Прошло уже более сорока дней после его кончины. Однажды в холодный зимний вечер, после вечернего богослужения, мы сидели вдвоем с отцом Георгием в его теплой и уютной келье, разбирая только что полученные им журналы и беседуя по поводу помещенных в них статей. Мирно пообщавшись со своим просвещенным другом до одиннадцати часов вечера, я, пожелав ему спокойной ночи, удалился в свою келью. Наутро встречаю отца Георгия. Он поздоровался со мной и сказал:
А я вчера ночью едва не побежал к тебе, и только один Бог укрепил меня в решимости остаться у себя в келье.
Отчего?
Видишь ли, продолжал отец Георгий, как тебе известно, вчера о покойном Смарагде ни у тебя, ни у меня не было даже и мысли. Когда ты ушел, я совсем не хотел спать, но прилег отдохнуть на постель в своей спальне, оставив в зале на столе горящую лампу. Мысли, одна разнообразнее другой, вереницей проносились в моей голове. Вдруг я инстинктивно почувствовал, что в комнате есть кто-то посторонний. Я поднял глаза и увидел в дверях стоящего в мантии и клобуке покойного отца Смарагда. Он молчал. Молчал и я, не чувствуя в то же время ни страха, ни смущения. Первым нарушил молчание отец Смарагд.
А я к тебе, отец Георгий, сказал он.
Вижу, но ведь ты же, отец Смарагд, умер и каким образом здесь, со мной?
Умер-то я умер, но только телом, а душой, по милости Божией, жив.
Как ты себя чувствуешь там?
По неизреченному человеколюбию и милосердию Божию хорошо. Потрудись, отец Георгий, написать брату о моей кончине, пусть помолится с домашними о моей душе.
С готовностью исполнил бы твое желание, отец Смарагд, но адреса не помню и письмо с адресом давно потерял.
Письмо это лежит в твоем письменном столе, в нижнем ящике, под бумагами.
Видел ли ты кого-либо из святых Божиих на Небе?
Был я у святителя Димитрия Ростовского и получил его благословение.
А видел ли ты Бога?
Видел и поклонился Ему.
Заклинаю тебя! Скажи, что есть Бог?
Но, очевидно, вопрос мой был настолько высок и, пожалуй, дерзок, что явившийся мне загробный гость или не мог, или не хотел ответить на него. Положив палец на уста, он безмолвствовал. И мгновенно лицо его стало исчезать. Только теперь, когда видение окончилось, я почувствовал непреодолимый ужас. Был момент, когда я был готов, как говорил тебе, бежать в твою келью, но, устыдившись своего малодушия и осенив себя крестным знамением, остался в келье. Желая проверить справедливость указания отца Смарагда относительно нужного письма, я заглянул в указанный ящик, и действительно, оно преспокойно лежало под бумагами, давно мной забытое!
Чудесное видение
В июне 1892 года я приехал из города Баку в Тифлис к своей замужней дочери. Вскоре после моего приезда она, между прочим, сказала мне, что проживающая неподалеку от них тринадцатилетняя дочь вдовы мещанки Елизаветы Беловой, Анна, имела видение во время болезни. Она видела своего умершего отца, братьев и сестер. Я сначала на этот рассказ не обратил внимания, но когда услышал о том же от родственников отроковицы Анны, с которыми я был знаком, то попросил их пригласить Анну в мой дом. Она лично рассказала мне, в присутствии родных, о своем видении. Тогда же я это и записал.
«В 1892 году на третий день Святой Пасхи я заболела дифтеритом и была отправлена в городскую больницу. На другой день, когда я лежала в постели и стала засыпать, вдруг увидела своего отца, который умер более шести месяцев тому назад. Он подошел ко мне, взял за руку, велел встать и повел меня. Очень скоро мы очутились на кладбище. Отец повел меня к своей могиле, где он был похоронен.
Вот это твоя могила, сказал мне отец, указывая на место около своей могилы.
Вот это твоя могила, сказал мне отец, указывая на место около своей могилы.
