Судебные уставы 1864 г. впервые в истории России отделили суд от административных органов в сфере судебного управления. Для обеспечения подлинной независимости судей в процессе было установлено, что судьи отвечают за неправильные действия только перед судебной властью. Коллегиальность суда, несменяемость судей, несовместимость судебной службы с другими профессиями, дисциплинарная ответственность только перед судом определили и процессуальное положение судьи. Впервые в России был введен суд присяжных.
Последующее развитие конституционного статуса судей в современной России связано со статусом суда присяжных. Обратимся к исследователям этого вопроса.
Рассматривая суд присяжных, М. В. Немытина формулирует преимущества формы судопроизводства с участием суда присяжных: «Довольно большое количество присяжных заседателей, вызываемых к началу слушания дела (не менее двадцати) и участвующих в судебном разбирательстве (двенадцать основных и двое запасных), право сторон на мотивированный и безмотивный отвод присяжных заседателей, формирование нового состава скамьи присяжных по каждому делу призваны обеспечить объективность и беспристрастность судей от общества. Присяжные заседатели принимают решение по делу самостоятельно и независимо от профессионального судьи. Судья руководит присяжными заседателями в ходе судебного разбирательства, разъясняет им положения закона, сущность принципа презумпции невиновности, разницу между фактами и доказательствами по делу. Однако принятие решения по делу прерогатива суда присяжных. Присяжные заседатели не знакомятся заранее с материалами дела, не должны знать о прежней судимости подсудимого, обстоятельства, характеризующие личность подсудимого, не имеют для них существенного значения. В основе решения присяжных лежат фактические обстоятельства дела, воссозданные в ходе судебного разбирательства сторонами. Присяжные заседатели выносят вердикт, имело ли место преступление, если имело, то какое отношение к его совершению имел подсудимый, виновен ли он, если виновен, то не заслуживает ли снисхождения, то есть решают вопросы, не требующие специальных познаний, руководствуются не нормами права, а жизненным опытом и здравым смыслом. Постановление же приговора, применение уголовного и уголовно-процессуального закона, определение меры наказания подсудимому дело судьи»[224].
В. В. Мельник пишет: «Самое большое достоинство такой формы судопроизводства заключается в том, что в суде присяжных даже лишенные всякой самостоятельности бывшие народные заседатели, которых в народе называют кивалами, пешками в руках судьи, бессловесными судьями, оказавшись в коллегии присяжных заседателей, словно по мановению волшебной палочки, внутренне преображаются и внезапно обретают утраченные в народном суде (суде шеффенов) независимость и судейское достоинство. Эта метаморфоза объясняется тем, что при разделении суда на две независимые друг от друга коллегии самостоятельность, независимость присяжных не подавляются не только авторитетом судьи-профессионала, но и внешним влиянием. Заинтересованные чиновники и частные лица не могут оказать какого-либо давления на вынесение вердикта по вопросам о виновности: во-первых, потому, что заранее не бывает известен конкретный состав присяжных по интересующему их делу; во-вторых, во время самого процесса присяжные ограждаются председательствующим и законом от посторонних влияний; в-третьих, уголовно-процессуальный закон гарантирует тайну совещания присяжных при вынесении вердикта, им запрещается оглашать высказанные во время совещания суждения. В этих условиях не нужно большого гражданского мужества, чтобы при вынесения вердикта руководствоваться только указаниями своей совести»[225].
Все процессуалисты прошлого и современного периода (И. Я. Фойницкий, Г. Джаншиев, А. Ф. Кони, Л. М. Карнозова, П. С. Пашин и др.) приходят к одному и тому же выводу, изложенному в процитированных работах.
Таким образом, процессуальная форма, в которой действует суд присяжных, направлена на обеспечение принципа независимости судей. Вместе с тем раскрытие смысла указанного принципа сводится к раскрытию субъективного начала в деятельности судьи, в выполнении им прав и обязанностей как субъекта, осуществляющего функцию правосудия, в которую включается оценка доказательств, собранных в процессе доказывания по делу по его внутреннему убеждению, основанному на всесторонне проверенных достоверных и достаточных доказательствах, несущих информацию о событиях преступления.
Исследование правосудия в его субъективной части наталкивается на проблему установления условных факторов деятельности, которые исследователь проблемы считает неизменными и вытекающими из процессуальной формы. Обратимся к работе В. В. Мельник «Искусство доказывания в состязательном уголовном процессе». Цитируя исследователя суда присяжных XIX в. А. М. Бобрищева-Пушкина, автор отмечает, что в чрезвычайной фактической добросовестности присяжных заседателей кроется один из секретов того, что в суде присяжных более последовательно, чем в обычном суде, соблюдаются презумпция невиновности и вытекающие из нее правила оценки доказательств.
