Ничего я не такой, не знаю почему, но эти слова меня задели. Просто у меня дел полно, вы же сами подгоняете: «давай, давай».
И снова неправ, мягко пожурил меня Зимин. Когда такое в последний раз было? Мы тебе доверяем, мы дали тебе полный карт-бланш. И потом никто не говорит, что мы отправимся в этот славный город надолго, как, например, твои родители на теплые моря.
Вот тут мне стало совсем неуютно про родителей я совсем забыл. Пару раз я с мамой говорил, но когда был последний из них? Неделю назад?
Между прочим, они через неделю возвращаются в Москву, Валяев явно наслаждался моим поникшим видом. Нет, можно было бы их еще там подержать, но все хорошо в меру. Я про это знаю, а ты нет. Тебе не совестно?
Совестно, признал я. И вот какая Прага? Мне их встретить надо будет.
Встретишь, тон Зимина неуловимо изменился, он стал приказным. Мы летим всего на три дня. В пятницу утром туда, в воскресенье вечером обратно. И твое участие в поездке не обсуждается, на то есть отдельное распоряжение. Чье объяснять?
Догадался, вздохнул я. Вот прямо сам сказал?
Я удивлен не меньше твоего, кивнул Зимин. Больше скажу, мы с Никитой до твоего прихода гадали это ты с нами едешь или мы тебя сопровождаем?
Привет, мальчишки, дверь в кабинет Зимина открылась, и в дверях показалась тележка, заставленная снедью и пустой посудой, катила ее Вежлева. А я вам еды привезла.
Сменила профиль? радостно завопил Валяев. Тебя понизили, за грехи твои тяжкие? Я знал, я говорил!
Если у нас проведут конкурс на самого остроумного сотрудника, то номинация «Плоская и примитивная шутка» точно будет твоей, Вежлева посмотрела на меня. Ладно эти двое, но от тебя, Киф, не ожидала такой душевной черствости. Может, все-таки мне поможешь? Эта штука тяжелая и неудобная.
За выпендреж надо платить, справедливо заметил Зимин. Зачем ее у официантки отобрала? А ты именно так поступила, я тебя знаю.
Я ничего не сказал, просто встал, подошел к тележке. Не такая она и тяжелая, между прочим.
Потому что я с ней смотрюсь необычно и выигрышно, Вежлева неуловимо прикоснулась губами к моей щеке. Жалко, наколки на голову не было и фартучка белого. И еще сюда хорошо бы белые чулки, да, Киф?
Она отставила в сторону точёную ножку, в чулке телесного цвета и синей туфельке, и критично на нее посмотрела.
Фантазии у тебя, Марин, сморщился Зимин.
Замуж ей пора, Валяев подошел к тележке, которую я поставил в центре кабинета, и осмотрел ее. Я давно про это говорю.
Так не за кого, развела руками Вежлева. Ты пьешь, Макс весь в делах, Азов социально опасен. Разве что вот, за Кифа, но при нем эта его буренка вечно ошивается, а он почему-то это поощряет. На остальных же вовсе без слез не взглянешь либо карьеристы, которым не душа моя нужна, а связи, либо А!
И Марина с несомненно притворной горечью махнула рукой.
Не верь ей, брат, Валяев отрезал изрядный кусок от свиного окорока, вольготно расположившегося в центре тележки, и плюхнул его на деревянную тарелку. Марина всегда так говорит, уж я-то знаю. Она просто раскидывает свои сети, как паучиха.
Паучиха? возмущенно ткнула себя пальцем в грудь Вежлева. Вот уж хамство высшей марки! Я сейчас тебе вон ту плошку с салатом на голову одену.
Не оденешь, хладнокровно произнес Валяев. Ты субординацию соблюдаешь неукоснительно, а я в иерархии компании стою повыше тебя. Так что не изображай из себя оскорбленную невинность, хорошо? На меня эти штуки не действуют, тебе ли не знать?
