Людо посмотрел на серые деревья вокруг, на толстый слой дорожной пыли и серебристое небо наверху. Тишина угнетала: ни журчания воды, ни пения птиц. Никакого движения, только падающий снег. Тени повсюду и эта огромная Тень поперек дороги.
Мальчик крепче сжал конский повод:
Господин, если я оставлю его с вами, как он догонит Солнце?
Посмотри наверх, велел Скорпион.
И Людо увидел, увидел то, на что показывал Скорпион, прямо над аркой скорпионьего хвоста. Серебристая хмарь медленно разошлась, и сверху пролился удивительный свет: золотистый и розовый, алый, багровый и зеленый. Свет пульсировал, то разгораясь, то потухая, то снова разгораясь. Лучи расходились из центра над горами и деревьями, словно вся благодать этого мира ждала там, чтобы расплескаться по небу.
Не медли, промолвил тихий сухой голос. Он купает своих коней, а скоро запряжет их, и тогда его уже не догнать.
Теперь Людо услышал слабое мелодичное позвякивание золотой конской сбруи. Увидел, как волны света рябью дрожат на воде, которую пили кони.
Но поперек тропы лежала жалящая тень, которая означала смерть.
Людо обернулся к Ренти. Старый конь как будто вовсе не замечал Скорпиона. Подняв морду и вытянув уши, он, не отрываясь, смотрел туда, откуда шел свет и доносились звуки.
Выходит, спросил Людо Скорпиона, если Ренти хочет остаться с этими небесными конями, он должен умереть от твоего яда? А если я захочу, то смогу отвести его домой в родное стойло? Это и есть выбор?
Твой выбор, подтвердил Скорпион.
Мне не из чего выбирать! воскликнул Людо. Я отведу его домой! Ах, Ренти, если бы ты мог понять! Мы вернемся домой, и никто не будет сердиться, что ты сбежал. Мы вернемся вместе
Он резко замолчал. На его глазах происходило то, чего Людо не видел ни разу в жизни. Голова Ренти упала, и из глаз по длинной морде скатились и смешались с тающим снегом две крупные слезинки. Ренти все понимал. И Ренти плакал.
Слезы капали в пыль. Тихо кружился снег. Над лесом ширилось небесное сияние, фыркали кони, звенела сбруя.
Людо положил руку на голову Ренти и стащил недоуздок. Затем обнял старого коня за шею и поцеловал в нежную кожу между ноздрями.
Ступай, прошептал мальчик. Иди к Нему. Будь вечно юным. Я не стану тебя неволить, и пусть другие говорят что хотят. Иди к Нему. Я буду смотреть на тебя каждый день. Прощай, Ренти.
Он обернулся к Скорпиону, но тому не требовалось напоминания. Скорпион уже пришел в движение.
Все случилось так быстро, что Людо не успел толком разглядеть. Смертоносный хвост упал на голову Ренти, как падает сухая ветка на лесную тропу. Жало коснулось старого коня между глаз и взмыло вверх.
Ренти встал на дыбы. Взметнулись золотые копыта. Ослепительный свет с небес озарил ясный лошадиный глаз, золотистую шкуру, струящуюся гриву и хвост. Снег на шее и боках коня зашипел, словно в воду опустили раскаленный металл. Конь заржал, тряхнул гривой и, гремя золотыми копытами, рванул по дороге к горам, только пыль взвилась столбом.
Стало светлее. Небо расчистилось и вспыхнуло, словно что-то с разбегу нырнуло в озеро света, и по небу пошли круги.
Что ж, теперь твой выбор, прошелестел голос с камня. Что я могу сделать для тебя?
