспрещается, один звонок можно хоть кому сделать, вдруг ни с того ни с сего решил свеликодушничать полицейский, отыскивая среди ее вещей телефон. И было непонятно, что он имел в виду под этим «хоть кому». То ли неважно, русским является задержанный или таджиком, то ли все равно, какому абоненту этот звонок будет адресован.
Илхом сразу же взял трубку, после первого же звонка. Прокричал радостно:
Эй, точик, ты где? Может, тебя встретить? Поздно уже!
Илхом, я в полиции почему-то загораживая ладошкой трубку, сдавленно проговорила Диля.
Где?!
В полиции!
Ай, как же так Ну как же так, женщина, у тебя же регистрации нет, срока пребывания больше нет Ай, женщина! Чтоб тебя! А как так получилось, точик?
Голос у Илхома был очень расстроенным, и снова захотелось плакать, но она сдержалась из последних сил, проговорила торопливо:
Долго рассказывать, Илхом! Я не смогу тебе больше позвонить! Ты подержи у себя Алишера, ладно?
Да без вопросов, точик
Ты скажи ему, чтобы он меня ждал! Чтобы не волновался. Я обязательно за ним приду! Обязательно Он знает, пусть ждет меня!
Ты только держись, точик. Плакать не надо. А за Алишера не волнуйся, пожалуйста. Если депортировать будут, без ребенка не имеют права. Ты им так и скажи! А я постараюсь что-нибудь для тебя сделать Ты в каком отделении находишься?
Кажется, в Октябрьском Да, в Октябрьском!
Полицейский тут же вскинул на нее голову, посмотрел подозрительно, и Диля, вздрогнув, непроизвольно нажала на кнопку отбоя, быстро протянула ему телефон:
Спасибо
Да не за что. Завтра следователю обязательно про ребенка скажите. Его надо будет в бумаги вносить, если миграционная служба распоряжение на депортацию оформлять начнет.
А без него меня не отправят?
Нет. Не отправят.
Он встал из-за стола, открыл дверь, прокричал в глубину коридора:
Василюк! Зайди!
Через минуту чернявый плотный полицейский Василюк, дожевывая что-то на ходу, вел ее по длинному коридору, гремя связкой ключей на спущенном с выпуклого пуза поясе. Открывая железную дверь с окошком, скользнул по ее лицу взглядом и отвернулся равнодушно, будто ее заплаканным лицом сильно разочаровавшись. Диля ступила за порог, огляделась. Дверь лязгнула у нее за спиной, закрываясь, и противный тошнотворный холодок, едва задержавшись внизу живота, начал подниматься кверху, парализуя остатки воли. Она стояла, не трогаясь с места, разглядывала почти равнодушно серое жалкое пространство, сплошь состоящее из двухъярусных железных кроватей, насыщенное запахами еды, немытого тела, тоски и тревожного ожидания.
Чего стоишь? Думаешь, под твою задницу лежанка сама подъедет? подняла голову с плоской подушки одна из женщин. Вон койка свободная, наверху Белье, наверное, только утром принесут.
Взобравшись на твердую лежанку, Диля подтянула коленки к подбородку, ткнулась лицом в серую подушку без наволочки. От подушки пахло хозяйственным мылом и хлоркой, и этот медицинский запах вдруг напомнил ей о недавнем совсем прошлом, о папиной больнице, о девочках из регистратуры, о маме, которая ждала с ужином дома, о персиковом дереве во дворе, неизменно дарящем розовое весеннее цветение и летние оранжевые, как маленькие солнца, наполненные соком плоды. Как же хорошо жила она там, в Душанбе Как жаль, что ничего этого больше нет. И ехать, то есть, говоря местным полицейским языком, депортироваться и административно выдворяться, ей больше некуда. И жить тоже некуда. А жить надо. Там, у Илхома, Алишер ее ждет
Эй Ты плачешь, то ли? почувствовала она на плече прикосновение чьих-то пальцев.
Диля тронула себя за лицо правда, мокрое. Наверное, она забылась и заснула, и заплакала во сне нечаянно.
Хочешь чаю? снова пошелестел снизу женский голос.
Подняв от подушки голову, она увидела перед собой лицо нестарой еще таджички. Коричневая, будто слегка дубленая кожа, сросшиеся черные брови, два металлических зуба блеснули в улыбке, цветастый шелковый платок на голове узелками назад.
Спускайся давай, чаю попьем У меня хороший, зеленый. А кипяток здесь всегда есть.
Чаю, несмотря ни на что, и правда хотелось. Горло, казалось, совсем пересохло от слез, требовало спасительной горячей влаги.
Садись на мою койку, она как раз под твоей. Держи кружку, тихо прошептала женщина. Ты ведь тоже таджичка, да? спросила она уже по-таджикски, осторожной кошкой садясь рядом.
