И Надийку нашу проняло. Согласилась быть паинькой. Выставила одно условие: чтобы к ней заходили по одному. Что меня вполне устраивало, да и остальных, думаю, тоже: мы же не какие-нибудь варшавские криминальные гембы [7], чтобы из этого публичное зрелище устраивать
В общем, наступил покой и согласие. Выставил я коньяк ваш, кстати, отличный, армянский, мы в магазине реквизировали пару ящиков ввиду прекращения советской торговли и грядущей смены власти. Выпили мы по доброму стаканчику, налили Надийке и она не отказалась, правда, по второму не стала.
Отвел я ее в спальню бывшую докторскую, потом красного чина, а теперь мою, пригласил располагаться и вернулся к своим. Сбежать она оттуда не могла, на всех окнах первого этажа решетки прочные (очень опасался воров пан доктор, небедно жил). А если вздумает все же проявить гонор до конца, скрутить из разодранных простыней веревку да повеситься не будет у нее столько времени, такие дела вмиг не делаются
Мне вообще-то как командиру полагалось бы первому попробовать нашу красоточку, но Тарас, глядя в сторону, пробурчал:
Друже командир, надо бы по справедливости Жребием
Будь это Дмитро, я бы его заткнул моментально. Но это ж Тарас. Фигура. Вот с ним портить отношения мне решительно не с руки. А обиду бы он затаил, точно. Потому-то по части прекрасного пола был не промах.
Разыграли быстренько и не мудрствуя на спичках. И вышло так, что первым идти Дмитро, вторым мне, ну, а Тарасу соответственно третьим. Я ничего не сказал, но про себя посмеялся: вот такое твое невезение, любитель справедливости. Не вылез бы со своим жребием, я бы тебя после себя пустил, вторым, а так настоишься в хвосте Сопляк наш, предположим, наверняка отвалится быстро, много ли ему нужно, но я-то настроен с красавицей побаловаться долго и обстоятельно Тарас, видно, приуныл, но что тут скажешь и жребий тянули честно, и предложил сам
Выдал я Дмитро известный резиновый аптечный предмет и настрого приказал без него не работать. Мол, мало ли что от этой советки подцепить можно Дурень даже растрогался от такой заботы командира о его юном здоровье но я-то, признаться, о своем удобстве заботился, не хотелось мне, чтобы сопляк напаскудил ей там. Я-то сам намеревался без всяких аптечных штучек, чтоб лучше ее чувствовать, красоточку
Пошел он в спальню. Смотреть смех и грех: держится орлом, а у самого поджилки дрожат. Может, вообще еще женщину не пробовал, орел наш боевой.
Налили мы с Тарасом еще по стаканчику, опрокинули. Тарас усмехается:
Не ерзай, друже командир, хлопчик, чую, там не загостится. От одного вида, глядишь, фонтан пустит.
Да я и не ерзаю, отвечаю я. Я и сам так думаю
И точно. Не загостился
Грохнула вдруг дверь и вылетает наш доблестный юнец из спальни, как бомба. Едва не полетел кубарем, но удержался на ногах. Вид у него умора: штаны с трусами до пола спущены, ножонки тонкие, незагорелые Потом присмотрелся я что-то не то: глаза у него навыкат, белый, как полотно, трясется весь и даже, точно, зубами постукивает:
Дядьку Андрий Дядьку Андрий
Что за черт? думаю. Неужели успела повеситься? Да нет, он бы тогда сразу выскочил, а он там пробыл столько, что мы с Тарасом успели не спеша и по стаканчику опрокинуть, и по сигаретке выкурить
Подошел я, сделал соответствующее лицо и тихонько рявкнул:
Я тебе не дядька Андрий, а друже командир. Уяснил? Штаны подбери и докладывай внятно!
