Степной ужас - Бушков Александр Александрович 28 стр.


Подбежали двое патрулей, оторопело уставились на пожарище. Один спросил недоуменно:

 Что стряслось, хлопцы?

 Не видишь, горит  сквозь зубы сказал Гоша, бросил шинель под ноги и потянул из кармана трофейный портсигар. Кончиком сигареты попал в пламя зажигалки только с третьего раза. Я тоже потянулся к карману, но вспомнил, что мой портсигар остался на ночном столике. Бесцеремонно залез в Гошин. Первая спичка сломалась и потухла, закурил только со второй.

Подбежали от обоих домов минометчики и связисты, человек десять, почти все распоясанные, но все с винтовками. Кто-то словно разочарованно выдохнул:

 Тю Мы думали, тут бог весть что, а оно вон что

Другой, по тону ясно, записной балагур, подхватил:

 Видать, хлопцы примус без присмотра оставили. Что ж вы так, хлопцы? Такой гарнесенький домик вам достался, а вы его на дым пустили

 Да поди ты!  прямо-таки взревел Гоша и послал его на семь этажей с мезонином.  Не было никакого примуса

 Что случилось, Гоша?  спросил я.

 А я знаю? Проснулся, словно кто пихнул, а уже вся комната занялась

 Да поди ты!  прямо-таки взревел Гоша и послал его на семь этажей с мезонином.  Не было никакого примуса

 Что случилось, Гоша?  спросил я.

 А я знаю? Проснулся, словно кто пихнул, а уже вся комната занялась

 И у нас  поддакнул Тарасюк.

 И у нас,  сказал сержант Чичибабин.  Ни от какого примуса или там лампы такого не бывает. Будто весь дом враз занялся. Ишь, как полыхает

Действительно, зрелище было не из каждодневных. Насмотрелся я горящих домов, наших и немецких, всяких-разных, но тут было что-то совсем другое. Звонко лопнули сразу два оконных стекла, но огонь наружу не пошел, появился дым, но меньше, чем следовало бы при таком пожаре. Золотистое пламя залило всю внутренность дома, словно некая жидкость  стеклянную банку, оно резало глаза, как электросваркой, и мы полуотвернулись. Только теперь подумалось: это куда же мы теперь?

Подошел лейтенант Абрамов, командир минометного взвода,  уж он-то, службист и немножко пижон, был аккуратно затянут в рюмочку ремнями. Хмыкнул, сказал мне:

 Ну что, Веня? Пошли уж, устрою вас как-нибудь, погорельцев. В тесноте, да не в обиде, разместимся,  и начальственным тоном прикрикнул на своих:  Пошли живенько в расположение, славяне! Чего не видели? Чай, не планетарий

Подкатил «виллис», из него проворно выскочил капитан Таласбаев, смершевец,  явился не запылился Огляделся и прямо направился ко мне:

 Что стряслось, старший лейтенант?

 Представления не имею,  ответил я, нисколечко не соврав.  Полыхнуло как-то странно, словно весь дом сразу занялся

Мои ребята поддержали меня нестройным хором:

 Полыхнуло, как бензобак

 Проснулись, а вся комната уже полыхает

 Полыхает  проворчал Таласбаев (мне показалось, он ко мне откровенно принюхивается).  В доме никого не забыли, орлы?

 Как можно, тарищ капитан?  ответил Гоша с прежней своей развальцой (похоже, полностью опамятовался).  Не дети малые и не разгильдяи

Таласбаев буркнул что-то невразумительное, посмотрел на дом. Я тоже. Золотистое пламя уже плясало за чердачным окном, а наружу так и не выбилось, представьте себе.

 Пожарная команда  ноль один,  произнес чей-то незнакомый голос.

Насмешничал, стервец. Откуда здесь и ноль-один, и пожарная команда? Даже если в городке сыщется одна-единственная пожарная машина (от аккуратистов немцев можно ожидать), пожарная команда, ручаться можно, дежурить и не думает  не та обстановка, чтобы соблюдать строгий немецкий орднунг

 Разговорчики вне строя  беззлобно одернул Таласбаев.  Так, вот что Где теперь думаете квартировать, старший лейтенант?

 У меня разместим,  сообщил Абрамов.  Потеснимся

 Тоже выход Старший лейтенант, поставьте у двух соседних домов по двое дозорных. Пока не прогорит. А то еще пламя перекинется.  Он словно прочитал мои мысли.  Почему вы? А потому что вы  по-моему, он подыскивал слова.  Потому что вы некоторым образом за этот дом отвечали.

 Будет исполнено,  хмуро сказал я.

Были у меня подозрения, что на этом дело не кончится

В военную пору была у нас одна песня Хотите послушать слова целиком?

Первая болванка попала танку в лоб,
механика-водителя загнала сразу в гроб.
От второй болванки лопнула броня,
мелкими осколками поранило меня.
Третья болванка угодила в бензобак,
выбрался из танка сам не знаю как.
А наутро тянут меня в особотдел:
что же ты, зараза, вместе с танком не сгорел?
Не волнуйся, милый,  ему я говорю, 
в завтрашней атаке до пуговиц сгорю.
И назавтра слово я свое сдержал:
на опушке леса вместе с танком догорал

Песню эту я два раза слышал от танкистов, всякий раз под баян. И всякий раз подальше от начальства: ни отцы-командиры, ни особисты песню эту категорически не любили и, если узнавали, реагировали сурово. Сержанта, баяниста и главного певуна во взводе мурыжили с неделю. Под трибунал не отдали, в штрафную роту не закатали, но срезали все до единой лычки и собирались уже исключить из кандидатов в члены партии  да, на его счастье, вскорости состоялся бой, где он, механик-водитель, показал себя самым лучшим образом. Впору было награждать, но наградой его обошли, зато и из кандидатов не поперли