Папа, я не хочу умирать! сказала я.
Почему?
Я еще молодая, хочу жить!
Ну живи. Я возьму твоего дедушку, если на то будет воля Господня.
А скоро дедушку возьмешь? спросила я.
Я тогда тебе скажу.
Как же, папа, ты теперь со мной говоришь, спросила я, ведь ты давно умер?
Умерло мое тело. Оно спит, а душа живая.
У всех ли так бывает?
У всех. Хорошо ты делаешь, Анюта, что помнишь и исполняешь мое приказание и зажигаешь лампаду перед святыми иконами. А вот о моей могиле никто из вас не позаботился, хоть бы ячмень на ней посеяли.
Я скажу маме, и мы посеем.
После этого отец взял меня за руку, и мы с ним пошли дальше. Дорога была каменистой. Вскоре мы вышли на тропинку, покрытую красным блестящим песком. Мы пошли по этой тропинке. Она привела нас к большим, высоким вратам. На них было много икон, а около врат стояли два монаха и держали в руках иконы. Я вошла вместе с отцом в открытые врата. Тут, при входе, нас встретили дети. Среди них я увидела знакомых и своих братьев и сестер: Алексея, Евгению, Марию, Петра, годовалую Антонину и Лидию, шести месяцев. Все они поцеловались со мной. Одеты они были не одинаково, а кого в чем похоронили, но на всех были крестики, снаружи, а на головах венчики, какие на умерших надевают в церквах. За поясами у всех были платочки с изображениями ангельских ликов и с надписями, но что написано, я не увидела. Дети хотели было меня отвести, но папа взял меня за руку и повел сам. Мы пришли к церкви, очень большой, белой, с сияющим куполом. В притворе было много икон, с правой стороны стоял монах в облачении и читал, там же на столе были крест, святая вода, свечи с изображениями Спасителя и Божией Матери и венчики. Я спросила:
Для чего здесь венчики?
Они даются тем, кого похоронят без венчиков, ответил отец.
Иконостас в храме ярко блестел и в нем было много икон. Царские врата были открыты. С правой стороны была икона Спасителя, а с левой Божией Матери. Обе иконы большие, в белых блестящих ризах, усеянных золотыми крестиками и звездочками. На обоих клиросах стояло много Ангелов в белых одеяниях, они пели: «Христос воскресе!» Я узнала Ангелов потому, что они были с крыльями, как изображаются на иконах. Кроме Ангелов и монахов, в церкви никого не было. Отец выпустил мою руку, которую все время держал в своей руке, и я стала молиться пред иконой Божией Матери. Помолившись, я хотела подойти и поцеловать икону, но кто-то невидимо удержал меня, и я не могла подойти к иконе. После этого отец взял меня за руку, и мы вышли из церкви. Тут я увидела яркий-яркий свет, не похожий на солнечный. В это время отец велел мне поклониться. Я поклонилась. Потом велел встать. Я встала и спросила:
Почему мне велели поклониться?
Тебя Господь благословил, ответил отец.
Тут нас опять встретили дети, и мы пошли дальше. Деревьев вокруг было много, как будто в лесу. Мы шли по широкой тропинке, покрытой зеленью, как ковром, и еще чем-то блестящим. Вскоре мы пришли к тому месту, где живут дети. Тут на большом столе я опять увидела свечи с бантами из лент и изображениями святых. Дети срывали с деревьев много разных плодов и давали мне, но я отказывалась, не брала. Они были как будто недовольны моим отказом и клали плоды в корзинки. Я стала спрашивать детей:
Что вы здесь делаете?
Богу молимся, в церковь ходим, поем и звоним на колокольне.
За кого вы молитесь? спросила я.
За тех, кто за нас молится.
Чем вы здесь питаетесь?
Молитвами, когда нас поминают.
Какими молитвами?
Какие бывают на проскомидии.
А когда вас не поминают, тогда чем питаетесь?
Когда ты придешь к нам, тогда все узнаешь.
