Лично я полюбовался плакатами Никулина, графическими воспроизведениями некоторых рисунков Кустодиева, громадными деревянными статуями Коненкова и искусством иконописцев из Палеха (так называемых владимирских богомазов), которые, когда их товар не в спросе, стали на деревянных изделиях кустарного набора (на шкатулках, блюдах, столиках и т.п.) изображать иллюстрации к сказкам или песням, и, таким образом, бывшая мученица великолепно сходит за красную девицу, пленившую целителя Пантелеймона, а ныне лихача Кудрявича».
Впрочем, и импортный товар не мил был въедливому посетителю: «Был на выставке и иностранный отдел, ничем особенным нас не удививший (послали к нам «на тебе, Боже, что нам не гоже»). Зайдя там в уборную, я долго размышлял, кто к кому обращается с такой отчетливой просьбой: «С ногами не лазить». Иностранцы к нашему брату русскому-невеже; иль мы к ним, просвещенным мореплавателям? В таких же учреждениях на территории русских экспонатов воспитательные плакаты смиренно просят посетителей соблюдать там «чистоту и вежливость».
Из вежливости к выставке, в общем довольно симпатичной, я больше ничего про нее не скажу. Только разве еще две-три строчки. На экспонатах туркестанского плодоводства очень интересные названия: на одном яблоке «Император Александр», а на тыкве «Тайный советник». Подивишься, как могли сохранить такие наименования. Если тоже из вежливости, то к кому же, собственно?»
Тем не менее, выставка стала событием первейшей важно-сти. Газеты радостно публиковали письма простых жителей страны. Письма были приблизительно такого плана: «Наши деды жили в кабале, не видели света, мы же этого не хотим. Пусть поедет, посмотрит наш человек и по приезде нам расскажет».
А по окончании выставки те же газеты подводили итоги: «Тысячи экскурсантов-крестьян побывали в те дни в Москве. Как желанных гостей встречали их представители выставки на вокзалах, распределяли по общежитиям, заботились о питании, отдыхе, развлечениях. Дни проходили в беспрерывной смене впечатлений, спорах, обмене опытом. Украинцы, белорусы, якуты, татары, хивинцы, туркмены, грузины, азербайджанцы шли на заводы, фабрики, встречались с рабочими, слушали лекции, посещали театры».
Словом, что русскому здорово, то немцу смерть. Что у искушенного москвича вызывало насмешку, то жителя среднеазиатского кишлака приводило в восторг неописуемый.
Кстати, эта выставка была мероприятием настолько важным, что ее посетил больной Ленин. Прямо отсюда он поехал в Горки (ныне Горки Ленинские) и более в Москву не возвращался. Умер.
Словом, что русскому здорово, то немцу смерть. Что у искушенного москвича вызывало насмешку, то жителя среднеазиатского кишлака приводило в восторг неописуемый.
Кстати, эта выставка была мероприятием настолько важным, что ее посетил больной Ленин. Прямо отсюда он поехал в Горки (ныне Горки Ленинские) и более в Москву не возвращался. Умер.
* * *
Вскоре весь этот карнавал разъехался по своим маленьким родинам, а в 1928 году на праздной территории открыли парк. И поэт Мандельштам посвятил ему стихотворение:
Там, где купальни, бумагопрядильни
И широчайшие зеленые сады,
На реке Москве есть светоговорильня
С гребешками отдыха, культуры и воды.
Эта слабогрудая речная волокита,
Скучные-нескучные, как халва, холмы,
Эти судоходные марки и открытки,
На которых носимся и несемся мы.
Юрий Карлович Олеша назначал тут встречи иностранцам. Ему нравилась здешняя атмосфера: «Мы сидим на скамье в парке культуры и отдыха: профессор Колумбийского университета, переводчик и я.
Парк прозрачен. Деревянные части его окрашены в синее. Стоит высокая башня. Ее высота условна. Здесь высота сооружений делится на площадь огромной территории. Парк нежно реален. Некоторые детали его видишь сквозь ветки. Между собой и далекими купами Нескучного сада видишь двух летающих бабочек».
Парк сразу же сделался московским чудом. И своих посетителей, ясное дело, настраивал на сказочный лад.
* * *
Подробнейшее описание этого парка оставил краевед Юрий Федосюк: «В отличие от соседнего старого Нескучного сада новорожденный сад был беден зеленью; конечно, его украшали газоны и клумбы, но деревья-саженцы были еще низкорослы и тени не давали. Над ними возвышались стройные электрические фонари, на одной из аллей фонарные столбы имитировали форму ландышей. «До чего ж красиво!» восхищались девочки. Против главного входа, у фонтана, установили большую скульптуру Шадра «Девушка с веслом». Обтянутая купальным костюмом, издалека кажущаяся нагой, женская фигура вызывала недовольство тогдашних пуритан и даже протесты в прессе. Вот какие тогда были строгие нравы.
