Ко времени смерти Якова Брюса Навигацкую школу уже перевели в Петербург, а в Сухаревой башне разместились адмиралтейские конторы и судейские палаты. Однако имя таинственного графа по-прежнему было неразрывно связано с этим местом.
В начале XIX века рядом с башней возник знаменитый Сухарев рынок. Это произошло сразу после войны 1812 года, когда в Москву вернулись бросившие свои дома жители. Горожане, кто как мог, пытались разыскать имущество, разграбленное за время их отсутствия. Чтобы избежать волнений среди населения, генерал-губернатор граф Ростопчин издал указ. Согласно ему «любая вещь, откуда бы она взята ни была, является неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ею владеет, и что всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном месте, а именно на площади против Сухаревой башни». Уже в первое воскресенье после указа площадь была запружена горами награбленного имущества.
С течением времени Сухаревка превратилась в большой рынок злачное место, столь любимое Гиляровским и другими искателями острых ощущений. Среди местного преступного сообщества существовал странный обычай. 11 апреля, которое считалось днём рождения Брюса, действовало неписаное правило: «Ворованное барахло не толкать, щипачам по чужим карманам не рыскать, торговцам не голосить и покупателей не обирать, иначе Брюс накажет обездвижит руки и язык».
Сухарева башня до наших дней не сохранилась. Её снесли в апреле 1934 года. Официальная мотивировка звучала так: мешает движению транспорта. Чем руководствовались власти на самом деле неизвестно. Как гласит предание, Сталин лично контролировал разборку здания, во время которой рабочим было велено искать тайники и клады. И действительно, в стенах башни удалось обнаружить немало спрятанных там старинных книг. Но самой главной Чёрной Книги колдуна Брюса так и не нашли.
Сухарева башня до наших дней не сохранилась. Её снесли в апреле 1934 года. Официальная мотивировка звучала так: мешает движению транспорта. Чем руководствовались власти на самом деле неизвестно. Как гласит предание, Сталин лично контролировал разборку здания, во время которой рабочим было велено искать тайники и клады. И действительно, в стенах башни удалось обнаружить немало спрятанных там старинных книг. Но самой главной Чёрной Книги колдуна Брюса так и не нашли.
Впрочем, надежда раскрыть тайны Сухаревой башни ещё остаётся. В 1990-х гг. диггеры и «чёрные археологи» обнаружили под Сухаревской площадью многочисленные подземные ходы, попасть в которые можно было из подвалов старых домов, расположенных на Сретенке и в близлежащих переулках. С тех пор минуло полтора десятилетия, и теперь здешним андеграундом заинтересовались уже городские власти.
Так, на своей пресс-конференции главный археолог столицы Александр Векслер заявил: «Основание башни сохранилось. Сейчас там ведутся изыскания. Возможно, будут найдены подземные ходы, проложенные к дому Брюса на Мещанской улице». А главный архитектор Москвы Александр Кузьмин, в свою очередь, предложил создать под Сухаревской площадью подземный музей, целиком посвящённый знаменитой башне.
РеальностьилегендыпроЯковаБрюса
Когда юный царь Пётр начал собирать потешное войско, под его знамена встали два недоросля, братья Роман и Яков Брюсы. Их дед Яков, потомок шотландских королей, в середине XVII века оставил родину, охваченную огнём Великой английской революции, и отправился искать счастья в далёкую Московию. Он преданно служил царю и русской земле, возглавлял псковский полк и скончался в 1680 году в чине генерал-майора. Его сын Вилим дослужился до полковника и погиб под Азовом. Яков Вилимович Брюс был на два с лишним года старше царя Петра. И в то время, когда Пётр с юношеским азартом предавался под Москвой «марсовым потехам», Яков уже вполне познал тяготы и смертельные опасности настоящего ратного дела. Он участвовал в двух крымских походах, организованных фаворитом Софьи В.В.Голицыным.