Людо стоял в пыли, держа ненужный повод, а холодный снег все падал, засыпая руки и лицо. Он так устал и замерз, что думать не хотелось. Людо видел, что горы впереди те самые, что окружают его родную долину. Ему казалось, он узнает Егерсальп, а за ним, за снежными перевалами, лежит деревня, где живет его тетя, где стоит церковка, в которой герр Румпельмайер по воскресеньям играет на старом органе, и дом Руди, и школа, и его дом, где мать сидит у очага, а отец возится в хлеву, и пустое стойло Ренти. Горевали ли они о нем? Кто он такой? Бесполезный мальчишка, способный только присматривать за козами
Выбирай, промолвил Скорпион.
Людо вспомнил, как безропотно стоял Ренти в ожидании своей участи. Откуда-то он знал, что должен вести себя так же. Он стиснул зубы, чтобы не дрожать, и сквозь метель поднял глаза на призрачного правителя Дома.
Делайте как хотите, господин, промолвил он кротко и закрыл глаза.
Что-то легкое, словно снежинка, коснулось лба. Снег падал, холодя кожу, но это прикосновение было теплым. Людо почувствовал, что падает, но медленно, сползая в мягкую пыль, словно во сне.
Прикосновение все еще ощущалось на лбу, теплое и влажное. Послышался шум, смутные голоса, конское ржание, звон сбруи. Людо открыл глаза.
Глава 17. Дом
Все хорошо, сказал кто-то. Смотрите, он приходит в себя.
Слава богу, произнес отец Людо совершенно искренне и прикрикнул на собаку, которая пыталась лизнуть мальчика в лицо: Назад! Нашел его, а теперь оставь в покое.
Людо обнаружил, что лежит на мягком снегу, на краю трещины, в которую упал вместе с Ренти. Бледный унылый свет раннего утра пробивался сквозь тучи. Падал легкий снежок, словно небо превратилось в большой серебристый улей, который перевернули, чтобы выпустить пчел. Над головой высился знакомый Егерсальп, а вокруг сгрудились люди на коленях перед ним стоял отец, чуть поодаль дядя Францель, герр Румпельмайер, учитель, пекарь, кузнец и мельник отец Руди. Вся деревня в сборе, смущенно подумал Людо, и все собрались ради него. Ради мальчишки, который только и умеет, что присматривать за козами, быть на посылках, носить хворост и воду для старушек
Все говорили одновременно. Слова клубились над головой Людо. Отец обнимал его за плечи, а дядя Францель укутал своим большим тулупом, и Людо наконец-то согрелся. Пастуший пес Бруно сидел рядом, блестя глазами и стуча по снегу хвостом. С морды Бруно свисали сосульки, должно быть, пес откапывал потерявшихся из сугроба.
Ренти? слабым голосом промолвил Людо.
Не думай о нем, произнес голос с другой стороны.
Это был доктор Кайнц из самого Нидерфельда. Должно быть, чтобы быть здесь, ему пришлось подняться затемно.
Ни о чем не думай, мальчик мой, продолжил доктор, и его руки принялись осторожно ощупывать Людо. Тебе повезло. Твой отец вернулся сразу после того, как ты ушел за конем. Следы не успело замести снегом. Еще полчаса, и даже Бруно не нашел бы вас. Ничего такого с тобой нет, что не вылечила бы теплая постель. На, выпей.
Напиток оказался даже горче пива, которое Людо пробовал, и оно ему не понравилось, но внутри сразу же потеплело. Он закашлялся и глотнул еще, потому что доктор не отнимал фляжку от его губ.
Коня жалко, сказал кто-то, но, думаю, он не протянул бы до весны.
Я сам виноват, сказал отец Людо. Я последний закрывал хлев вечером. И я знал, что веревка перетерлась. Сын починял ее, сколько мог. На него можно положиться, все знают, что мой Людо славный мальчик.
Вокруг раздались одобрительные возгласы.
Похоже, конь сам перегрыз веревку, заметил кто-то. Странно, однако. Не жеребенок, должен был соображать, чем рискует, выходя из хлева, когда дует северный ветер.
