Опускается тишина.
А потом все вопросительно смотрят на меня. Я пыхаю трубочкой и некоторое время ощущаю в голове пустоту. Расчудесно. Тишина делается тяжелой.
Хорошо было бы знать, как так случилось, что на тебя не подействовали чары Ледяного Сада, говорит Спалле.
А ты когда-либо болел от еды, которую остальные нахваливали и ничего дурного не ощущали? Или от обычного запаха цветов или трав? спрашиваю.
Грюнальди пожимает плечами.
Я муж в расцвете сил. Я не одного перепью и не с одним справлюсь в схватке, и не стану сбегать от девки, а то и двух. Было у меня и время набраться ума-разума. Но знаете, как говорят: если муж перестал быть юношей и утром ничего у него не ноет, значит, ночью он помер. Я ем то же, что и все, а если потом ноет у меня брюхо, то так же бывает и с другими. Я не заметил в себе болезней, которых нельзя было бы объяснить тем, что я перемерз, перепил или переел, как и тех, что не миновали бы после заговора от мудрой бабы, трав, огней и хорошего сна.
А что с теми, кто остался на перевале или пошел в горы? спрашивает Сильфана.
Грюнальди качает головой:
Пару-другую из них я заметил в битве, но там была такая толчея, что мне могло и примерещиться. А потом ни одного из них я не видел. Думаю, что они пропали так же, как и те, кто остался на пляже. Забрали их Ледяной Сад и Люди Вулкана.
А ты и прочие чувствовали себя странно в самом начале, едва только прибыли на остров? спрашиваю я, крутясь по кают-компании в поисках того, что могло бы сойти за пепельницу.
Нет, отвечает он сразу же. Только когда мы вошли в долину Ледяного Сада. Причем не сразу.
Значит, нам хотя бы известно, что туда идти не стоит, говорит Сильфана.
Корабль привезет нас, куда пожелает, говорит Спалле. И причалит туда, куда захочет Песенник с вулкана, тот, с сосульками на голове.
Потому-то нам нужно достать лодку, говорю я. Причем раньше, чем мы выйдем в море. Кроме того, нужно будет что-нибудь придумать. Нас только пятеро. Что бы ни происходило, выживем мы лишь в том случае, если окажемся ловчей других.
Ну, пока что удается нам не слишком-то, мрачно заявляет Грюнальди. То есть с Песенниками.
Замечает мой взгляд и вскидывает руки. На кончике языка у меня замирает: «Я никого силой не тяну», но Спалле успевает первым.
Можешь сойти, говорит. На Драгорине берега близко, хватит прыгнуть за борт.
Покусываешь при первой возможности, ворчит Грюнальди. Я не закончил, и плохо нам будет, коли не сумеем договориться. Хочу сказать, что самое время нам найти способ на тех Песенников, потому что начинает подниматься вьюга. И лучше будет, если ты, Ульф, научишься деять, как они.
Все мне об этом говорят, отвечаю. Стараюсь, но это не так просто. Это вам не на флейте играть!
Ты получил то копье, внезапно начинает перечислять Сильфана. Вылез из дерева, два раза вырвался у него из рук. Учил тебя тот, что обитал в пещере. Сумел ты сделать так, чтобы мы все в один миг перескочили в страну Змеев. Ты убил железного краба укусом магической осы. И все еще не веришь, что ты Песенник.
Я над этим работаю, отвечаю я устало и отрываю себе кусок мяса. Пока что у меня проблемы с метанием молний из рук. Но по очереди: сперва лодка. Потом нужно вообще доплыть и ты права что-то выдумать по дороге. Поймите: я обучен оружию и выслеживанию. Я умею справляться с тем, что я понимаю. А песен богов я не понимаю. Это не так просто, мол подумал о чем-то и получил.
Я над этим работаю, отвечаю я устало и отрываю себе кусок мяса. Пока что у меня проблемы с метанием молний из рук. Но по очереди: сперва лодка. Потом нужно вообще доплыть и ты права что-то выдумать по дороге. Поймите: я обучен оружию и выслеживанию. Я умею справляться с тем, что я понимаю. А песен богов я не понимаю. Это не так просто, мол подумал о чем-то и получил.
Я слушаю и с раздражением слежу за облачком пара, которое вырывается у меня изо рта. Я с кораблем не могу справиться, а они хотят, чтобы я превращал камни в гусей.
Я поднимаю решетку и всовываю руки в темноту. Вниз свет проникает сквозь плетение в плитах над головой. Я вижу шпангоуты и темную воду, отекающую борта, странные жилы и сосуды, вьющиеся в киле и стенах зеленоватые проблески. Я замечаю пиллерс с растопыренными, утопленными в корпус корнями, как ствол дерева; рядом другая вытянутая форма, в которой что-то движется. Я ударяю в это нечто и пробуждаю колючее змеевидное создание, которое, вырванное из дремы, начинает светиться зеленоватым блеском, будто миниатюрная молния. Наверху раздаются крики и топот.
Все нормально! кричу я. Я просто зажег свет.
Камера под палубой почти пуста, вдоль бортов тянутся лишь ряды овальных емкостей, маячат еще какие-то продолговатые формы, едва видные и с носа, и с кормы, из киля торчит вверх цилиндрический аквариум, который я миг назад пробудил, ну и есть еще большой картофелеподобный предмет, распертый на воткнутых в дно корабля изогнутых ножках. Он пузатый, создан из куда более матового и непрозрачного материала, чем остальная часть корабля, и напоминает огромную дыню, или, возможно, луковицу, что заканчивается вросшей в палубу трубой, похожей на перья порея. Но самое важное, что на выпуклом боку находятся две пары дверок, размещенных одна над другой. Я бывал в скансенах. Знаю, как выглядит печь.
