Вместе с моими передними зубами выпал первый снег. Как-то сразу, почти в один миг, наступили вдруг стужа и разочарование холод души неимоверный. Неприкаянный, я брожу по древнему городу, засунув руки под мышки, пытаясь не отпускать на волю последнее тепло. Но многошвейные лоскуты, вдоль и поперек изодранные лохмотья, подобно папиросной бумаге, бессильны согреть меня. Я плетусь, едва передвигая окоченевшими, несгибающимися босыми ногами, и от отчаянья то скулю, будто бездомный пес, то бормочу нечленораздельное: а-а-а!.. Как вдруг слышу над своей головой, где давно уж не тает иней, голос твердый и обнадеживающий. Я не спутаю его ни с каким другим!
«И я сказал: а-а-а, Господи! Я, как дитя, не умею говорить. Но Господь сказал мне: не говори я дитя, иди, куда Я пошлю, и говори все, что прикажу», вовремя вспоминает слова пророка шут Пепи. От его голоса на душе сразу становится теплей, и даже ноги и руки, кажется, не так сводит от холода.
Я вижу впереди золотое свечение, чей-то прекрасный лик Иль то зимнее солнце садится за город? На какой-то миг испугавшись, тревожно вглядываюсь от озноба взор мой скачет, как прицел у перевозбужденного стрелка. Нет, то не закатное солнце манит меня сквозь студеное марево. Ведь светило умирает на западе, а золотое видение явилось мне с востока Упоенно повторяя Его имя, направляю вконец одеревеневшие стопы навстречу чудному свету. С нетерпением жду избавления Вдруг, оступившись, по пояс проваливаюсь в зимний пух ров, полный чистого снега. И снова слышу голос Пепи:
Он ждет тебя. Но прежде очистись от грязи мирской
Скинув с себя остатки рубища, жадными пригоршнями хватая снег, я тру, тру, тру свое тело. Я снова его люблю
16
Ален очнулась, в правом виске тревожно тикала жилка. Предчувствуя новую беду, провела рядом рукой пусто. Лишь след на толстом паласе от недавно лежавшего тела. От следа пахло мылом и плесенью. Как-то сразу Ален догадалась: не гнилью, не гноем, а именно плесенью. Так пахнут древние книги и, возможно, вся святая старина. Но сама Ален еще так молода. И Эрос тоже очень молод. Эрос
Эрос?! Где мой Эрос?! Ален немедленно подхватилась, одернула топик на высокой груди, задышала часто-часто, будто напуганная до смерти Но уже в следующий миг обнаружила своего Эроса, замершего перед монитором. В первое мгновенье показалось, что это уже не человек, не ее возлюбленный, а успевший одеревенеть труп.
Поборов страх, она коснулась его виска теплый. Трепещет, легонько подрагивает под пальцами. Но взгляд ужасный, остекленевший, будто Эрос принял слишком большую дозу
Эрос Эрос! Черт бы тебя побрал, Эрос!! Миленький, я убью тебя, слышишь?!.. Боже, он что-то бормочет
Близко-близко к его губам Ален склонила голову теплый воздух нежно коснулся ее уха:
Прости засранца, прости засранца, прости
Ален болезненно поморщилась и в этот момент зазвонил телефон. От неожиданности она вздрогнула, косо глянула на телефон, стоявший слева при входе в комнату, тот продолжал разрываться.
Блин, тебя только не хватало!
Поискала взглядом, чем бы таким в него запустить. Телефон не будильник ошибается не однажды, но верен всю жизнь А он звал и звал.
Вот зануда! Да, алло! Кто это?!
Ален, как с того света донесся слабый голос Палермо.
Ну что тебе? неприветливо отозвалась девушка, вновь вперив взор в безжизненное лицо Эроса. Давай поговорим утром, я чертовски хочу спать.
Постой, не клади трубку! Я знаю, ты хочешь это сделать!
Отстань, Палермо! Лезешь со всякой ерундой Эрос заговаривается. По-моему, он дошел
Ален, это все не так! Ален, он вернулся! голос Палермо вдруг стал невыносимо громким, будто резко улучшилась связь или в ухе Ален пробило пробку.
Не ори так! Кто он? на мгновенье она отняла трубку от уха, бессмысленно вытаращилась на нее, будто ожидая, как из трубки появится картинка того, из-за чьего возвращения Палермо лишил ее покоя
Карпов, Ален, Карпов вернулся!!
Боже!.. Ален повернула к Эросу вмиг побелевшее лицо. Ты слышишь, Эрос, Андрей
В следующую секунду как будто слова Ален послужили тому сигналом монитор озарила золотая вспышка. Невиданной мощи и красы!
Ох ты! девушка обмерла, не в силах пошевелить рукой, продолжавшей сжимать трубку.
Голос Палермо в ней уже пел от счастья.
Что там, Ален?! Не молчи, Ален! он вновь забеспокоился, почуяв неладное.
И вдруг раздался голос Эроса, с каждым мгновеньем становясь все крепче, радуя жизненной силой веры Не веря своим глазам, Ален смотрела, как оживают губы любимого, как пробуждается в нем дух.
Господи, Ты услышал меня, Ты внял моим молитвам, Господи! плечи Эроса сотрясали рыдания, он вытирал слезы рукой. Господи, что б я делал без Тебя!..
Ален, не зная, что предпринять, терпеливо ждала. Вдруг Эрос осекся, замер, вжал голову в плечи, медленно повернулся к девушке. Она облегченно вздохнула, улыбнулась устало: лик его вовсе не был испуган и жалок. Напротив, долгожданным приливом к нему возвращалась жизнь.
Ален, я
Я все знаю, мой дорогой, она стала перед ним на колени. Я все видела: ты сильный и чистый. Я люблю тебя, Эрос.
Научите меня верить в Бога
И покройте древесной корой
Я раскинусь над потной Дорогой
Огнедышащей летней порой.
А потом с топорами придите
И под корень срубите меня,
Распилите и долго сушите
У кормящего грудью Огня.
Разведите закатные краски
И придайте мне облик Христа
Я сомкну на раскрашенной маске
Вместо губ четвертинку Креста.
Те стихи, что Ален не успела прочесть в такси.
Те стихи, что Ален не успела прочесть в такси.