Москва, в которую вернулся Брюс, затаилась в предгрозовом ожидании: борьба за царскую корону между Софьей и подросшим Петром достигла кульминации. Неожиданно Пётр уехал из Преображенского в Троице-Сергиеву лавру, собирая вокруг себя всех сторонников. Исполнительный Брюс вместе с потешными прибыл в лавру, и с этого момента его судьба оказалась тесно связанной с судьбой русского царя. Вместе с Петром Брюс воевал под Азовом. Когда Пётр в составе Великого посольства отправился за границу, Яков в 1697 году прибыл к нему в Амстердам. Брюс привёз составленную им карту земель от Москвы до Малой Азии, которую намеревался отпечатать за границей. Но сам был нездоров: перед отъездом из Москвы в доме князя-кесаря Ф.Ю. Ромодановского он получил сильный ожог руки. Пётр во время длительных отлучек из Москвы передавал князю-кесарю бразды правления, относился к нему с подчёркнутым уважением и в письмах смиренно подписывался: «Всегдашний раб пресветлейшего вашего величества бомбардир Пётр». Но на сей раз обида Петра на Ромодановского, не уберёгшего его друга, была настолько велика, что в гневе, забыв церемонно-учтивый этикет прежних посланий, он написал: «Зверь! Долго ли тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали». А насчёт пристрастия Ромодановского к крепким напиткам, на аллегорическом языке именуемым Ивашкой Хмельницким, была недвусмысленная угроза: «Перестань знатца с Ивашкою, быть от него роже драной». Князь-кесарь, грозный глава Тайного приказа, ответил с невозмутимым достоинством: «В твоём же письме написано ко мне, будто я знаюся с Ивашкою Хмельницким; и то, господине, неправда... Неколи мне с Ивашкою знатца, всегда в кровях омываемся; ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкою, а нам недосуг. А что Яков Брюс донёс, будто от меня руку обжёг, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Пётр сбавил тон и предпочёл шуткой заключить мировую: «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал; и то правда, только на чьём дворе и при ком? А что в кровях, и от того, чаю, и больше пьёте для страху. А нам подлинно нельзя, потому что непрестанно в ученье».
Брюс тоже прилежно принялся за ученье. Вместе с Петром входя в состав великого посольства он посетил Англию. В Лондоне русский царь и Брюс встречались и беседовали с великим Исааком Ньютоном. За границей Брюс изучал математику и организацию артиллерийского дела. Война со Швецией была неизбежной, и Россия нуждалась в обновлённой мощной артиллерии. Это ответственное поручение и было возложено на Брюса. В 1700 г., стремясь предупредить вторжение шведов в Ижорскую землю, Пётр выслал им навстречу войско под начальством Брюса, носившего уже чин генерал-майора артиллерии. Но неслаженность действий различных ведомств привела к тому, что Яков Вилимович не смог быстро собрать стоявшие в разных местах полки. В кабинетных делах Петра сохранилась запись: «28 июля 1700 посланы из Москвы Яков Брюс, Иван Чамберс, Василий Корчмин до Новгорода наскоро. Они поспели в Новгород в 15 дней, за что гнев восприял от его величества Яков Брюс и от команды ему отказано». Однако царская опала не была продолжительной. Дальнейшие события, и особенно поражение под Нарвой, показали, что не только Брюс, но и всё русское войско не готово ещё противостоять шведской армии. В 1701 г. Брюс направлен в Новгород вместо новгородского воеводы князя И.Ю. Трубецкого, взятого в плен под Нарвой. Яков Вилимович спешно принялся укреплять город, строить пушечный двор, изготавливать снаряды, обучать пушкарей. Под Нарвой русские потеряли почти всю артиллерию. Царь отдал жёсткий приказ часть церковных колоколов срочно перелить на пушки. Но думный дьяк А.А. Виниус, надзиравший за этими работами, с патриархальной неторопливостью больше обещал, чем делал, оправдываясь нерадением мастеровых. «В деле артиллерии, писал он Петру, много трудности: пущая остановка, Государь, от пьянства мастеровых, которых ни ласкою, ни битьём от той страсти отучить невозможно». Встревоженный царь почти умолял Виниуса: «Ради Бога поспешайте артиллериею, как возможно; время, яко смерть».
