Ольга несколько раз подряд набирала номер, однако Тамара не отвечала. Наверное, гуляла с детьми.
Федор Федорович, осторожно сказала Ольга, разочарованно положив, наконец, трубку, а нам на подстанции нужны еще жгутисты? Или, может быть, уборщицы? А то у меня есть одна знакомая, она такая аккуратистка, такая прилежная
За последние дни наш штат не то что заполнился, но даже переполнился, усмехнулся начальник. Раньше все боялись крови теперь ее никто не боится. Зато все боятся землю копать ввиду наступающих фашистских танков.
Господи! Ольга схватилась за горло от ужаса. Да неужто там уже танки видели?!
Не видели, так увидят, сердито сказал Федор Федорович. Мне говорил один военный, что меньше чем в двухстах километрах от южной границы области находится вторая танковая группа Гудериана. Насколько задержат танки эти валы, брустверы, окопы, которые будут вырыты или насыпаны вручную женщинами и детьми? Да и даже мужчинами, которых заберут с оборонных заводов на несколько недель? Если что, по их костям танки пройдут и даже не заметят этого!
Зачем же туда вообще ехать?! в ужасе спросила Ольга. Зачем зря надрываться народу?
Вы соображаете, что говорите? вскочил начальник. Надо же что-то делать! Неужели выйти навстречу Гудериану с хлебом-солью?!
Тогда почему вы все это мне рассказали, все эти кошмарные вещи? смахивая слезы, пробормотала Ольга. А, Федор Федорович?
Да потому что я об этом все время думаю! выкрикнул он. А сказать некому! Супруга моя, Раиса Моисеевна, при каждом неосторожном слове трясется и уши затыкает говорит, что меня посадят. Конечно, посадят, если кто-нибудь донесет!
А я? уставилась на него Ольга, растерянно хлопая глазами. Я не донесу, вы думаете?
Вы нет, махнул рукой Федор Федорович. Такие, как вы, доносов не пишут! Или я в людях совсем не научился разбираться за жизнь?
«Да, не научился! с горечью подумала Ольга. Такие, как я, очень даже пишут доносы И по этим доносам людей упекают в лагеря и тюрьмы, и люди пропадают там бесследно»
«Да, не научился! с горечью подумала Ольга. Такие, как я, очень даже пишут доносы И по этим доносам людей упекают в лагеря и тюрьмы, и люди пропадают там бесследно»
Вы кого устроить-то хотели на работу? спросил Федор Федорович уже спокойнее.
Подругу, встрепенулась Ольга. Правда, она крови боится и в обморок, говорит, сразу падает, но я еще больше боюсь, что ее мобилизуют на трудовой фронт. Она из Москвы, жена кавторанга, она такая нежная, что сразу там, на этих оборонительных сооружениях, помрет. К тому же у нас дети, у меня дочь, у нее сын, с которыми она занимается, пока я на работе, а если уедет, как же они одни? А так мы бы по очереди Может быть, все-таки можно как-нибудь?..
Слушайте, вы верите, что я бы взял на работу вашу подругу, если бы место было? спросил Федор Федорович уныло. Взял бы, пусть бы она даже все время лежала в обмороке. Но не могу. Некуда! Вот только если самому рапорт написать об увольнении. Может, тогда ее на мое место посадят. Как думаете, справится она? Сможет руководить станцией гемотрансфузии?
Он криво улыбался, и Ольга понимала, что старый доктор пытается шутить. Поэтому она так же криво улыбнулась и сказала:
Нет, не справится. Я пойду, Федор Федорович, вы меня извините
Это вы меня извините, вздохнул старый доктор.
Ну что вы! всплеснула руками Ольга. Спасибо вам, вы так со мной говорили я даже не думала, что вы можете так со мной говорить!
Я тоже не думал, что смогу так говорить, признался Федор Федорович. Это вам спасибо. Иногда очень хочется не думать о том, что говоришь Я вам искренне благодарен. И если вашу подругу все же мобилизуют, а вы не сразу найдете няньку, какое-то время с детьми охотно посидит моя супруга. Она, правда, особа довольно нервозная, но все же лучше, чем ничего.
Спасибо, но, может быть, все обойдется, пробормотала Ольга.
Может быть, кивнул Федор Федорович. Но если нет, буду рад помочь.
В это мгновение зазвонил телефон.
Ольгу почему-то затрясло при этом звуке, хотя что, она телефонных звонков не слышала, что ли?!
Начальник подстанции переливания крови номер 1 подполковник Федоров, отчеканил Федор Федорович, сняв трубку, но тотчас лицо его приняло озадаченное выражение: Что? Кого? Васильеву? По срочному делу? Минуточку.
Подал трубку Ольге:
Это вас. Женщина. Она сказала, что ее зовут Тамара Морозова. Голос такой взволнованный
Тома, что случилось? спросила Ольга, коснувшись дрожащими губами мембраны, но ответ она знала заранее.
Кажется, не обошлось, пробормотал Федор Федорович, и Ольга слабо кивнула в ответ.
Линия фронта, 1941 годРомашов открыл глаза и некоторое время лежал неподвижно, преодолевая головокружение. После ярких красок кровавого коридора, в котором он только что находился, окружающий мир казался унылым и тускло-серым.
Потребовалось несколько секунд, чтобы он сообразил: это не мир серый это серый брезент палатки нависает над ним!