Такая установка исходит из того, что только приведение к присяге и вызов в суд в качестве присяжного меняют тот самый человеческий фактор правосудия, который подвергается постоянной критике. Фактически же мы имеем дело с «предрассудком абсолютной объективности естествознания и идеологичности общественных наук».[226]
Принцип независимости судьи является конституционным. Согласно этому принципу строятся все законодательные акты, на основе которых создается и действует судебная система как институт государства, государственной власти, как ветвь власти.
Если обратиться к истории права, то «для дореволюционной историографии в оценках пореформенного суда были характерны следующие черты: идеализация Судебных уставов 1864 года, как воплощения идеалов правосудия в жизнь, создания в России основы правового строя».[227]
Рассмотрение истории судопроизводства в России с точки зрения ее критики в послереволюционный период отражено в работе Н. А. Троицкого. Он, в частности, пишет: «Главное же, что позволяло карателям безнаказанно чинить произвол в судах, это не просто попустительство, но прямое поощрение, а то и давление со стороны верхов, которые в борьбе против террора не останавливались перед попранием собственных законов.»[228]
Выделим то, что нашло отражение в указанных исследованиях: субъективность подхода судьи, судьи, зависимого от власти, но не от закона и права, к вынесению им приговора при отсутствии процессуальных гарантий независимости судьи в процессе.
Среди требований, которые предъявлялись к судьям в России в разные периоды исторического развития и отражали объективно сохраняющиеся задачи уголовного судопроизводства в обществе, выделим следующее: «Суд должен получить право разбирать все жалобы на нарушение администрацией и полицией прав граждан и этим путем сделаться хранителем и оплотом личной свободы граждан.»[229]
Вместе с тем автор этих строк, написанных в 1905 г., обоснованно отмечал, что «условная независимость существует только в общем суде, действующем на основании судебных уставов. Суды же исключительные и особенные зависимы».[230]
Выделим те подходы к суду, с которыми исследователь права в современной России сталкивается постоянно и которые подлежат реформированию. «Как известно, богиню правосудия Фемиду изображают с завязанными глазами Только в условиях социализма символический образ правосудия соответствует реальным условиям работы суда Местные советы, не вмешиваясь в деятельность суда по разрешению конкретных дел, могут оказать свое влияние на общее состояние дел Осуществляя политическое руководство судами, партийные комитеты не подменяют суды. Партийные комитеты интересуются качеством судебных дел, состоянием борьбы с преступностью».[231]
В теории процесса принцип независимости в указанных условиях понимался в тех пределах, в каких независимость судьи допускалась в процессе в условиях отсутствия разделения властей и реальных конституционных гарантий независимости. В связи с этим Т. Н. Добровольская писала: «Независимость судей нельзя понимать как их свободу от государства, от политики партии. Судов и судей, не зависимых от государства, не было нет и быть не может. Подчиненные только закону, советские судьи обязаны тем самым подчиняться воле народа в политике Коммунистической партии, выраженной в законах. Поэтому судьи независимы не от государства (его политики и задач), а только от любых посторонних вмешательств при рассмотрении и разрешении конкретных дел»[232].
Вместе с тем авторы отмечают, что «получило широкое распространение вмешательство представителей власти в непосредственную деятельность органов расследования и суда, стало обычным так называемое телефонное право».[233]
В приведенных позициях исследователей в отношении независимости суда и судьи просматривается несколько аспектов проблемы внутреннего убеждения судьи. Один аспект относится к доказательствам, которые должны быть положены в основу оценки их судом и должны сформировать внутреннее убеждение судьи, составляющее реальное познание обстоятельств дела судьей.
Второй аспект относится к формированию возможности перехода внутреннего убеждения судьи от объективного познания действительности в пределах действующего закона к усмотрению в познании действительности в интересах представителей других ветвей власти. При этом необходимо учесть, что такое формирование внутреннего убеждения возможно в условиях реализованного в правоприменении принципа разделения властей. Единство власти предполагает единство подхода суда к разрешению любого дела с точки зрения того единства понимания права, которое предлагается в материальном законе, и той роли судьи, которая установлена для него процессуальным законом. Обоснование такого подхода изложено по существу в приведенных выше выводах исследования принципов советского уголовного процесса.
В случае отсутствия независимости судьи в процессе внутреннее убеждение судьи формируется не в результате познания объективной действительности в интересах правосудия и сторон по делу, а под влиянием представления о действительных обстоятельствах дела должностных лиц законодательной или исполнительной власти, либо в интересах частных лиц, либо в административных интересах единой власти в условиях отсутствия реального разделения властей.