У бояр остался! глухо ответил Николай и прямым ударом в челюсть уложил стрельца наземь.
Тесть с другом разом выскочили из-за угла и взяли под прицел вход и два окна дома. Но пока было тихо. Никто из стрельцов больше не выскочил из дома и из окон палить не стал. Николай пошёл к двери. Только хотел её открыть, как та открылась сама, и он лицом к лицу встретился с ещё одним стрельцом. Тот держал в руке пищаль и настороженно смотрел на пришедшего. Луна как раз снова ушла в тучи, и теперь был виден только силуэт Николая в стрелецкой одежде. Сыскарь ещё наклонился, чтобы войти в низенькую дверь дома, и это ему здорово помогло. Оттого в нём сразу не признали чужака.
Ну, что бояре тебе сказали? после небольшой паузы заговорил стрелец. Долго нам ещё здесь в засаде сидеть? Скоро ужо светает, пора и уходить, пока ещё темно!
Сказали, что потерпеть ещё трохи нужно, глухо ответил Николай, стараясь скрыть свой рост.
Десятник хотел ещё что-то сказать, но заметил у ворот лежащего на земле человека и истошно закричал:
Изме-наа!
Он тут же стал отступать обратно вглубь сеней, чтобы разорвать дистанцию с противником и заодно снять с предохранителя пищаль. Но Николай мгновенно ушёл немного в сторону от направления выстрела и быстро метнулся на него. Захватил руку десятника с пищалью коротким ударом по кисти выгнул её, и стрелец даже не успел ойкнуть, как его оружие уже перекочевало к сыскарю, а сам десятник от болевого захвата выгнулся дугой и, выполнив замысловатый «танец», оказался лицом к двери в комнату. В это время она открылась, и оттуда осторожно выглянул стрелец с саблей в руке. Но увидев перед собой своего собственного десятника с перекошенной от боли физиономией да дуло пищали чуть ли не у своей груди, тут же ретировался обратно в комнату. Лишь через мгновение он понял, что пищаль направляет на него не десятник, а неизвестный высокий мужик в стрелецком кафтане.
Изме-наа! Свои нас предали! истошно заорал стрелец.
Он уже хотел захлопнуть дверь, но в её проём вставил ногу Андрей Яковлевич и не дал закрыть, а тут же ударом кулака отключил горланящего не по делу стрельца. Тот рухнул, а опытный Андрей Яковлевич мгновенно отскочил от двери под защиту стены из толстых брёвен. Николай так же среагировал на действия товарища: оттолкнул в сторону десятника и тоже ушёл под укрытие стены. Раздались два оглушительных выстрела. Это оставшиеся в избе стрельцы разом пальнули из пищалей. Они целились во входную дверь, надеясь тем самым остановить неизвестно откуда взявшихся нападавших. Картечь могла и десяток чужаков скосить, но им не повезло. Картечь лишь разворотила дверь, а за ней и тело их десятника. Пару раз вздрогнув, тот медленно сполз на пол. Дверь заклинило. Николай с тестем быстро отволокли убитого в сторону. Андрей Яковлевич распахнул дверь и быстро заглянул в комнату. Там стрельцы поспешно перезаряжали разрядившиеся пищали. Не так быстро было подготовить их к повторному выстрелу. Совершать это на поле боя одно, за спинами изготовившихся к стрельбе товарищей: там и до врага далеко, и не так и страшно. Совсем другое дело заряжать пищаль, когда враг находится в соседнем помещении и дышит тебе чуть ли не в лицо. Тут и руки могут задрожать от нервного напряжения, и глазомер подвести. У более молодого стрельца порох из мешочка просыпался мимо полки. А пожилой и опытный боец отбросил свою пищаль в сторону и схватился за бердыш.