Ромашов немедленно вспомнил все, что с ним произошло: ранение, мучительный путь в полковой медпункт, строгое лицо медсестры, неузнающий взгляд доктора Панкратова, а потом те странные события и откровения, которые навалились на него в красном коридоре. Наверное, это был бред, вызванный обезболивающими уколами и вспышкой высокой температуры, однако, несмотря ни на что, чувствовал себя Ромашов хорошо очень хорошо! Мысли были ясными, раны не болели, словно их и вовсе не было, да и вообще сил необыкновенно прибавилось. Правда, его сверху придавливал какой-то груз, однако Ромашов небрежно сдвинул его и сбросил с себя.
Послышался звук падения чего-то тяжелого, и Ромашову сразу стало легче дышать. Он с удовольствием потянулся, закинув руки за голову, распрямив ноги, и свобода этих движений его изумила.
А как же сквозная рана в плечо? И нога, на которой только что делали операцию? Впрочем, возможно, он не чувствует боли потому, что еще действуют уколы?
Ромашов скосил глаза на грудь и резко сел, невольно вскрикнув, когда обнаружил, что он весь залит кровью.
И это было не видение, подобное тому, во власти которого он недавно находился. Это была самая настоящая кровь еще теплая, душная, с этим ее характерным тяжелым, железистым запахом.
Его собственная кровь?.. Но на его теле больше не было ран. Они зарубцевались самым невероятным образом! На груди и под лопаткой Ромашов нарочно пощупал не осталось даже шрамов. То же и на ноге! Можно было подумать, что и бой, и ранение, и все остальное Ромашову привиделись так же, как странный кровавый коридор.
Но тогда почему он, голый, едва прикрытый окровавленной простыней, лежит на чем-то вроде операционного стола?
Ромашов повел вокруг глазами и только теперь заметил, что брезентовые стены сплошь изрешечены ровно прочерченными строчками дырочек, какие остаются после автоматных очередей, а земляной пол усеян осколками, разбросанным инструментарием, обрывками бинтов и ваты. Стойка с бутылочкой, из которой делалось переливание крови Ромашову, сохранилась каким-то чудом, и, хотя сама бутылочка была разбита, а тонкая резиновая трубочка разорвана выстрелом, в держателе еще торчало бутылочное горлышко с наклеенным на него остатком этикетки.
В следующее мгновение Ромашов увидел на земле двух убитых. Это были та самая медсестра, которая успокаивала его перед операцией, и мужчина в некогда белом, а теперь залитом кровью халате. Он лежал слева от стола. Так вот какую тяжесть только что Ромашов сбросил с себя! Это было мертвое тело.
Убитый лежал, повернув голову. Маска соскользнула на шею, темные, уже потускневшие глаза были устремлены куда-то вдаль. И Ромашов узнал его.
Это был доктор Панкратов. Автоматная очередь прошила его тело со спины насквозь, поэтому он упал на Ромашова, словно прикрывая его. Так, значит, это кровью Панкратова было сейчас залито тело Ромашова?
Кровавый коридор, по которому он шел и красные волны, которые внезапно захлестнули его с головой быть может, это произошло в те самые мгновения, когда доктор Панкратов умирал и изливал свою кровь на тело раненого Ромашова?
Только кровь? Или также свои мысли, чувства и воспоминания?
Странный разговор Бокия с каким-то человеком, представившийся Ромашову в видениях, теперь приобрел особое значение. Бокий называл этого человека Александром Александровичем. Теперь Ромашов вспомнил его! Это был Александр Александрович Богданов, создатель Института крови и восторженный поклонник этой животворной жидкости, которая струится в человеческом теле и питает его. Богданов придавал огромное значение процессам переливания крови и был убежден не только в том, что переливание может вылечить любую болезнь и даже омолодить старика, если перелить ему кровь юноши. Бокий не зря сказал ему: «Ваша идея о том, что обменное переливание можно широко использовать для пропаганды классовых и коммунистических идей, для передачи различных сведений от человека к человеку» Он не договорил, однако подразумевалось полное неверие Бокия в идеи Богданова. Таких неверующих, знал Ромашов, было много, к числу их принадлежал, например, и Бухарин. Однако имелись у Богданова и сильные сторонники: например, младшая сестра самого Ленина, Мария Ульянова, и знаменитый Леонид Красин. Вскоре им даже удалось убедить Сталина в верности теории Богданова. Именно тогда и был создан Институт крови, а Александр Александрович стал его директором.
Бокий, который поначалу относился к опытам Богданова с великим скептицизмом, со временем переменил свое мнение. Конечно, это казалось невероятным, однако разве не исследованию самых разнообразных невероятностей и попыткам поставить их на службу Советской власти была посвящена вся работа Спецотдела, руководимого Глебом Ивановичем? С тех пор он проявлял величайший интерес и внимание к опытам Богданова и поддерживал директора Института крови против его оппонентов.
Наконец, в 1928 году было задумано провести показательную операцию, которая одним махом убедила бы сомневающихся в истинности идей Богданова. Он решил провести обменное переливание с молодым студентом из провинции, который отличался редкостным невежеством. Богданов не сомневался, что даже малая часть его высокообразованного человека, доктора наук, профессора! крови произведет радикальные преобразования в сознании студента и обогатит его хотя бы частью тех знаний, которыми обладал Богданов. Сам же он надеялся с помощью крови этого молодого человека восстановить свое пошатнувшееся здоровье. На ехидные предостережения скептиков насчет того, что «тупая» кровь студента может произвести не только омолаживающее воздействие, но и «оглупляющее» действие на самого Богданова, он отвечал высокомерным пренебрежением.