Стало быть, тот, кто желает говорить и произносить духовные и небесные слова, сначала пусть наполнит свое сердце духовными и небесными помышлениями, и потом износит из него, как из некоей сокровищницы, духовные и небесные слова. Если же сердце его исполнено лукавства, пусть сначала извержет из него лукавство, как сказано: «Отымите лукавство от сердец ваших»[154]. После этого пусть как некий драгоценный бисер соберет в нем доброе сокровище, поступая так, как поступает тот человек, у которого поле полно сорных деревьев и колючек. Он сначала корчует неплодные деревья и колючки, а потом засаживает поле плодовыми и культурными растениями.
Так пусть поступает и тот, кто желает собрать в своем окамененном сердце доброе сокровище и насадить в нем культурное и плодоносное растение. Что же это за доброе сокровище и что это за культурное и плодоносное растение, которое приносит плод в свое время, подобно пророческому древу, насажденному при исходищих вод[155]? Это не что иное, как имя Божие. Это сокровище имени Господня остается в сокровищнице, и благословенное древо умной молитвы пускает корни в сердце человека тогда, когда обретет тело умерщвленным подвигом и всегдашним постом. Когда в сердце, как в сокровищнице, будет заключено имя Христово, тогда облачается сердце в одежду Христову, облекается оно благодатью Христовой. А если сказать лучше, то сердце окрашивается именем Христовым, и благодать Христова соединяется с сердцем. Посему сердце во Христе, и Христос в сердце. Тогда Христос поглощает сердце, а сердце, поглощенное Христом, поглощает Его Самого. Имя Христово это чистое серебро, обожженное и очищенное многое множество раз. Таким же становится и сердце. И снова, имя Христово есть свет. Тогда светом становится и сердце.
В том сердце, где почитается и прославляется имя Христово, где поучаются в нем, невидимо обитает и Христос. А где обитает Христос, там и Отец. А где обитают Отец с Сыном, там упокаивается и Святой Дух. Ибо Святая Троица Нераздельна и Единосущна. А оттуда, где обитает и упокаивается Святая Троица, истекают реки живой воды духовные помышления и потоки святой премудрости. Потому мы говорим, что сердце, ставшее домом и обителью невидимого и всепремудрого Бога, рождает и изводит слово поучительное, слово спасительное, слово плодовитое, слово премудрое, слово святое, слово доброе, как сказано: Отрыгну сердце мое слово благо, глаголю аз дела моя цареви[156]. Подобно и язык тогда не успевает рассказать о помышлениях, которые рождает сердце, почему и говорит: Язык мой трость книжника скорописца[157].
И снова мы говорим, возлюбленный, что когда сердце твое полно лукавых помыслов и демонических помышлений, подобно телу, наполненному гноем, тогда необходимо поставить банки, которые вытянут, изгонят гной и очистят от вредной крови сердце, которое уязвлено умопостигаемым образом и умерщвлено жестокими и невещественными разбойниками. Банками я называю не то, что применяют врачи для излечения тела, но то, что в помышлениях сердца используют врачи души делатели трезвенной и сердечной молитвы. Ибо если твое сердце исполнено и отягчено лукавыми помышлениями и смертельными для души мыслями, то иным способом ты не можешь доставить ему облегчение и исцелить его, кроме как приставить ко груди сердечную молитву, словно банку. Потому что как банка держится за смертельно побитое тело и забирает из него всю вредную кровь, так и сердечная молитва, если сильно возьмется за грудь, заберет из нее все блудные и лукавые помышления и очистит ее. То, о чем я говорю, возлюбленный, ты можешь испытать на деле следующим образом.
Сядь, возлюбленный, где-нибудь как на скамью или стой прямо, но немного наклонившись и приклонив голову вперед, спиной изобразив горб, и начинай говорить молитву из глубины сердца, притягивая его, то есть сердцевину своей груди, где образовалась впалость, внутрь себя, насколько это возможно для твоей молитвы, одновременно сдерживая дыхание как только можешь, притягивая молитвой сердце, пригвождая к нему все свое внимание. Если ты будешь так поступать, то снаружи твоя грудь по своей впалости станет похожа на банку. Ибо умопостигаемая банка имени Христова сильнее чувственной банки вытягивает из тебя, из твоей груди сокровенное наслаждение плотской похоти и помещает в нее другое наслаждение наслаждение духовного пожелания.
А то, что злая человеческая похоть гнездится и имеет своим престолом грудь, чтобы оттуда, как из некоего удобного и весьма приспособленного для этого бастиона, вести с человеком войну, каждый может уяснить из того, что предстоит мне сказать. Когда человек творит эту молитву, тогда, как мы сказали, тотчас уходит и исчезает у него плотская похоть, как под теплотой солнечных лучей исчезает иней. А когда исчезнет стремление к сатанинскому наслаждению, тогда тотчас приходит духовное желание и занимает то место. Если же сатана не будет изгнан оттуда и если не будет убран оттуда его мерзкий престол, которым являются гнусные и блудные помыслы, невозможно прийти туда чистейшей благодати Божией и установить там сияющий Престол своих божественных и духовных помышлений. Ибо как возможно, чтобы царь установил свой трон, определил свой порядок и поставил свою охрану в том дворце, где засели враги царя и отступники? Разве возможно это, доколе враги не будут изгнаны и ненавидящие его не будут уничтожены?