Бросай свою пукалку, молокосос! Не поможет она тебе уже! Хватай бердыш и давай за мной! крикнул он на молодого стрельца, подбегая к двери и замахиваясь на Андрея Яковлевича. Руби царскую сво
Стрелец не успел закончить фразу. Раздался глухой хлопок. К его удивлению, сознание успело заметить, что от выстрела из непонятной штуковины не было такого привычного облака дыма. Что-то внезапно больно обожгло ему грудь, и стрелец будто налетел на преграду. Приостановился, споткнулся о выпавший из его рук бердыш да неуклюже завалился на бок. Молодой стрелец испуганно глядел на то, как падает тело убитого товарища. Потом посмотрел на троицу бояр с пистолетами в руках. Это непонятное маленькое чёрное «что-то» только что убило его наставника. Теперь он понял, что это неказистое «что-то» ужасно смертельное оружие, которое теперь может легко убить и его самого. Молодой стрелец упал перед чужаками в дорогих одеждах на колени и громко заголосил. Ему стало очень страшно. Это был первый в его жизни бой, он же оказался и последним.
Потребовалось некоторое время, чтобы распределить по саням всех оставшихся в живых заговорщиков. Одних саней, на которых приехал Николай с товарищами, оказалось мало. Пришлось реквизировать в обоих домах боярские и стрелецкие сани. Заехали на постоялый двор за Марфой. Забрали заодно подельников святого отца и в путь, в Кремль. Но в Кремле Петра Алексеевича не оказалось. Николай обнаружил его на окраине Преображенского села, где тот вместе с Лефортом проводили смотр Семёновского и Преображенского полков. Командовал полками генерал Головин. Вскоре государь со свитой отбывал в Европу, и ему хотелось перед поездкой быть уверенным в том, что он оставляет свою гвардию в полной боеготовности, и при необходимости та сможет в его отсутствие достойно противостоять стрельцам. Он не верил старой армии, чувствовал, что она не только не готова к войне, но и от неё можно ещё ожидать предательства. Сейчас убрать стрельцов он пока не мог. Для этого нужно применить новый подход в формировании и в подготовке регулярной армии, а затем получить хотя бы формальный повод для расформирования стрельцов. Пётр Алексеевич готовил верную себе армию и выжидал, проявляя в этом деле воистину царское терпение.
За селом Преображенское стоял неимоверный грохот орудий. На широком поле то тут, то там появлялись облака дыма, окутывая пушки. Они стояли на левом фланге. Там оттачивали своё мастерство бомбардиры, а на правом Лефорт проверял готовность фузилёров. Это тех же стрельцов, только своих, выращенных Петром Алексеевичем собственноручно из когда-то «потешного войска». Это были полки, которые вместе с ним штурмовали Азов, в надёжности которых он мог быть полностью уверен.
На расстоянии пятидесяти шагов от выстроившейся шеренги стрелков установили фигурные мишени в рост человека. Лефорт подавал команду взмахом платка. Раздавался слаженный, дружный выстрел то пулями, то картечью, и деревянных мишеней щепы разлетались в разные стороны. Солдаты учились стрелять. Выкашивать косой смерти шеренги противника.
На расстоянии пятидесяти шагов от выстроившейся шеренги стрелков установили фигурные мишени в рост человека. Лефорт подавал команду взмахом платка. Раздавался слаженный, дружный выстрел то пулями, то картечью, и деревянных мишеней щепы разлетались в разные стороны. Солдаты учились стрелять. Выкашивать косой смерти шеренги противника.
Государь же очень любил пушки. Он лично бегал от орудия к орудию, чтобы убедиться, что бомбардиры всё делают верно. Иногда Пётр Алексеевич от нетерпения вырывал из рук солдата банник, сам драил ствол орудия. Собственноручно заряжал его ядром и порохом, выверял угол наклона, а затем брал раскалённый пальник и прикладывал его к запальному фитилю. Гремел выстрел, ядро с шипением вылетало из ствола, и через мгновения деревянная цель разлеталась в щепы. Пётр Алексеевич с довольным видом отдавал обратно пальник бомбардиру и гордо говорил:
Вот как надо! Понял?!