Самым интересным в парке были аттракционы. Постепенно я посетил почти все. Крутился на центробежном кругу, с ускорением вращения которого всех стоящих на нем разбрасывало по сторонам. Ходил по «комнате смеха», где разного рода кривые зеркала превращали зрителей в забавных уродцев. Побывал в «таинственной комнате», с виду самой обыкновенной, со столом, стульями, шкафами, кроватью, диваном. Посетители садились на мостике, нависшем над комнатой. Вдруг стены ее начинали вращаться, набирать обороты, ничего не падало, но сидящим казалось, что вращаются они вместе с мостиком, и некоторые, вообразив, что повисли над головой, кричали от страха Много было в парке народных увеселений и игр, по нынешним временам весьма наивных и примитивных, но собиравших множество посетителей. На массовом поле устраивались соревнования: бег наперегонки на одной ноге, бег в мешках; победители получали премии. Разучивались под баян различные песни: массовик развертывал рулон с крупно написанным текстом песни, любители хорового пения старательно повторяли каждый куплет, потом пели всю песню в целом: «В путь-дорожку дальнюю я тебя отправлю, Упадет на яблоню спелый цвет зари. Подари мне, сокол, на прощанье саблю, Вместе с острой саблей пику подари». «Отлично, превосходно, ободряет массовик, теперь перейдем к другой: «Сулико» народная грузинская песня, любимая песня товарища Сталина», и развертывает новый рулон: «Я могилу милой искал, но ее найти нелегко»»
Этим развлечения, разумеется, не ограничивались: «В другом углу массового поля под баян разучивались танцы, но не бальные, а народные или псевдонародные. Потом этот вид культурного досуга стали называть «два прихлопа, два притопа, два прыжка и поворот». Это не пародия, а подлинная фраза, которую должны были повторять вслед за массовиком любители танцев. Мне запомнилась и другая, не менее забавная: «Играй громче, музыка, а мы спляшем гопака!». И что же разучивали с превеликим старанием и плясали с упоением Существовал большой Городок пионера и школьника с множеством развлечений и игр. Около набережной построили читальню, я нередко заходил в нее, листал журналы и книги. Много было «торговых точек» с простым и дешевым питанием, столовых, буфетов и чайных. Но нигде никакого спиртного ведь это парк культуры, а не какой-нибудь буржуазный развлекательный Луна-парк.
В самом конце парка, около Нескучного сада, установили скульптурную галерею героев пятилетки, знатных стахановцев плохо вылепленные гипсовые бюсты. Далее манил Зеленый театр, одно из чудес парка как подчеркивалось, крупнейший в СССР театр: 20 тысяч зрителей, сцена, на которой могут поместиться три тысячи артистов. Он стоял под открытым небом, сиденьями служили простые скамьи. На огромной сцене чаще всего выступали входившие тогда в моду коллективы народного творчества, музыку и пение делали слишком мощные усилители. Дожди иногда нарушали представления, но никогда их не срывали: зрители закрывались зонтами или просто газетами. Публики в Зеленом театре всегда было полным-полно».
Парк, действительно, сразу же сделался и показательным, и популярным. Здесь было все, что нужно простому советскому человеку. От санитарного блока, где можно помыться и побриться, до выставки «Основные вехи жизни и революционной деятельности И. В. Сталина», портреты которого были выложены всюду из цветов и прочих неожиданных материалов во вкусе Феофана Мухина, прогрессивного художника из ильфо-петровского «Золотого теленка».
Основной задачей парка, разумеется, была идеологическая и прочая положительная пропаганда. Там, к примеру, стояла скульптурная группа под названием «Красноармеец, беседующий с ребятами».
Даже названия придумывали соответствующие Автоаллея, Аллея пионеров, площадь Пятилетки, площадь Ударника, Массовое поле
На специальных площадках стахановцы делились секретами своих достижений. Штукатур демонстрировал аппарат для обрешетки стен, маляр приспособление для быстрой окраски зданий, каменщики-орденоносцы прилюдно клали кирпичи.
Действовал устный журнал «Хочу все знать», проводились тематические праздники «Самоотверженным трудом крепим дело мира». Сновали надоедливые массовики-затейники с добропорядочными байками да прибаутками на политическую тему. Репродукторы кричали: «Шире круг, шире круг, возьмитесь за руки»
Время от времени тут устраивали национальные праздники малых народов. В эти дни парк украшали лозунгами на непонятных языках, на эстрадах занимались экзотической борьбой, а в читальнях выдавали соответствующую случаю литературу (которая, впрочем, успехом не пользовалась).
Не забывали и об оборонной пропаганде каждый должен суметь дать отпор врагу. Самым странным развлечением была «Камера газоокуривания». Отдыхающие добровольно забирались в эту душегубку, а «организованным группам» даже платить приходилось.
Кроме того, в парке действовал военизированный лагерь однодневного отдыха с физзарядкой, политинформацией и «военно-тактическими занятиями». И, разумеется, парашютная вышка, 35 метров высотою. Ю. Федосюк писал о ней: «В те годы усиленно популяризовался парашютный спорт как один из важных видов оборонной подготовки. Наряду со стахановцами, полярниками и отважными пограничниками ловцами диверсантов, парашютисты-рекордсмены были героями страны. В связи с этим неподалеку от Крымского моста построили 30-метровую парашютную вышку. Однажды я отважился с нее спрыгнуть. На верхушку приходилось долго забираться по крутой винтовой лестнице. Снизу верхушка башни, откуда спрыгивали, казалась высокой, сверху же земля показалась глубокой пропастью любопытный оптический эффект. Спрыгнул легко и не без удовольствия. Внизу псевдопарашютистов (прыжок со столь короткого расстояния, разумеется, амортизировался прикрепленным к парашюту краном-рычагом) встречал плотный круг зевак.
Во второй раз случился небольшой конфуз. Придя в парк с приятелем, я предложил, чтобы и он, и я спрыгнули с вышки. Приятель отказался, тогда я взобрался на вышку один, а он наблюдал за мной снизу. Надели на меня лямки, подвели к краю, я глянул вниз, с высоты десятого этажа, и тут ноги мои словно приросли к помосту, сделалось страшно. Но позади ждали своей очереди другие нерешительные отнимали время, срывали план; мои раздумья длились недолго мощный толчок в спину бывалого инструктора тут же низверг меня на землю. К великому моему счастью, ни мое замешательство, ни толчок не были замечены ни моим приятелем, ни другими наблюдавшими за прыжками снизу, и я вышел из круга, освободившись от парашюта, с гордо поднятой головой отчаянного смельчака».