Молодец, сукин сын, Лефорт! Красотища-то какая! Награжу его! Непременно награжу! восторженно закричал государь.
Прямо в санях вскочил на ноги и гордо оглядел собравшуюся толпу людей. В это время где-то совсем рядом раздался ещё один оглушительный залп. Царские сани резко рванули с места. Кучер попытался удержать перепуганных медведей, но теперь уже тщетно. Звери оказались совершенно неуправляемы. Они понеслись по улицам, волоча за собой сани с государем. Расхрабрившиеся жители слободы, рискнувшие показаться на глаза царственной особе и посмотреть на красивый фейерверк, с громкими криками испуганно прятались по домам.
Пётр Алексеевич потерял равновесие и завалился на сани поверх Меншикова. Тот заполошно заорал. То ли мощные царские телеса поломали ему там что-то, то ли что-то защемили, но казалось, что вопли денщика перекрывали рёв медведей, те от обуявшего их не на шутку страха понеслись ещё быстрее. Николай тоже потерял равновесие и повалился рядом с Марфой. Лицо девушки было белее мела от ужаса, но она старалась держаться и, когда Николай упал подле неё, только легонько пискнула.
Лежи и не вставай! прокричал Николай и на четвереньках рванул к облучку кучера.
Того уже в санях не было. Лишь где-то далеко позади раздавался его испуганный крик. Благоразумный кучер посчитал, что для него будет лучше, если он не станет проявлять никчемный героизм, а просто свалится в первый попавшийся сугроб. Своя шкура для него всё-таки оказалась ближе к телу. Тут уж не до жиру, а быть бы живу и совершенно не до спасения царя!
Николай тем временем подхватил свободно болтающиеся вожжи и попытался остановить взбесившихся медведей. Да куда там! Сил не хватало. Медведи несли как ошалелые напролом: через кустарники, овраги, при этом абсолютно не разбирая перед собой дороги. В любую секунду сани могли опрокинуться или их могло занести на крутом повороте да крепко ударить как о придорожный камень, так и об угол любого попавшегося на пути дома. Нужно было во что бы то ни стало что-то предпринять, и незамедлительно. Решение к Николаю пришло тут же. Если у пациента болит зуб, то у него удаляют именно зуб, а не всю челюсть. Сыскарь пошарил рукой в сене под облучком и не просчитался. Запасливый кучер всегда при себе имеет средства для починки внезапно сломавшейся телеги или саней. Да и от лихого человека оборониться ими сподручно. Нащупав холодный металл да деревянную рукоять, Николай вытащил острый топор и тут же стал рубить кожаную упряжь, в которую были запряжены взбесившиеся медведи. Кожа легко поддалась. В разные стороны полетели её ошмётки, но это не помогло решить проблему. Оставалась ещё упряжь на шее медведей, а подобраться к ней поближе было затруднительно. Звери продолжали тянуть за собой сани. Их теперь стало ещё больше подбрасывать на неровностях дороги, кидать из стороны в сторону. Казалось, ещё мгновение и гибель экипажа уже была бы просто неминуема. Тогда Николай решил рубить оглобли. Не с первого раза, но всё же ему удалось приноровиться; и с третьей или пятой попытки, но всё же перерубил их. Медведи наконец вырвались на свободу, да так и поволокли за собой обрубок оглобли. Николай для пущей острастки ещё громко крикнул им вслед и замахнулся топором на оглянувшихся зверей. Те побежали ещё шустрее и уже более не оглядывались. Лихо пересекли по льду реку да, ломая попадавшиеся на пути кустарники, бежали, пока не скрылись в густом лесу из виду.
Сани по инерции ещё некоторое время катились под гору, но наконец-то замерли у самой кромки крутого обрыва. Прямо над рекой. Ещё немного и они могли бы опрокинуться вниз, а дальше через острые камни летели бы прямо в реку на ненадёжный лёд. Остался ли Пётр Алексеевич жив, если бы сани вовремя не остановились, никому не известно.
Николай вытер свободной рукой со лба пот, выступивший то ли от такой шальной мысли, то ли от суеты и волнения, да так, с топором в руке, и обернулся с раскрасневшимся лицом к лежащему в санях царю. Петр Алексеевич, увидев Николая с занесённым над собой топором, мгновенно изменился в лице. Ему показалось, что стрелец занёс над ним огромный бердыш. Кровь отхлынула от лица государя, оно стало абсолютно белым; губы сжались в узкую полоску, и царь задрожал всем телом противной, мелкой дрожью. Сознанием вновь овладели жуткие детские картины воспоминаний о кровавом стрелецком бунте, о жестокой расправе обезумевшей толпы над безоружными людьми.
В тот день разъярённые стрельцы сбросили на колья Матвеева и Долгорукова-младшего, а затем ошалевшая от вида крови толпа ворвалась в Кремль и стала убивать всех, кто был так или иначе связан с семьёй Нарышкиных. Поэтому, кроме самих Нарышкиных, были убиты: Долгорукий, Ромодановский, Черкасский, Салтыков, Языков и многие другие бояре. В тот день в Кремле человеческая кровь лилась рекой. Поговаривали, что после этих трагических событий долго ещё по ночам в палатах Кремля были слышны стон и плач людской. Тогда-то у самого Петра Алексеевича жизнь висела на тонкой, совсем слабенькой ниточке, и лишь провидение спасло его самого и мать от неминуемой погибели.