И тут же метровыми шагами быстро шёл к другому орудию, чтобы вновь внимательно наблюдать за работой бомбардиров. Те старались делать своё дело хорошо и не робеть под внимательным взглядом государя. Если выстрел действительно был хорош, царь радовался с искренностью ребёнка и от души хлопал широкой ладонью удачливого бомбардира по плечу Тот старательно терпел медвежьи удары, чтобы не вызвать недовольство государя.
Пётр Алексеевич как почувствовал, что за ним кто-то следит. Он обернулся и увидел в конце поля, на дороге, несколько саней с людьми. Прямо напрямик по заснеженному полю к нему шёл Николай. Государь нетерпеливо махнул ему рукой, чтобы шёл ещё быстрее. Сыскарь перешёл на бег. Получился бег по пересечённой местности. Правда, обувь совершенно неспортивная. Сапоги с абсолютно гладкой подошвой из толстой воловьей кожи раз за разом скользили по рыхлому снегу. Хоть немного, но помогали держаться невысокие каблуки с набойками. Так что кое-как, но добежал по нетоптаному снегу.
Доброе утро, государь! радостно поздоровался Николай, абсолютно не выказывая недовольства, усталости и сбитого дыхания.
И тебе не хворать! задорно ответил Пётр Алексеевич и подозрительно покосился на своего нового соратника. Ты это где пропадаешь, Николай? Да и сияешь весь, как медный таз! Небось всю ночь с молодой жёнкой в постели прокувыркался, в то время как мы тут с Лефортом и Головиным аж с самого утра всё поле чуть ли не на пузе излазили? Усталые и голодные, как сами черти! Вот, Меншикова послал в деревню за провизией! Но кто его знает, когда он ещё вернётся? Его пошлёшь по одному делу так он десять мест заодно излазит, но выгоду для себя и меня обязательно отыщет! Ладно, пошли, покажешь мне чему тебя твои англичане научили!
Царь, не дожидаясь ответа и не оборачиваясь, чтобы проверить, идут ли за ним или нет, широкими шагами направился обратно к пушкам. Он был уверен, что ослушаться его никто не посмеет. И он был прав. Николай, приноравливаясь к темпу государя, шёл вслед за ним. Подойдя к только что отстрелявшейся пушке, Пётр Алексеевич без особых церемоний оттолкнул в сторону бомбардира.
Дай сюда и отойди подальше! приказал царь и забрал у растерявшегося солдата банник.
С довольным выражением на лице государь повернулся к Николаю и торжественно вручил ему орудие труда. Николай нисколько не смутился и пошёл чистить ствол пушки. Делал он это тщательно, так как не хотел стать жертвой собственной лености, да и пожить ещё охота. Зарядил пушку. Фитиль вставлен, а пальник уже разогрет. Остаётся только произвести выстрел. Но хитрый Пётр Алексеевич за то время, пока сыскарь занимался орудием, отослал солдат, чтобы те перетащили мишень на другое место. Николай стал прицеливаться. Он уже успел запомнить предыдущее положение мишени и сделал предположение, что та уже была пристрелена. Теперь расстояние несколько увеличилось, а значит, и угол возвышения ствола тоже необходимо увеличить. Вопрос только насколько. Пришлось сделать в уме необходимые расчёты. Они были, конечно, весьма ориентировочные, но лучше что-то сделать, чем вообще ничего не делать. Многих параметров орудия и заряда Николай просто не мог знать, но всё-таки. Риск благородное дело.
Пётр Алексеевич, заложив руки за спину исподлобья наблюдал за действиями новоиспечённого бомбардира и никак их не комментировал. Не порывался он и что-либо исправить. Бомбардиры других орудий тоже ревностно наблюдали за новичком в княжеской одежде. Над учебным полем стало как-то особенно тихо, будто бы и людей на нём вовсе не было. Только одна из оставленных на дороге лошадей призывно заржала, но никто из людей у пушек не обратил на неё внимания.