И все-таки выбирай слова, напротив Валяева теперь стояла совсем на та веселая улыбчивая женщина, что минутой раньше ввезла в кабинет еду, она моментально переменилась, став аналогом Снежной Королевы. Если даже я пока стою на пару ступеней ниже тебя, это не значит, что буду проглатывать оскорбления. И потом все меняется, и наше положение в пространстве тоже может перемениться. Я тоже призвана, наравне с вами, это тебе ни о чем не говорит?
Никогда у нас с тобой не будет изменения положения, Валяев невозмутимо намазывал горчицу на мясо. Ни в иерархии, ни даже в постели. С кем с кем, а с тобой я не возлягу никогда и ты это прекрасно знаешь. И говорить буду то, что захочу, независимо от твоих желаний.
Тем не менее Вежлева сузила глаза и сжала кулачки, ее фигура была напряжена как струна.
Киф, ты что стоишь? перебил ее Зимин. Ты же хотел есть? Ну так и ешь, эти двое где-то час еще ругаться будут, так что же, тебе от голодной смерти помирать?
И то, Марина внезапно улыбнулась, холод, исходящий от нее, исчез, будто его не бывало. Что это я? Никит, что нам делить?
Я не знаю, пожал плечами Валяев, отправляя кусок мяса в рот и отходя к креслу. Это ты затеяла скандал, впрочем, как и всегда. Сама ведь знаешь я мухи не обижу.
Да ладно, Зимин засмеялся. Я сам видел, как ты как-то на муху орал.
Спьяну и не такое бывает, не стал спорить Валяев. Но я же ее не обижал, я ее оскорблял.
Пока велась эта дискуссия, я наложил себе еды и, вернувшись в кресло, начал размышлять над словами Вежлевой о том, что она куда-то там «призвана». Уж не в Прагу ли? Если да то все еще хуже, чем я предполагал. Я никогда не боялся женщин, да и ее я не боюсь, но при этом мне как-то хочется держаться от нее по возможности подальше. Так сказать дружить на расстоянии. Сейчас у нас паритет я вроде как ей ничего не должен, и она мне ничего не должна. Мы тогда, у входа в здание, сквитались полностью. А эта поездка может здорово все поменять в существующем условном равновесии.
Ну что, Вежлева села на подлокотник моего кресла и щелкнула меня по носу. Летим вместе?
Судя по всему да, прожевав кусок, ответил ей я.
Был до этого в Праге? поинтересовалась она и снова нацелилась на мой нос.
Разок, я поморщился, отводя ее руку от моего лица. Не делай так больше, хорошо?
Хорошо, покладисто согласилась Марина. Так не буду.
А Азов? спросил я. Его с нами не будет?
Нет, покачал головой Зимин. Так случается кто-то приглашен, кто-то нет.
Еще одна головная боль. Придется Азову про всю эту канитель рассказывать, а потом гадать пронюхали про это мои нынешние сотрапезники или нет.
Подытожим, Валяев подошел к столу и взял бутылку с коньяком. Марин, тебе накапать?
Тон его был спокойный, не сказать дружелюбный. Будто и не было только что короткой, но агрессивной стычки.
Само собой, прозвенел голос Вежлевой.
Итак, Валяев вынул из бутылки пробку. Летим в пятницу с утра, рейс из Шереметьева в девять с копейками. Выезжаем отсюда в семь часов пробки, то-сё Самолет не частный, нас ждать не будет.
Я бы даже раньше выехала, Марина шмыгнула носиком. Во избежание. Пятница, зима, как ты верно заметил пробки. А еще может быть снегопад.
Ладно, по ситуации, согласился Валяев. Будем в пятницу поглядеть. Машина всегда тут, нам же не такси вызывать? Ну что выпьем? Впереди веселые выходные!