Кто знает, сказал отец Людо, но, когда дело идет к концу, они и не такие коленца выкидывают. Может быть, конь хотел поскорее покончить со всем этим, но чуть не погубил моего мальчика Отец с силой откашлялся. Что ж, отведем сына к матери. Она там с ума сходит. А если вы дадите ему еще глотнуть из фляжки, доктор, он засвистит, как канарейка.
Кто знает, сказал отец Людо, но, когда дело идет к концу, они и не такие коленца выкидывают. Может быть, конь хотел поскорее покончить со всем этим, но чуть не погубил моего мальчика Отец с силой откашлялся. Что ж, отведем сына к матери. Она там с ума сходит. А если вы дадите ему еще глотнуть из фляжки, доктор, он засвистит, как канарейка.
И впрямь, глотнув из фляжки доктора, Людо почувствовал себя очень странно, размяк и погрузился в полусон. Светало, падающий снежок светился странным золотистым светом. Воспоминания кружились, словно сны. Сквозь дымку он снова видел перед собой удивительную страну, где бродил вместе с Ренти, слышал голоса, слова, которые никогда не забудет. Полуречь-полуржание Стрельца: «Этот конь верой и правдой служил тебе всю жизнь, готов ли ты послужить ему верой и правдой? Если готов, я позволю тебе пройти через мой Дом». Грубый голос кузнеца: «Твои руки будут болеть, и ты не раз порежешься, но ты не должен останавливаться, пока не вытащишь из дерева душу».
«Есть вещи поважнее ума». Это Гула, которого он запомнил больше остальных, царственный мальчик, накормивший его, наставлявший и спасший от недобрых Рыб. «Если вернешься, твоя жизнь в долине уже никогда не будет прежней».
И Людо, пока отец нес его к докторской лошади, знал, что это правда. Не бывает никудышных людей, каждый в чем-то хорош, и он, Людо, найдет дело по себе. Он смутно видел себя с деревяшкой и резцом в руке, видел, как корпит над деревом, выпуская на свет его душу. Ладони все еще ощущали медвежью хватку кузнеца, дерево словно впечаталось в его кости, нервы и сухожилия. Он будет резчиком. У него получится. Когда-нибудь люди будут преодолевать милю за милей, чтобы купить его работы, и поставят их на лучшее место в своих домах или пожертвуют церкви, а однажды сам король сделает ему заказ для своего дворца
Когда-нибудь. Но пока он был простым мальчиком, который знал все о козах и домашней скотине и на которого можно было положиться в мелких домашних делах.
Я спас Ренти, внезапно промолвил Людо, когда отец подсаживал его на спину докторской лошади. Я его спас. Он счастлив и здоров и больше не хромает. Ренти стал настоящим звездным конем, одним из тех, кто вместе с Солнцем. Смотри!
И в это мгновение произошло чудо, последнее из чудес в приключении Людо. Снег продолжал падать, но солнце внезапно выглянуло из-за горных вершин. Деревенские подняли глаза, и снежинки заплясали перед их опушенными ресницами. На мгновение снежные хлопья обратились радугой: золотистой, розовой, зеленой, фиолетовой и синей, а после, когда само Солнце показалось из-за утеса, хлопья вспыхнули белым золотом. Спицы чудесной квадриги горели, сверкающая четверка летела по небу. Людо совершенно ясно видел, как золотые копыта Ренти оттолкнулись от вершины Егерсальпа, выбив сноп сияющих снежных брызг, и золотая колесница устремилась в путь через двенадцать Домов звездной страны.
Сияние погасло.
Вы его видели? прошептал Людо. Там, наверху, рядом с Солнцем
Конечно видел, буркнул отец.
А дядя Францель добавил:
Да-да, мы все его видели.
В их тоне слышалась взрослая снисходительность, и они обменялись улыбками поверх головы Людо.
Людо закрыл глаза и прислонил усталую голову к отцовскому плечу. Пусть себе улыбаются, он-то знал: все было на самом деле.