Тогда вам придется вскрыть вены, броситься под машину или прыгнуть с балкона.
Хм, спасибо за исчерпывающий ответ.
Затем Ален вызвала такси «058»:
Моему другу требуется срочная медицинская помощь!
Что, передозировка?
Нет, наоборот, дефицит общения.
Ну-у, это меняет дело! Назовите адрес, я выезжаю
Таксист попался с чувством юмора и еще не задолбанный клиентами. Видимо, недавно выехал на маршрут. Голова Эроса со слипшимися, почерневшими от крови волосами, распухшим лицом, а главное, неимоверно тяжелая, как будто вместе с ударами в нее вколотили некий тайный смысл, к которому бедолага Эрос не был готов всю дорогу норовила слететь с его плеч. Ален, нервничая, вправляла обратно голову и умоляла потерпеть, совсем немного потерпеть, горячо нашептывая в правое ухо самые невозможные обещания. В ответ голова, не раз ею целованная и виденная во сне, а сейчас изменившаяся почти до неузнаваемости, фаршированная болью, страхом, незнамо какими мыслями, вдруг произнесла внятно и с выражением. Будто в голове, в тот момент воспринимаемой Ален отдельно от плеч, рук, шеи отдельно от остального Эроса, открылось второе дыхание. Вернее, второй голос. Сильный. Глубокий. Бездонный. Чужой. Голос, вдруг явившийся не иначе как из небытия, где, похоже, душа Эроса уже испросила защиты, где нет ни боли, ни страха Этот дивный голос изрек:
Серебряно-виноградные пруды.
Шагнуть, порвав спокойствие воды.
Пускай растают памяти круги.
Уйти скорей, оставив мир сей без вины.
Серебряно-виноградные пруды!..
Не желая обременять себя жалостью, Ален грубо пхнула дружка в правое плечо: «Что он там несет? Серебряно-виноградные Памяти круги Неужто сочиняет? Вот Боб Дилан фигов!»
Вместо чека кассовый аппарат выбил стихи. Машина поддалась на провокацию, но не Ален.
Сколько с меня? безразличным тоном спросила она.
А сколько бы вы дали за эти стихи? вопросом на вопрос ответил таксист.
Эвакуатор на экваторе
Эвакуирует закаты,
Буксирует восходы
Грядущему готовит путь.
А мы свой день прокакали,
Продули, точно в карты,
В расход пустили годы
И не на что взглянуть
Бред какой-то.
Вместо чека кассовый аппарат выбил стихи. Машина поддалась на провокацию, но не Ален.
Сколько с меня? безразличным тоном спросила она.
А сколько бы вы дали за эти стихи? вопросом на вопрос ответил таксист.
Эвакуатор на экваторе
Эвакуирует закаты,
Буксирует восходы
Грядущему готовит путь.
А мы свой день прокакали,
Продули, точно в карты,
В расход пустили годы
И не на что взглянуть
Бред какой-то.
Тогда с вас шесть сорок.
6
Дома у Эроса царил кавардак. Вещи навалились, напирали друг на друга, сами собой или по чьей-то указке сложились в уютную баррикаду, которую не хотелось тут же взять штурмом, а наоборот долго и с удовольствием преодолевать, задерживаясь, замирая, тискаясь, целуясь то в одном, то в другом, то в третьем укромном уголке.
Пробираясь сквозь мягкие, пушистые, теплые завалы, волоча за собой раненого Эроса, Ален ненароком прижалась к нему. Задышав часто-часто, не преминула повторить:
Боже, Эрос, какой ты горячий! Это хорошо, мой любимый, что ты весь горячий. По законам физики если они, конечно, не врут нагретое тело увеличивается в объеме, а значит Значит, твой член должен быть больше. Я хочу тебя, Эрос!
Перекинув его руку себе через плечо, Ален затащила приятеля в полутемную спальню. Вместо того чтобы прищуриться, всмотреться поморщилась. Очертания жилища показались ей невнятными, неубедительными, как неумелый карандашный набросок. Но пахло определенно прегадко отовсюду пахнуло одиночеством и лежалыми тряпками.
Одичалые запахи эфирные знаки того, что люди здесь жили редко и с редкой любовью друг к другу, неприятно защекотали Аленин нос. На глаза отчего-то навернулись слезы Зато свет из окна струился особенный. Казалось бы, обыкновенный, уличный, но Свет был населен вызолоченными пылинками, роившимися в нем густо и жадно, подобно возбужденной мошкаре. И лился свет так же странно, прерывистыми струями-порциями, как будто там, за оконным стеклом, кто-то отмерял его, задерживал в себе, прежде чем выдохнуть, наконец выдыхал, будто сигаретный дым, в эту чудную комнату вдыхал свет. Искрившийся, переливавшийся миллионами мошек-блесток А вокруг нескончаемо вились, витали обрывки потускневших, как стекло, речей, захиревшее эхо рифм, отголоски песен, то брудных, то светлых, до боли, до экстаза знакомых, что Эрос напевал ей на прошлом свидании или на позапрошлом Вот сейчас она вспомнит-уловит одну из них, сейчас. Ален прищурилась, забавно сморщила носик, но теперь уже не от гадкого запаха. В чудесной головке ее забренчали струны Эросовой гитары, раздался негромкий и ломкий голос его. Живой и естественный совсем не такой, как в такси.
Снится мне: я опять не летаю
И, тоскуя, хожу по земле
И напрасно руками взываю
К изрешеченной звездами мгле.
Но однажды, во сне заблудившись,
Я забрел в незнакомый квартал.
Там над ним небосвод, наклонившись,
Лепестками ночи посыпал.
Я вгляделся в небесные дали,
Из которых лиловый лил свет.