Он кое-как, не глядя, натянул портки и как-то так скуляще говорит:
Друже командир, це ж нечистая сила
Причем заикается так, что я едва его понял а прежде за ним такого не водилось. Переглянулись мы с Тарасом, плечами пожали. Спрашиваю я его холодным командирским тоном:
У тебя что, со стаканчика коньяку разум помутился? Какая такая нечистая сила?
У него губы трясутся, зуб на зуб не попадает:
Она там нечистая сила зверь, а не баба
Тарас хмыкнул:
Зверь, а не баба это ж даже хорошо Ты, я так понимаю, возвращаться не намерен?
Дмитро головой трясет, кинулся к столу, льет коньяк так, что из стакана уже на скатерть потекло. Махнул я мысленно на него рукой и пошел в спальню.
Там все в полном порядке. Живехонька наша Надийка, лежит голая статуэточка и в потолок смотрит. Ох, дивчина! Долгонько Тарасу ждать придется, пожалуй что
Подошел, присел рядом, помял ее грудки кругленькие, обстоятельно, без лишней поспешности, погладил там и сям, поласкал. Она не шевелится, не противится, только покосилась на меня с такой ненавистью, что дураку ясно: могла бы убила бы. Ну, меня это нисколечко не трогает, я ж не отвергнутый влюбленный, совсем другая у нас ситуация. Ничего, думаю, жги взглядом, не сгорю. А ножки все равно раздвинешь, гордая. И попробую я с тобой все, что в немецких журнальчиках видел, каких вы с муженьком отроду не видели. Такую шлюху из тебя сделаю пальчики оближешь
Ну что, говорю, Надийка, пора ножки раздвигать
Она раздвинула, все так же в потолок глядя. Лег я на нее И сердце чуть не оборвалось.
Там, где только что было смазливое личико с кудрями по плечам, вдруг объявилась звериная голова, и тычется мне в рожу оскаленная волчья морда, шерсть чувствую щекой, мокрый звериный нос, клычищи в слюне блестят, и все это так натурально и так доподлинно, что сердце в пятки ушло. А ноздри звериным запахом залепило.
Уж и не помню, как меня с постели снесло. Стою, как дурень, со спущенными штанами. Ошарашило меня нешуточно, но я ж не сопляк Дмитро, чтобы с визгом убегать. Белый день вокруг, большущий город, XX век
Посмотрел на нее ни капельки звериного, личико прежнее, человеческое, очаровательное. Лежит и в потолок смотрит, даже ножки не свела. В голове у меня путается, но я с этим борюсь, как могу.
Эй, говорю я тихо. Ты что?
Она медленно повернула голову, смотрит на меня враждебно, без малейшего страха. И отвечает:
А что такое? Велел ноги раздвинуть я и раздвинула. Что не так?
И снова в потолок уставилась. И такая она сейчас красивая, что какая бы завируха в голове ни творилась, а отступать я не намерен. Взял себя в руки, подошел, склонился над ней, опять грудки потискал, поцеловал. Не отвечает, но губы женские, теплые, приятные. Стал я на нее ложиться
И снова тычется мне в лицо волчья морда, из пасти тянет вонючим звериным духом, клыки лязгают
Вскочил я. Застегнул штаны и вышел, не оборачиваясь. Очень уж все натурально, и не могу я себя заставить пробовать в третий раз, хоть ты меня озолоти
Грохнул я дверью, прошел к столу и налил себе от души. Тарас на меня смотрит исподлобья, очень внимательно.
Что-то быстро ты, друже командир, говорит он без улыбки.
Выпил я, стукнул по столу пустым стаканчиком и говорю:
Тарас, с ней и в самом деле чертовщина какая-то творится
Он и бровью не повел. Встал, сказал спокойно:
Посмотрим
И ушел в спальню. Дмитро в уголке примостился, зубами уже не стучит, но вид у него такой, что ясно, сопляк себя потерял надолго. А у меня в голове одно крутится: Так не бывает
Тарас вернулся очень быстро. Сел к столу, вылил в стакан, что в бутылке оставалось, и выцедил, как воду. И сидит мрачный, как туча.