Самое досадное дальше было много разговоров, но я так и не смог задать самый главный для меня вопрос я-то в Праге накой нужен? Они все руководство, с ними все ясно, тем более, что в какой-то момент промелькнуло словосочетание «годовой отчет». Повторюсь при чем тут я? Разве что как представитель подконтрольной организации? Понятно, что это бредовейшее предположение, но других-то нет.
Не из личной же симпатии меня Старик приказал привезти? Хотя если это так, то я точно никуда лететь не хочу.
Ну вот за что мне это все?
Я пил коньяк, который поначалу не пьянил, слушал беседы своих коллег, сам время от времени вставлял реплики и все больше грустнел. А что удивляться? Поводов для веселья я не вижу, причем ни одного.
Под конец я все-таки прилично нагрузился. Не так, как Валяев, который в результате заснул прямо в кресле, но изрядно. По крайней мере, стены кабинета Зимина отчетливо пошатывались, как видно, их кто-то раскачивал извне.
А вот Вежлева была бодра как первокурсник в сентябре, хотя пила наравне с нами. Может, она через одну за плечо выливала?
Пошли-пошли, вела она меня за ручку к лифту. Забавно, ощущаю себя законной супругой, которая подгулявшего муженька домой ведет. Слу-у-ушай, давай я тебя твоей деревенщине с рук на руки сдам? Смешно будет!
До судорог, представил я себе лицо Вики, все, что последует за этим, и икнул. Предсмертных. Моих.
Нет в тебе здорового авантюризма, прислонила меня к стенке у лифта Марина и нажала кнопку. И потом а тебе не все равно? Ты же ее не любишь. Ты вообще никого не любишь, кроме себя.
Да и себя не слишком, даже не стал спорить я. Можно подумать, что ты сильно от меня отличаешься.
Только если половыми признаками, подбоченилась Вежлева. Хотя нет, себя я очень люблю. А почему я не должна этого делать? Я умная, красивая и уверенно иду по жизни. Как по мне подобного достаточно. И потом, нелюбовь к себе самому это патология. Или даже того хуже диагноз, причем по психиатрической линии. Себя надо любить, иначе жить будет мерзопакостно. Что до тебя врешь, любишь ты себя.
Вру, снова согласился я. Люблю. Лифт пришел.
Врушка, Марина втолкнула меня в кабину. Как не стыдно!
Она прижала меня к стенке и провела ладонью по щеке.
Сцена из плохого дамского романа, да? иронично спросила она у меня. Лифт, тишина, он и она.
Вообще-то это я тебя сейчас должен зажимать, здраво возразил я ей. А никак не ты меня. Там обычно так бывает. Ну, «мускулистой рукой он провел по ее бедру» и все такое.
Кто крепче стоит на ногах, тот и доминирует, глаза Марины оказались вровень с моими. Целоваться будем?
Лифт средство повышенной опасности, предупредил ее я. В правилах написано, что нужно его использовать исключительно по прямому назначению.
Про то, что в нем нельзя целоваться, в правилах не написано. Что не запрещено то разрешено.
Не зря меня предупреждали о том, что эта женщина всегда получает желаемое. И в этот раз случилось именно так, хотя, ради правды, я не сильно и сопротивлялся. В конце концов, бежать от красивой женщины, которая еще полгода назад на тебя даже не посмотрела бы это ерунда какая-то. Это как медаль получить и в кармане ее носить.
Не будем спешить, сказала она мне, когда лифт, задорно звякнув сигналкой, остановился на первом этаже и мы его покинули. У нас впереди две ночи и Злата Прага. Лучшего места для красивого романа не придумаешь.
Отличная перспектива, согласился я, икнув и прислонившись к стене рядом с сомкнувшимися дверями, и не спеша выходить в холл. Вот только я не стал бы строить поспешные планы. Нас туда не просто так дернули, кто знает, что там может случиться? Не исключено, что у нашего работодателя свои планы и на дни, и на ночи. И на все остальное.