Эти дали меня зазывали
Рассмотреть их лиловый букет.
Но как только я смог оторваться,
Ощущая в полете мечту,
Я вдруг стал по частям распадаться
На тоску суету пустоту
Некто снаружи продолжал вдыхать в заброшенное жилище людей свет-жизнь, а один из человеков, ненароком забредший сюда, стоял, казалось, безвозвратно потерянный для этой самой жизни-света. Вокруг бесчувственной головы напрасно роилось золотое облако У-у-ух! в чувство Ален привел новый толчок желания. Не без усилия над собой оторвала взгляд от золоченого нимба или короны, случаем или самою судьбой водруженной на макушку Эроса; опустилась глазами по хорошо сложенному торсу возлюбленного к ягодицам его и бедрам. Подвела к громадной квадратной кровати, вдруг отпустила, отошла на шаг Совершенно невменяемый, словно находящийся под гипнозом, с застывшей маской на лице, обезображенном следами побоев, Эрос бревном повалился на упругое тело кровати. В лихорадочной спешке, закусив от возбуждения губу, Ален принялась стягивать с Эроса джинсы. Почти одновременно разделась сама. Перевернула дружка на спину и едва не плюнула в его безжизненное лицо.
М-м-м, ты просто тряпка, Эрос! Пропитанная слюнявыми рефлексами тряпка! Тьфу, как ты мне противен! Ну почему, почему я влюбилась именно в тебя?!.. Нет, я заставлю тебя захотеть меня, заставлю!
М-м-м, ты просто тряпка, Эрос! Пропитанная слюнявыми рефлексами тряпка! Тьфу, как ты мне противен! Ну почему, почему я влюбилась именно в тебя?!.. Нет, я заставлю тебя захотеть меня, заставлю!
Униженная, оскорбленная кошка вцепилась когтями в тело любовника, одним махом нанесла две сочных царапины, осеклась при виде свежей крови, испугалась содеянного, опрометью кинулась искать по полкам по шкафам спасительный бутылек, не нашла, помчалась в ванную может, там есть этот чертов йод Эрос даже не шелохнулся, лежал совершенно голый и без признаков жизни, и если бы не алые струйки крови, все сочащиеся и сочащиеся из двух глубоких царапин, можно было бы смириться с тем, что он мертв.
Ален вернулась с громадной клизмой, горстью каких-то крышечек и колпачков и длиннющей цыганской иглой. О йоде она уже не помнила. Теперь другая мысль, навязчивая как никогда, одержимая местью и грехом, правила ее рассудком. Девушка перевернула на живот полуживое, бесчувственное тело Эроса, секунду-другую хищно смотрела на него ноздри ее заметно раздулись, дыхание стало частым, тревожным Вдруг она вставила большой палец Эросу в задний проход парень даже не вздрогнул, выдернула, мельком глянула на грязный палец, сплюнула и принялась торопливо подбирать к клизме насадки из колпачков и крышек, предварительно протыкая иглой. Насадив несколько, на какой-то миг Ален нерешительно замерла с клизмой, словно недоумевала, зачем ей все это Но в следующую секунду, скорчив безжалостную, похотливую гримасу, вогнала клизму Эросу в задницу. Он едва слышно замычал. Улыбнувшись все так же зловеще, ни слова не говоря, Ален впрыснула содержимое клизмы в прямую кишку.
У-у-у, Ален, ты совсем спятила?!
От нестерпимой боли Эрос мигом пришел в себя. Выдернув клизму, он в ужасе уставился на нее: наконечник кровоточил.
С виду легким и нежным, на самом деле сильным, жестким толчком в грудь девушка вновь повалила парня на кровать, склонилась над ним, обрушив водопад длинных русых волос. За ними Эрос не смог разглядеть ее окаянных глаз, потерял их из виду в тот момент, когда она рассмеялась без жалости к нему и любви.
Ха-ха-ха, кто-то ж должен начать чтоб потом кончить. Гляди-ка, Эрос: клизма пошла тебе на пользу твой член почти как вчера или позавчера.
Не ври, дрянь, я тебя месяц не трогал!
Что ж так? Ален дунула, дыхание, отбросив золотистую прядь, приоткрыло ее правый глаз он влажно блестел, подернутый пеленой слез. Что ж так, Эрос? Ты ведь любишь меня.
Я?! Нет, никогда!.. М-м, сейчас я покажу тебе, как я тебя люблю!
Он накинулся на нее, заломал руки, потом судорожно целовал их жесткими, ломкими от запекшейся крови губами; истерично вымаливал прощение; потом, упав на колени, целовал ее между ногами, в бесконечно затухающем электрическом свете казавшимися бледно-жемчужными, словно рожденными в таежном лесном озере, обиталище нежнотелых наяд, на ее ногах до сих пор можно было разглядеть лазурные блики, почувствовать горьковатый аромат давно скошенных трав и диких цветов Потом они занимались любовью.
Ален вконец утратила волю, потеряла форму, сознательно подчинившись его воле, подстроившись под его форму после того, как с необыкновенной страстностью соединила свое изначальное содержание с его решительным концом.
У-у, я сейчас кончу!.. Ну, Эрос, куда же ты?!
Осекшись на полуслове-полувздохе, он мигом слетел с нее, смешно зажав руками зад, понесся прочь из комнаты. На бегу не сдержался издал громкие неприличные звуки Мгновенье-другое Ален во все глаза глядела вслед убегающему любовнику, затем расхохоталась хрипло, с внезапным надрывом. До нее наконец дошло: будто бомба замедленного действия, в ее дружке сработала клизма. Зажав пальцами нос, кинулась к окну, распахнула настежь, вновь выдохнула-расхохоталась в студеную осень: «Боже, я сейчас кончу!»