Нет. Я только по паспорту таджичка. А впрочем на секунду задумалась она, нахмурившись, Да, я таджичка! Конечно же, таджичка. И по паспорту, и вообще. Хотела быть русской, но не получилось
Ты красивая, точик! снова тронула ее за плечо женщина сложенными в щепоть пальцами. Как тебя зовут?
Диля. Дилфуза. А вас как?
А меня Назира. А ты здесь как оказалась, Дилфуза?
Диля жадно сделала большой глоток чаю, оторвалась от кружки, задумчиво пожала плечами. Не хотелось ей про себя ничего рассказывать. Не хотелось, и все. Потому недипломатично ответила вопросом на вопрос:
А вы как?
Да что я Со мной все ясно. Я перевозчица, таскаю туда-сюда травку. А иногда и что позлее.
Героин?
Т-ш-ш Тихо ты. Не говори так громко.
Просьба прозвучала уж слишком заговорщицки, задушевно почти, и Диля инстинктивно отодвинулась от собеседницы в сторону, чуть не расплескав на себя чай.
Ты не бойся меня, чего ты повернула к ней голову Назира, обиженно округляя глаза.
А я и не боюсь. Просто Не понимаю я этого. Не понимаю и не принимаю. Не хорошо это.
Да уж конечно, чего тут хорошего! тяжело вздохнула женщина, покачав головой. Сама знаю, что ничего хорошего тут нет, подлая эта работа А только и выхода у меня другого тоже нет. Жить надо, детей растить надо. Да и не по своей я воле в этой работе оказалась. Заставили.
И все равно, я бы никогда гневно прошептала Диля, но собеседница ее перебила:
А ты не бросай зря такие хорошие слова, точик! Оставь на потом, пригодятся! Если б тебя твоим ребенком пугали, поехала бы, никуда б не делась. У тебя ребенок есть?
Есть. Но все равно
Погоди. Говорю же не бросайся словами. Послушай лучше меня.
Она вздохнула, горестно уставилась в свою кружку, потом отпила медленно, дернув кадыком на худой коричневой шее, заговорила тихо:
Меня очень рано замуж отдали, и пятнадцати лет еще не было. Семья наша бедная была, а за меня хороший калым взяли. Муж меня на двадцать лет старше был. Плетками бил, когда вздумается. Я ему детей рожала, а он меня бил. А потом он умер, и еще хуже стало. У нас ведь как? Таджичка при муже не человек, а без мужа и вовсе не человек. Оступился мой старший сын, и меня к этому делу привязали, как курдюк с вином к ослу. И ничего не сделаешь поехала. Первый раз, потом второй А если бы не поехала, сына бы погубили. Я знаю.
Но ведь вы же другим матерям горе возите! Своего сына спасаете, а других Поэтому к нам так и относятся, что с этим делом всех подряд связывают!
Но ведь вы же другим матерям горе возите! Своего сына спасаете, а других Поэтому к нам так и относятся, что с этим делом всех подряд связывают!
Эх, точик, глупая ты еще Виноватого в своих бедах всегда проще найти, чем на себя пальцем показать. Когда другой виноват, свои огрехи не видятся. Ну вот скажи мы ж им водку не возим, а они ее все равно пьют!
Так то водка
А какая разница, скажи? Кому не надо, тот за водкой в магазин пойдет. Как и за травкой к продавцам. Если б не покупали, мы и не возили бы Хотя ты, если уж честно, права. Права, конечно. Горе это. И для меня горе. Но что делать заставили Плохой это разговор, точик! Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим!
Тогда объясните мне, пожалуйста Мне сейчас сказали, что будут документы готовить на депортацию либо на административное выдворение. А какая тут разница, я не понимаю?
Ой, что ты! Очень большая разница! Если депортируют это очень даже хорошо! Немного времени отсидишься, и можно обратно сюда ехать. А выдворение это через суд, это уже на пять лет без права въезда. Но вообще-то они редко кого выдворяют, там возни с бумагами больше. Или депортируют, или уголовное дело заводят и на зону отправляют.
А выпустить до депортации могут?
Могут, под подписку.
А как сделать, чтоб выпустили?
Так это уж следователь будет решать.
Да. Сказали, что завтра мои документы следователю передадут.
Ну, на завтра ты не сильно надейся. Завтра суббота. Теперь уж только в понедельник.
В понедельник?!
Ну да А как ты хотела? Я вот, например, уже неделю здесь толкаюсь Жду, когда меня в следственный изолятор переведут. Там, говорят, мест нет. Э, да чего ты прокисла опять, точик? Ты держись, нельзя так! Душу под замок запри, и держись. Сама говоришь сын у тебя!
Да, у меня сын Алишер смахивая со щек слезы, с трудом проговорила Диля и подняла глаза вверх, пойду я спать, Назира. Устала. Спасибо тебе за чай.