Все в порядке, ответила Ретта и встала, чтобы выбросить стаканчик от йогурта.
Эй! воскликнула Лотти. Куда ты? Что с тобой происходит? Ретта?
Я опаздываю на хоровое пение, ответила Ретта и продолжила идти.
Лотти крикнула ей в след:
Ретта! Я серьезно! Ты должна быть осторожнее!
Да, ответила Ретта. Я осторожна. Я сама осторожность.
На самом деле Ретте не о чем было беспокоиться: когда закончился последний урок, она пошла на парковку, но Тревора там не было. И на следующий день тоже. Так же как и через день. Сначала прошла среда, а затем и четверг, и хотя все еще говорили о вампирах, казалось, что они их больше никогда не увидят. Появилось несколько человек, которые говорили, что они вампиры: Джейсон Снеллинг, постоянно ковырявшийся в носу, так что никто не был особо удивлен; Тэмми Гэйлор, в прошлом черлидерша, ушедшая из группы поддержки, потому что упала во время номера с верхушки пирамиды и была вынуждена носить гипс до самого паха пришлось провести несколько операций, чтобы зафиксировать ногу. Именно по этой причине она боялась возвращаться в группу поддержки. По-видимому, она тоже была вампиром, но никогда не рассказывала, к какому типу относится. Большинство людей считало, что она лжет, чтобы привлечь к себе внимание.
Были и другие: тихая библиотекарша, носившая очки «кошачий глаз», белую блузку с перламутровыми пуговицами, обтягивающую темно-синюю юбку; сантехник, живший всего в трех улицах от Ретты, был в ее доме, чтобы починить туалет, но так как ему за это заплатили, то, скорее всего, он не сможет входить, когда ему будет угодно, хоть его и пригласили однажды по крайней мере, так считал отец Ретты; старик, который ночью играл на саксофоне в центре города по пятницам и субботам и носил солнцезащитные очки, как будто на улице было еще светло. Ретта всегда думала, что он слепой. Поди, разберись.
Лотти крикнула ей в след:
Ретта! Я серьезно! Ты должна быть осторожнее!
Да, ответила Ретта. Я осторожна. Я сама осторожность.
На самом деле Ретте не о чем было беспокоиться: когда закончился последний урок, она пошла на парковку, но Тревора там не было. И на следующий день тоже. Так же как и через день. Сначала прошла среда, а затем и четверг, и хотя все еще говорили о вампирах, казалось, что они их больше никогда не увидят. Появилось несколько человек, которые говорили, что они вампиры: Джейсон Снеллинг, постоянно ковырявшийся в носу, так что никто не был особо удивлен; Тэмми Гэйлор, в прошлом черлидерша, ушедшая из группы поддержки, потому что упала во время номера с верхушки пирамиды и была вынуждена носить гипс до самого паха пришлось провести несколько операций, чтобы зафиксировать ногу. Именно по этой причине она боялась возвращаться в группу поддержки. По-видимому, она тоже была вампиром, но никогда не рассказывала, к какому типу относится. Большинство людей считало, что она лжет, чтобы привлечь к себе внимание.
Были и другие: тихая библиотекарша, носившая очки «кошачий глаз», белую блузку с перламутровыми пуговицами, обтягивающую темно-синюю юбку; сантехник, живший всего в трех улицах от Ретты, был в ее доме, чтобы починить туалет, но так как ему за это заплатили, то, скорее всего, он не сможет входить, когда ему будет угодно, хоть его и пригласили однажды по крайней мере, так считал отец Ретты; старик, который ночью играл на саксофоне в центре города по пятницам и субботам и носил солнцезащитные очки, как будто на улице было еще светло. Ретта всегда думала, что он слепой. Поди, разберись.
Это была неделя оживленных дискуссий, вызванных появлением Тревора и его друзей-вампиров. В тот вечер четверга даже родительский комитет провел собрание, чтобы решить, следует ли наказать мистера Мастерса за то, что он вообще позволил вампирам выступать.
Конечно, нужно, возмутилась мать Ретты после того как вернулась домой с собрания. Его нужно уволить. Мы должны подать на него в суд за угрозу для жизни наших детей.
У нас только один ребенок, сказал отец Ретты в прихожей, повесив ветровку в шкаф.
Это фигура речи, Клайд, ответила ему мать. Это фигура речи.
Они продолжили спорить на кухне, а Ретта поднялась наверх, чтобы сидеть на кровати и рассматривать свою комнату, как будто в ней вот-вот произойдет что-то особенное. Но все, что она видела, это расческа, щипцы для завивки волос, помада на комоде, смятое покрывало и одежда, которую она не носила долгое время, лежавшая на полу так, что ее можно было принять за жертву убийц, обведенную мелом. Затем зазвонил телефон, и она с особым рвением потянулась за ним, радуясь, что высшие силы, наконец, откликнулись на ее просьбу и прекратили бездействие. Она посмотрела на экран мобильника. Это была Лотти.
Привет? сказала Ретта.
Хэй, ты слышала о родительском собрании?
Да, мама с папой только что вернулись с него, ответила Ретта. Накажут или нет? Бедный мистер Мастерс.
Похоже, на этот раз они его простят, сказала Лотти. Но если он облажается еще раз
Лотти, спросила Ретта, почему нас вообще это интересует? Мы выпускники. Мы уйдем отсюда. Если я хочу поговорить с вампиром, я могу это сделать. Ведь мы уже взрослые?
На другом конце телефона на секунду повисла тишина. Затем Лотти сказала:
Ты так горячишься из-за этого мальчишки вампира! Не могу поверить!
Заткнись! закричала Ретта. Ты даже не слушаешь меня.