Тут все дети стали просить меня, чтобы я осталась у них:
Ты будешь нянчить своих маленьких сестер!
Но я не хотела оставаться. Отец сказал мне:
Пойдем!
Я стала прощаться с детьми, брала их за руки, а они меня целовали.
Когда мы пошли, я стала расспрашивать папу:
Спите ли вы здесь?
Зачем нам сон? сказал он. Спит наше тело, а душа не спит.
Разве ночей здесь не бывает?
У нас как теперь светло, так и всегда.
А холодно бывает?
Здесь нет ни холода, ни жары.
Я стала смотреть вверх, думала увидеть небо, облака, но ничего не видела, кроме сильного света и больших деревьев, стоявших вокруг и поднимавшихся на значительную высоту, а сверху видела летающих Ангелов, трубивших в трубы.
Зачем нам сон? сказал он. Спит наше тело, а душа не спит.
Разве ночей здесь не бывает?
У нас как теперь светло, так и всегда.
А холодно бывает?
Здесь нет ни холода, ни жары.
Я стала смотреть вверх, думала увидеть небо, облака, но ничего не видела, кроме сильного света и больших деревьев, стоявших вокруг и поднимавшихся на значительную высоту, а сверху видела летающих Ангелов, трубивших в трубы.
Отсюда мы пошли дальше. Я увидела беседки, сплетенные из растений, в них сидели монахи и священники. Дальше, за беседками, под деревьями, кто-то сидел в кресле, с короной на голове.
Я спросила папу:
Кто это сидит?
Он сказал:
Государь.
Имени государя я не знаю и не спрашивала, только вдали видела еще много царственных особ.
Мы пошли еще дальше. Вышли на тропинку, где не было ни леса, ни земли, и дорога была не такая хорошая, как раньше. Чем дальше мы шли, тем свет становился все слабее, и мы подошли к каким-то подвалам. Вокруг было сыро, холодно, чувствовался смрад. Тут я увидела много людей. Некоторые из них сидели за какими-то перегородками и все плакали. У многих женщин, склонивших головы, вся одежда была мокрой от слез. Я узнала некоторых знакомых и свою крестную мать, умершую два года тому назад. Она сидела и, увидев меня, бросилась было ко мне, но кто-то невидимо удержал ее и не пустил ко мне. Она опять села и заплакала.
Я спросила:
О чем ты плачешь?
О том, что обо мне никто не молится!
Хорошо ли тебе здесь?
Нет! ответила она.
Я хотела еще ее спросить, но папа повел меня дальше. Мы шли как будто под гору, все время вниз. Света там почти не было, а народу было очень много, одни сидели, другие стояли. Вдруг я увидела впереди огонь, выходивший откуда-то снизу, и сильно испугалась. Отец сказал мне:
Ничего не бойся!
Я спросила его:
Что это за люди?
Грешники! ответил он.
Я опять стала смотреть в ту сторону, где был огонь, и увидела что-то похожее на бревна. На них висели цепи, а людей не было видно, только одни головы. Слышны были крики, стоны, оханье.
Отсюда мы пошли назад. Подошли к воротам, около которых стояло какое-то большое чудовище, похожее на корову. Оно сильно зарычало. Я испугалась и вдруг очнулась Лежала я в постели, около меня никого не было».
По словам родственников отроковицы Анны, этот рассказ, в первый раз услышанный ими от своей племянницы, произвел на всех потрясающее впечатление, да и сама Анна была в сильном волнении и со слезами передавала свой рассказ, в действительности которого никто не сомневался. Оказывается, когда Анна находилась в больнице, умерли две ее двоюродные сестры: Евгения и Мария, тоже заболевшие дифтеритом и находившиеся в доме своих родителей. Об их смерти Анне не говорили, и она не могла узнать об этом ни от кого другого, кроме посещавших ее родных. Между тем в своем рассказе она упоминала о Евгении и Марии, находившихся в числе встретивших ее детей, и, кроме того, она подробно описала, в чем они были одеты при погребении, то есть как она их видела в загробном мире.