Я отворяю верхние дверки и вижу внутри камеру с ажурным полом, ниже вторая камера, в которой лежит горсточка серой пыли. Зольник?
А потом я обыскиваю емкости, стоящие вдоль бортов, в поисках какого-то топлива. Подозреваю, что оно не будет напоминать ничего привычного. Наверняка здесь не найдется дров или древесного угля, ничего, что может продиктовать логика. Чувствую, что идя методом проб и ошибок, закончу, пытаясь поджечь колбасу или запасы мыла.
В одном из саркофагов и правда нахожу некие уложенные рядком полешки из мутно-белого вроде бы льда. Или еще из чего. Я закрываю глаза и чувствую запах различных углеводородов и еще каких-то чуждых примесей, которые не ассоциируются у меня ни с чем. Скажем так. Если это гранаты или хотя бы сигнальные ракеты, я это быстро пойму. Если нагружу ими печь, то-то будет смеху. Я не ощущаю нитратных связей, как и вообще азотных, а это их драконье масло отдает как бы рыбьим жиром, серой и селитрой в общем, тоже пахнет иначе.
Я открываю камеру печки, но, поразмыслив, вытягиваю нож и скребу по одному из полешек. Оно крошится и неохотно уступает клинку, на мою ладонь падают белые опилки, которые я раскладываю на плоской поверхности толстого киля, и вытягиваю огниво.
Провожу тупой стороной ножа по кресалу выстреливает пучок веселеньких рождественских искорок, но ничего не происходит. После второго или третьего раза опилки начинают тлеть странным голубоватым пламенем и гаснут. Я снова ударяю ножом, раздуваю жар и появляется огонек. Голубой, как от горящего спирта, и от него бьет тепло. Пламя не растет резко, не шипит и не бьется, а потому я решаю рискнуть. Одно странно тяжелое полешко я кладу на решетку и переношу на ноже пылающие хлопья. Мне не слишком нравится то, что я делаю, поскольку это глупая импровизация, но выбора у меня нет. Эти их Остроговые острова быть может, и не Ледовитый океан, мы слишком далеко на юге, но зима тут суровая. Нынче восемь градусов мороза. Когда температура упадет всерьез, замерзнем, как сверчки, если я ничего не придумаю.
Синеватые огоньки охватывают верхнюю часть полешка, из дырочек печи начинает бить тепло. Надеюсь, я нашел топливо. Существует много вещей, которые можно поджечь и которые не обязательно для этого служат. Например, масляная краска, микроволновки, покрышки или солонина. Запасы продолговатых ледяных брикетов, однако, выглядят как топливо. Я закрываю дверки печи, освобождаю поддувные щели в зольнике. Огонь растет, но спокойно. Из печи начинают доноситься шум и пощелкивания, но звуки эти меня не беспокоят. Подумав, я вбрасываю в печь еще одно полешко и возвращаюсь в кают-компанию. Меня больше всего интересует, куда идет тепло. Прослеживаю одну трубу, что идет, похоже, от печи к колонне мачты; две другие бегут под палубой на корму и нос, а еще одна толстая нитка внедряется прямиком в стол.
В кают-компании уже чувствуется теплое дыхание от пола, я прикладываю ладони к мачте и убеждаюсь, что начинает нагреваться и она. Слава Богу, мокрой она не становится. Если этот корабль растает, то не от печки.
Что ты там сделал? подозрительно спрашивает Сильфана. Она наклоняется с лавки вниз и приставляет ладонь к плетению гретинга.
Растопил печь.
Чем?
Как бы льдом, она смотрит на меня тяжелым взглядом, потому я добавляю: Горит синим.
Это успокаивает, замечает Грюнальди, выпуская пар изо рта. До утра не замерзнем уже что-то.
Я ощупываю столешницу, однако она равномерно холодная. В том месте, где должен быть выход канала от печи, я нащупываю круг, который легко проваливается вниз. Спутники смотрят на меня с подозрением, когда я, охваченный вдохновением, открываю шкафчики в поисках посудины, нахожу котелок и наливаю в него немного воды. Для пробы, потом добавлю что-то съедобное. Столешница проваливается под тяжестью посуды, мягко, словно лифт, и котелок до половины погружается в стол. Экипаж стоит вокруг меня и внимательно следит, наконец Грюнальди тянет ладонь и нажимает на край посудины. Котелок наклоняется вместе с подставкой, будто присосавшись к ней или примагнитившись, и свободно движется во все стороны. Я присаживаюсь к столу со светским выражением лица и наливаю себе грифонова молока, которое развожу водой.
Через несколько минут вода начинает чуть парить, через раздражающе долгое время появляются пузырьки, а потому я бросаю в котелок содержимое найденного горшка солидную порцию мяса с жиром и чем-то еще. Будет суп. Или рагу. Или что-то еще. Победа человеческого гения над примитивной магией.
Уже смеркается, но я посылаю Грюнальди сменить Варфнира, когда тот прикончит миску густого, горячего гуляша, немного пахнущего козлятиной и букетом странных трав.
А потом я и сам иду подремать перед вахтой и проваливаюсь в регенерирующий полуторачасовый сон.
Едва я прикрываю глаза дрейфую на льду.
Ледяной драккар резал воду и плыл сквозь черную как смоль ночь. Драккайнен сидел на носу, положив себе под задницу свернутую в рулон шкуру, и следил за покрытыми снегом берегами, что проплывали мимо.
Соберись, Цифраль, говорит он сам себе, прямо в торчащий во мраке носовой штевень, увенчанный головой дракона. Термовидение. Способность различать температуру и видеть в отраженном свете. Давай. Вспоминай.