Что, Тарас, говорю я тихо. Волчья голова?
Он кивнул, не поднимая на меня глаз. Расстегнул рубаху на груди и рукой там шарит. Я помню: у него там, на гайтане, кроме нательного креста еще и мешочек какой-то повешен черт знает с чем, и кривулька железная, и еще что-то. Гуцул чертов. И крест у него на шее, и всякие языческие талисманы. Вроде бы и христиане, а какому черту они там у себя молятся, и не поймешь
Что же это такое, Тарас? спросил я растерянно.
А ничего такого необычного, говорит он буднично. Ведьмачка. Всего и дел. Советка она там или кто тут без разницы Они везде одинаковые.
Подожди, говорю. Это же Советы. У них безбожие, им такого не полагается
Он усмехнулся одними губами:
Интересно бы посмотреть, как ведьмачке объяснят, что ее не полагается и смотрит на меня, как на малого несмышленыша. Эх вы, городские хлопчики Пожили бы где поглуше, быстро разобрались бы что к чему Такие вещи, Андрий, ни царским, ни сталинским указом не запретишь Дернул же черт связаться
Подожди, сказал я. Можно ж что-нибудь придумать Пойдем к ней все вместе, голову простыней накроем
Он поднял на меня тяжелый взгляд:
Иди один и что угодно пробуй. Меня к ней больше не заманишь
Так она ж нам глаза отводит! Наваждение, морок
А я спорю? пожал он плечами. Кто ж ее знает, отводит или нет. И что она еще может, опять-таки никто не знает.
Ни черта не пойму, сказал я в полной растерянности. Что же она нам там, на улице, чего-то такого не устроила?
А я откуда знаю? Может, оторопела поначалу, может, еще что С ними никогда толком неизвестно. Говорят, есть такие люди, что знают про них все, но я с ними не встречался и горевать от того не стану. Ну, ведьмачка. Они есть. Что, не убедился еще? Андрий Что это ты?
Да ничего особенного, говорю я, теребя застежку у кобуры. Вывести за забор, хлопнуть в затылок Командирша, советка, при попытке к бегству Да и кто спрашивать будет?
Посмотрел он мне в глаза насквозь незнакомым взглядом:
А вот этого, друже командир, не вздумай На нее мне наплевать. А вот на себя нет. Люди говорят разное Может, ты ее и стукнешь, если она пули отводить не умеет. Вот только потом с тобой очень даже свободно может приключиться такое, что и врагу не пожелаешь. И добро бы с тобой одним А если со всеми? Нет уж, тут рисковать не стоит
Да ничего особенного, говорю я, теребя застежку у кобуры. Вывести за забор, хлопнуть в затылок Командирша, советка, при попытке к бегству Да и кто спрашивать будет?
Посмотрел он мне в глаза насквозь незнакомым взглядом:
А вот этого, друже командир, не вздумай На нее мне наплевать. А вот на себя нет. Люди говорят разное Может, ты ее и стукнешь, если она пули отводить не умеет. Вот только потом с тобой очень даже свободно может приключиться такое, что и врагу не пожелаешь. И добро бы с тобой одним А если со всеми? Нет уж, тут рисковать не стоит
Меряясь взглядами, мы друг друга поняли без слов: если я все же и попытаюсь, он мне непременно помешает. А как именно и как далеко зайдет, препятствуя, лучше не думать. Для него через труп переступить что через бревно. А авторитет у него среди командиров, признавая честно, гораздо весомее моего. В конце концов, единственный свидетель Дмитро, а для Тараса и это не помеха
Как ни прикидывай, а лучше всего будет побыстрее избавиться от этого, что так непрошено вторглось в мою жизнь. Ладно, это, оказывается, существует. Только обходило бы оно меня десятой дорогой