В общем, уже к обеду меня, как выражались в старину, потянули на спрос, к капитану Таласбаеву. Он был казах, но ничуть не походил ни на тупого «чурку» из анекдотов, ни на идиота-садюгу, какими смершевцев в последнее время огульно изображают. Умный был мужик, цепкий, хваткий, три награды имел и погиб в Висло-Одерской операции, не в безопасных тылах отираясь, а будучи на передке. Попортил он мне тогда крови, но все равно земля пухом

Очень быстро определилось направление разговора Сначала капитан стелил мягко: сказал, что я в полку не просто на хорошем счету, на отличном, воевал исправно, в партию вступил в тяжелое время да вдобавок в «нашей системе», как он выразился, в некотором роде свой

Что имелось в виду? Судьба моя военная два раза выписывала зигзаги, сугубо в положительном смысле. Войну я начал зимой сорок первого под Москвой, а весной сорок второго меня, красноармейца стрелкового взвода, выдернули в тыл. Как бы там ни лили грязь на Сталина, а человек был умнейший и умел заглядывать далеко вперед. В период тяжелейшей ситуации на фронте издал приказ: всех, у кого имеется законченное среднее образование, снять с передовой и отправить на офицерские курсы в тыл. Младших командиров была катастрофическая нехватка что в Первую мировую, что в Отечественную, их в первую очередь выбивало. Ну а у меня даже незаконченное среднее  три курса института. Двухмесячные ускоренные курсы  и одна звездочка на погоны. По-старорежимному  прапорщик, а теперь, как у нас шутили, микромайор. Новоиспеченных младших лейтенантов, как правило, отправляли командовать взводами.

Только мне принять взвод не пришлось  определили в особый отдел, я так полагаю, за приличное знание немецкого. Приказы, как известно, не обсуждаются. Служил я, смею думать, исправно, там и первый орден получил к имевшимся уже двум медалям, но душа у меня к этой службе не особенно и лежала. Постараюсь пояснить. В последние годы хлынула поганая волна на особистов и смершевцев  якобы они окопались в тыловых блиндажах, только тем и занимались, что палили из пулеметов в спину собственным солдатикам да шили липовые дела безвинным

Простите великодушно, чушь собачья. Главным делом была борьба с немецкими диверсантами и агентурой. Диверсантов было немало, и они ничуть не напоминали растяп-идиотов из тогдашних «Боевых киносборников»  хваткое было зверье, так просто не одолеешь. И агентуру немцы засылали в массовом порядке, в том числе и подростков. Тут тоже работы хватало.

А заградотряды Без них тогда было не обойтись, в том или ином виде они были во всех армиях. Что греха таить, в первый период войны наши и отступали без необходимости, и бросали позиции. Ласковыми уговорами и призывами к сознательности тут было никак не обойтись. На войне как на войне А что до стрельбы в спину  тут изрядно преувеличено. Вот подумайте сами: начало наше подразделение, деликатно выражаясь, неорганизованный отход, а проще говоря, драп. Порезали их из пулеметов до последнего человека злобные особисты. И что? А то, что особисты сами окажутся лицом к лицу с наступающими немцами Кому это надо? Так что стреляли поверх голов, но не всегда. Случалось еще, что в «паникеры и дезертиры» люди попадали совершенно безвинно  и порой с самыми печальными для них последствиями. Что греха таить, случалось и такое

Была и другая сторона вопроса  наши секретные осведомители в войсках. Вы знаете, я, как и тогда, четко их делю на две категории  информаторы и стукачи. От первых была только польза. Вот, скажем, некий полковник вместо того, чтобы руководить вверенной ему частью, приземляется в блиндаже с санинструкторшей и дня три лакает там водку. Или другой обустраивает себе личное коптильно-колбасное заведение. Или мародерствует с использованием подчиненных так, что это выходит за всякие разумные мерки взятия трофеев. Вы лично бросите камень в человека, который обо всех этих недопустимых безобразиях просигнализировал особистам или смершевцам? Вот видите

Стукачи  совсем другой коленкор, из-за них попадали под раздачу те, кто этого никак не заслуживал, вроде того сержанта-танкиста. Не ту песню спел, не те настроения высказывает, по неосторожности брякнул лишнего  и пошла писать губерния, на такие вещи тоже полагалось реагировать со всей серьезностью и суровостью

Вот это мне и было не по нутру  вербовать осведомителей, возиться со стукачами. Иному дать бы в рыло и выкинуть из блиндажа, да где там  трудолюбиво записывай его слова на бумагу и давай делу ход

Не нравилась мне эта полицейская работа. И весной я добился своего с помощью парочки хитрых маневров, о которых говорить не будем, чтобы не отклоняться от темы. Хитрые были маневры, но, честное слово, без капли подлости. В общем, весной сорок третьего перевели в полковую разведку, где я и провоевал до конца войны. Вот если бы я в тыл стремился, тогда да, была бы подлость, а в том, чтобы посредством хитрых ходов попасть на гораздо более опасный участок фронта, никакой подлости нет

Не нравилась мне эта полицейская работа. И весной я добился своего с помощью парочки хитрых маневров, о которых говорить не будем, чтобы не отклоняться от темы. Хитрые были маневры, но, честное слово, без капли подлости. В общем, весной сорок третьего перевели в полковую разведку, где я и провоевал до конца войны. Вот если бы я в тыл стремился, тогда да, была бы подлость, а в том, чтобы посредством хитрых ходов попасть на гораздо более опасный участок фронта, никакой подлости нет

Назад Дальше