Меншиков, не раздумывая, тут же всем телом прижал собой государя к саням, не давая ему вырваться. Одновременно он стал беспрестанно гладить его по голове да что-то тихо нашёптывать на ухо. Николай растерялся. Денщик поднял голову, зло посмотрел на него и грозно цыкнул:
Топор спрячь, дурак!
Сыскарь понял свою оплошность и быстро запрятал топор обратно в сено под облучок. Затем беспомощно оглянулся на Меншикова. Тот всё ещё успокаивал царя. Но тут неожиданно послышались приближающийся топот копыт, лошадиное фырканье да громкое гиканье наездников. Из-за поворота улицы выскочила кавалькада вооружённых пистолями всадников. Николай насторожился и быстро потянулся за пистолетом, который, как всегда, находился у него в кобуре, под левой рукой. Вспомнил, что мог применить оружие против медведей, но решил, что всё сделал правильно. Ибо раненый зверь намного хуже испуганного и непредсказуем в поведении, а промахнуться при такой тряске и суете было проще простого. Да и дикий зверь не виновен в человечьей дурости.
Меншиков недовольно обернулся и увидел приближающегося верхом «турецкого султана» в расшитом золотом халате и чалме с пером жар-птицы да в окружении свиты, с пистолей в руке. Камердинер тут же просиял лицом. Приподнял голову царю и указал на многочисленную кавалькаду.
А вот, мой дорогой мин херц, и сам адмирал Лефорт со своей свитой к нам на подмогу пожаловал!
Как там царь?! взволнованно воскликнул подъехавший «султан» и ловко спрыгнул с лошади на землю.
Затем, всем видом показывая озабоченность, поспешно подбежал к царским саням, упал перед государем прямо в снег на колени и умоляюще произнёс:
Не вели меня казнить, Пётр Алексеевич! Ради твоей потехи всё организовал! Удивить тебя очень хотел самым лучшим фейерверком, да один из пушкарей мал-мал перестарался и от излишнего волнения слишком пальнул не ко времени, а за ним с дуру и остальные палить начали! Я, как только понял, что случилось, так тут же к тебе на выручку бросился! Никак не хотел я тебя подвести, мой любимый владыка! Это только лишь неловкая конфузия, мой государь! Все мои думы были исключительно о том, чтобы только лишь обрадовать тебя. Я ведь знаю, что ты безумно любишь огненные забавы! А всех пушкарей я непременно накажу по всей строгости! Будь уверен: каждый из них получит по пятьдесят ударов плетью, а хочешь я вообще велю их всех казнить к чёртовой матери!
Приступ у Петра Алексеевича уже закончился. Он недоверчиво оглянулся по сторонам. Увидел лицо растерянного Николая и стал внимательно всматриваться в его глаза. Долго молчал, что-то обдумывая. Меншиков боялся, что царя вновь может одолеть нервный приступ, но он внезапно заразительно рассмеялся и повернулся к Лефорту.
Высеки пушкарей хорошенько плетьми, но не убивай и не калечь! На их обучение деньги из казны были немалые потрачены, а хорошо обученные люди нам ещё пригодятся в будущих военных компаниях! приказал Пётр Алексеевич и повернулся к Николаю. Вот, познакомься, Лефорт! Перед тобой прямо на санях стоит лучший кулачный боец Москвы, а теперь ещё и мой спаситель! Его зовут Николай Как твоего батюшку-то звали, царский спаситель?
Приступ у Петра Алексеевича уже закончился. Он недоверчиво оглянулся по сторонам. Увидел лицо растерянного Николая и стал внимательно всматриваться в его глаза. Долго молчал, что-то обдумывая. Меншиков боялся, что царя вновь может одолеть нервный приступ, но он внезапно заразительно рассмеялся и повернулся к Лефорту.
Высеки пушкарей хорошенько плетьми, но не убивай и не калечь! На их обучение деньги из казны были немалые потрачены, а хорошо обученные люди нам ещё пригодятся в будущих военных компаниях! приказал Пётр Алексеевич и повернулся к Николаю. Вот, познакомься, Лефорт! Перед тобой прямо на санях стоит лучший кулачный боец Москвы, а теперь ещё и мой спаситель! Его зовут Николай Как твоего батюшку-то звали, царский спаситель?
Все Иваном кликали, скромно опустив голову, ответил Николай.
Значит, ты будешь Николаем Ивановичем Бельским! Прошу тебя, Франц, сего человека любить и жаловать всеми соответствующими почестями, как государева спасителя! Думаю, что ты с ним подружишься! Кстати, он и на твоём французском языке умеет хорошо изъясняться. Можешь при случае проверить его познания в языках!
Пётр Алексеевич уже совсем пришёл в себя. Будто бы и не было приступа тяжёлого недуга. Он весело оглядывался по сторонам, улыбаясь слез с саней. Подошёл к краю обрыва, заглянул вниз. До реки было саженей шесть, да весь берег внизу был усыпан торчащими из снега острыми камнями. Лишь следы убежавших прочь медведей вели на противоположный берег реки, в густой лес. Царь удивлённо присвистнул. После чего повернулся к продолжающему стоять в санях Николаю. Подошёл, крепко схватил и легко приподнял почти стокилограммовую тушу сыскаря с саней, а затем поставил перед собой на землю да трижды смачно расцеловал. Снова рассмеялся, озорно ткнул кулаком в грудь спасителю и произнёс:
Теперь по моему указу неотлучно будешь подле меня, а в подарок за храбрость твою и моё спасение отпишу тебе деревню подле Москвы заместо той, что твой род потерял, а в самой Москве справный дом тебе подыщу!