Русская армия начала новое наступление. Брюс, не успев обжиться в Новгороде, кочевал со своими пушками по военным дорогам. В 1702 г. при его участии был взят Шлиссельбург, потом другие крепости, занятые шведами. Готовясь к осаде Нарвы, Пётр сетовал в письме к Ромодановскому, что не хватает пушек и артиллерийской прислуги: «От чего нам здесь великая остановка делу нашему будет, без чего и починать нельзя, о чём я сам многажды говорил Виниусу, который отпотчивал меня московским тотчасом. О чём изволь его допросить: для чего так делается такое главное дело с таким небрежением?» Виниус был смещён, и в 1704 г. Приказ артиллерии возглавил Брюс в звании генерал-фельдцейхмейстера. Под его началом были открыты навигацкая, артиллерийская и инженерная школы.
Письма Якова Вилимовича почти не раскрывают его личной жизни, это деловые сообщения о количестве пушек и артиллерийских припасов, о выполненных царских поручениях и т.д. Казалось, личной жизни у него не было вовсе, все его помыслы и старания посвящены служению России. И всё-таки этот суровый, замкнутый человек знал увлечения и волнения, понятные немногим: он был страстным коллекционером. Брюс собирал картины, коллекции древних монет и редких минералов, гербарии. Он владел несколькими языками и имел богатейшую по тем временам библиотеку. О широте научных познаний и интересов Брюса говорят его книги по математике, физике, химии, астрономии, медицине, ботанике, истории, искусству и т.д.
Но особенно гордился Яков Вилимович домашней кунсткамерой собранием различных раритетов и «курьёзов». В описи кабинета, составленной после его смерти, значатся, например, такие вещи: «зеркало кругловитое небольшое, в котором кажет большое лицо»; «раковин разных больших и малых 99»; «туфли китайские, плетёные из травы»; «гриб каменный»; «тыква индейская»; «кость мамонтовой головы»; «янтари, в которых есть мушки»; коробочка с «маленькой натуральной змейкой» и тому подобные диковины. Некоторым предметам чиновники даже не могли дать определение и писали просто: «некакой фрукт продолговатый», «два мячика некакого фрукта».
Недаром французский посланник Кампредон, советуя в 1721 году своему правительству, каким образом завоевать расположение Брюса, подчёркивал, что Яков Вилимович не из тех, кого можно подкупить деньгами, и предлагал использовать его собирательский азарт: «Его королевское величество доставил бы ему большое удовольствие, если бы подарил ему гравированное по приказанию покойного короля собрание эстампов королевских дворцов».
В.В.Атласов, предприимчивый устюжский мужик, посланный в 1697 г. обследовать камчатские земли, вернувшись в Москву, привёз с собой маленького желтокожего человека. Атласов забрал его у камчадалов, которые поведали любопытную историю. Года два назад к их берегу прибило большую лодку с незнакомыми людьми. Непривычные к суровому быту и скудной еде камчадалов, чужеземцы быстро умирали. Остался лишь один. В отчёте, составленном в 1701 г., Атласов отмечал: «А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен». Когда пленник увидел русских землепроходцев, в которых чувствовалась принадлежность к цивилизованному миру, то «зело плакал» от радости. Чужеземец успешно осваивал русский язык. В Москве удалось наконец выяснить, что это японец. Он был первым японцем, которого увидела Россия. И даже официальные чины не вполне представляли, где находится его загадочная страна и что за люди там живут. Атласов в отчёте именовал его «индейцем». В бумагах же Приказа артиллерии его назвали и того хитрее: «Апонского государства татарин именем Денбей». А энергичный Пётр уже строил далеко идущие планы. Передав Денбея под опеку Приказа артиллерии, царь повелел: «А как он, Денбей, русскому языку и грамоте изучится, и ему, Денбею, учить своему японскому языку и грамоте робят человек 4 или 5». Насчёт вероисповедания Пётр распорядился Денбея не притеснять: «А о крещении в православную христианскую веру дать ему, иноземцу, на волю и его, иноземца, утешать и говорить ему: как он русскому языку и грамоте навыкнет и русских робят своему языку и грамоте научит и его отпустят в Японскую землю». Но скорее всего Денбею так и не удалось вернуться к родным берегам. Известно, что он со временем крестился под именем Гавриила, а школа переводчиков с японского действовала в Москве до 1739 года.