Так и в дом, который давно не подметали и где полно паутины, который является жилищем грязных червей и ядовитых скорпионов, как может войти и как может возлечь на этом мусоре и червях славный царь, носящий светлейшую и бесценную порфиру, если прежде дом этот не будет благоукрашен и не сделается достойным царя? Тогда и в нечистое и оскверненное сердце как может войти и как может почить в нем светлейший и чистейший Жених Церковный, Господь наш Иисус Христос, если прежде оно не очистится очистительным именем Его Самого Господа нашего Иисуса Христа? Ему же слава и держава во веки нескончаемых веков. Аминь.
Слово двенадцатое
О том, что божественные Ангелы исполняются благоговения пред человеком, сердце которого непрестанно занимается молитвой, и сохраняют его невредимым от всякого греха, потому что он возлюблен Богом, как и сам возлюбил Бога от всего своего сердца.
Благослови, отчеИтак, если ты, о монах, оставивший мир и вещи мира и пришедший в ангельский образ, желаешь, чтобы твоя душа сподобилась благодати и божественного утешения, усердно подвизайся, чтобы стяжать в своем сердце поучение в умной молитве, и позаботься, насколько можешь, о том, чтобы благодатное и утешительное имя Господа нашего Иисуса Христа было записано и запечатлено на твоем сердце. Потому что тогда к тебе будут относиться с любовью и благоговением святые Ангелы. Ибо они, почитая имя Христово и благоговея пред ним, благоговеют и почитают и то место, где записано это имя Христово.
Когда ты напишешь в сердце молитву, которая является именем Христовым, Ангелы будут не только благоговеть и почитать тебя как друга этой молитвы, но и станут твоими неразлучными друзьями на протяжении всей твоей жизни. Они будут невидимо сопровождать тебя на путях и дорогах. Ночью они будут хранить тебя от страха нощнаго, а днем от стрелы летящия[158]. Во время работы они чудесным образом будут помогать тебе и укреплять тебя. Во время беседы они будут вразумлять тебя отвечать на вопросы премудро и без запинки. Во время молитвы они, исполненные радости, будут стоять и молиться вместе с тобой, умоляя за тебя Всевышнего. В опасности они станут для тебя утешением и нежданным спасением. Этих Ангелов ты не видишь глазами явно, но чувствами постигаешь их помощь. А иногда ты видишь их и очами, в зависимости от твоей душевной силы и чистоты твоего сердца.
Радость твоей душе, если ты обретешь таких благодатных друзей и сильных хранителей Ангелов, которые определены Богом, чтобы хранить твою душу, доколе не представят ее как чистую и непорочную невесту Жениху Иисусу. Потому что насколько ты, возлюбленный, отверг от себя всякое плотское похотение и суетную заботу и весь предался занятию молитвой и поминанием Самого Бога, настолько и Бог помнит тебя всегда и считает тебя Своим другом, записав твое имя в неизгладимой Книге Своей божественной памяти.
Потому радуйся, возлюбленный, и веселись, как говорит Господь: Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах[159]. И поскольку имя твое записано в Книге жизни пером, которым ты сам при помощи всегдашней сердечной молитвы написал в книге своего сердца Его божественное имя, то Бог впредь будет заботиться о тебе, опекая и сохраняя твою душу Своей благодатью как зеницу ока от всякого греха, от всякой вещи, во тьме преходящия, от сряща и беса полуденнаго[160]. Потому что и ты хранишь неизгладимыми в глубине себя Его любовь и память о Нем. Об этом некто из отцов рассказал следующее.
Некий брат, придя в исступление, увидел величайшую церковь, посередине которой стоял великолепный и славный царь, облаченный во все архиерейское облачение такой красоты и блистания, что связывается любой язык, желающий поведать о благообразии того славного архиерея. Вокруг него стояли молниеобразные существа. Одни из них были похожи на диаконов, потому что держали в руках своих чудные кадила, которыми кадили этого блаженного и небесного архиерея, другие же на священников, которые стояли вокруг него с величайшим благоговением.
Все они представляли собой чудное видение, потому что не только их образ был световиден и почтенен, но и облачения, в которые они были одеты, у некоторых из них были белы как снег и чисты как свет. Облачения были настолько тонкими, что если здесь на земле нашлись бы такие и были бы оставлены в воздухе не обремененными никакой земной тяжестью, то тотчас ветер поднял бы их в небесный эфир и они по причине своей крайней легкости и чрезвычайной тонкости уже никогда бы не опустились вниз на землю. Облачения, в которые были одеты другие, были иного вида, о котором не только земной язык поведать не в силах, но и ум сам по себе не может того постигнуть, потому что нет в мире вещи, подобной виду этих облачений.
Другие же были облачены в ризы молниевидные, которые сверкали подобно молнии. И одни из них находились по правую сторону от архиерея, а другие по левую. Все стояли с великим благоговением и скромностью. А этот блаженный архиерей был столь славен, настолько выделялся среди других и превосходил их своей славой, светлостью и красотой, как превосходит солнце другие светила. Стоя же прямо и зря на восток, сей чудный и непостижимый архиерей громко и чисто, немного кратко, пел некую мелодию, очень сладкую и неизреченную. Монах же тот, видя эти непостижимые вещи, изумлялся и, слушая сладчайшую гармонию и чрезвычайно приятную мелодию, удивлялся.