Ты даже к себе прислушаться не можешь! сказала Лотти.
Неважно, ответила Ретта. Что ты собираешься делать этим летом? Или следующей осенью, если что-то пойдет не так?
Я думаю найти себе занятие, как те люди, которые проводят эксперименты со сном, ответила Лотти. Их постоянно рекламируют. Похоже на постоянную работу.
Хмм, сказала Ретта. Звучит так же хорошо, как и мой вариант.
Колледж? спросила Лотти.
О, да. На днях мама принесла заявление в местный колледж и сказала, что я могу остаться здесь, если не захочу учиться в другом месте. Я даже не знаю. Разве у детей в Британии нет академического отпуска после выпуска из школы? Когда они едут на год в какую-нибудь бедную страну в Восточной Европе или остров в Средиземном море, чтобы помочь людям. Это то, что я бы хотела. Возможно.
Ретта, ты живешь не в Великобритании.
Я знаю, ответила Ретта. Это всего лишь фигура речи.
Нет, это не так, возразила Лотти.
Ретта собиралась спросить, не хочет ли Лотти забрать ее завтра по дороге в школу, тогда они бы могли сходить в торговый центр и попялиться на одежду и людей. Но когда она открыла рот, чтобы сказать это, кто-то начал кидать камешки в окно ее спальни.
Повиси секунду, попросила Ретта, забыв о торговом центре, и встала с кровати, чтобы выглянуть наружу.
На улице была ночь, но в свете ртутных ламп под большим дубом она могла видеть его его лицо, покрытое тенью листьев. Руки, бросившие камни прямо в ее окно, как будто он явился из фильма 1950-х годов, теперь лезли в передний карман джинсов. Он вытащил еще один камень, когда Ретта появилась в окне, и замахнулся.
Она сказала Лотти, что ее позвала мама, и выключила телефон прежде, чем подруга начала с ней спорить. Затем подняла окно, высунула голову и прошептала:
Мне нельзя выйти наружу. Мои родители могут тебя увидеть.
Могу ли я войти? прошептал он в ответ.
Как? спросила Ретта. У тебя есть лестница?
В следующее мгновение он уже взбирался по шпалере для роз матери Ретты, подтягиваясь на руках и нащупывая точку опоры носками. Через минуту он был в трех футах от ее окна.
Можешь меня втащить? спросил он, потянувшись одной рукой, а другой держась за шпалеру.
Ты серьезно? ответила Ретта. Я не смогу.
Я легче, чем выгляжу.
Она вздохнула, высунулась из окна и потянула его. Он говорил правду.
Он был легким, настолько легким, что ей показалось, что она втащила на подоконник тряпичную куклу.
Что с тобой? спросила она. Голодовка или что-то вроде того?
Нет, ответил он. Я просто хочу есть.
Они сели на пол, и Тревор сложил ноги, как индийский гуру.
Так что ты здесь делаешь? спросила Ретта, стараясь придать своему голосу официальность.
Я скучал по тебе, ответил он.
Ты даже не знаешь меня.
Я тебя точно знаю, сказал он. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, помнишь? Вампир постучал по виску так же, как и в тот день, когда подвез ее.
Итак, ты читаешь мысли?
Немного, ответил он. Достаточно, чтобы узнать, что тебя интересовал вопрос, где я был всю неделю.
Всех интересовал вопрос, куда ты со своими друзьями исчез на прошлой неделе, сказала Ретта. Не льсти себе.
Но ты думала об этом больше, чем все остальные, уточнил он.
Ретта скорчила такую гримасу, как будто хотела сказать «ты такой глупый».
Ты должна признать это.
Хорошо, согласилась она. Может быть.
Лоретта, Лоретта, Лоретта, Лоретта, повторял он, будто ее имя было музыкой.
Что?
Я думал о твоем имени. У тебя есть прозвище?
Нет, ответила она.
И совсем никто не называет тебя Ло?
Она отрицательно покачала головой.
Тогда я буду тебя так называть. Ло.
Лоретта звучит вполне нормально.
Но Ло намного лучше. Ты разве это не чувствуешь?
Чувствую что?
Ло это печаль. Страдание.
Не чувствую, ответила Ретта. Нет.
Тебе просто не нравится чувствовать, сказал он. Потом встал и подошел к зеркалу, прихорашивая свой ирокез, который на самом деле был не так уж неуместен.
Тебе не нравится испытывать эмоции, потому что они причиняют тебе боль, сказал он. Ты притупляешь свои чувства. Но ты чувствуешь больше, чем когда-либо могла позволить себе это узнать.
Ладно, Тревор, сказала Ретта. Что я чувствую прямо сейчас?
Ты хочешь вырваться из этого города. Ты чувствуешь, что ждешь, когда что-то произойдет, когда кто-то скажет тебе, чего ты хочешь. Ты чувствуешь все это и даже больше. Ты много испытываешь, Ло, ответил он. Ты так много чувствуешь.
Ретта посмотрела на ковер и ничего не сказала. Он отошел от зеркала и приблизился к ней, его красные «конверсы» попали в поле ее зрения. Она подняла глаза и моргнула, не зная, сердиться ли ей или наоборот чувствовать облегчение, что он все это сказал. Он все это знал.
Я могу помочь, предложил он. Мы можем помочь друг другу.
Как?
Я могу кое-что у тебя забрать, если ты позволишь.
Забрать что?
Некоторые чувства.
Знаешь, сказала Ретта, я была очень терпимой и учитывала ваше положение, но в данный момент нужно сказать, что я никогда не верила тебе и твоим друзьям. Ни старухе с Си-Эн-Эн, ни библиотекарше, ни слепому музыканту в центре города.