Мотор бодро затарахтел, разгоняя утреннюю тишину. Из-за угла тут же появился патруль, но бойцы, узнав его, только пожелали удачного пути. За полторы недели Слава успел познакомиться почти со всеми обитателями базы. Подкатив к воротам, он поздоровался с дежурной сменой и, напомнив, что разрешение на выезд было передано ещё прошлым вечером, уставился на ворота так, словно ожидал увидеть за ними взвод автоматчиков. Дежурный офицер, быстро сверившись с журналом, жестом велел открыть ворота и, махнув ему рукой на прощанье, вернулся в здание КПП.
Выкатившись с территории базы, Слава прибавил газу и, покосившись, на стоящий справа от трансмиссионного тоннеля в специальном зажиме, который он сам и сделал, автомат, тихо проворчал:
Ну, приятель, теперь у меня только на вас двоих вся надежда. На тебя и на старичка.
Так Слава называл свой «уазик». Его манера разговаривать с машиной давно уже стала притчей во языцех и на работе и в команде, но он был уверен, что техника его слышит и даже по-своему отвечает. Так что теперь, когда автомат стал в жизни предметом первой необходимости, он принялся разговаривать и с ним.
Спустя два часа начались первые проблемы. Слава в бинокль рассмотрел хвост длинного затора и, остановившись, принялся осматриваться в поисках съезда в поле. Другого выхода не было.
Заметив нужное место недалеко от стоявшей последней машины, он нажал на газ. Скатившись на целину, парень подключил полный привод и, переложив автомат на колени, повёл старичка вдоль дороги. Деревья на краю поля скрывали основную массу брошенных автомобилей, но Слава знал, что почувствует, подойдя ближе. Это будут боль и одиночество. Что-то подобное он всегда ощущал, когда оказывался на свалке старых машин. Друзья посмеивались над ним, но парень был уверен в своих чувствах.
Точно так же веяло от старичка, когда он впервые увидел его в покосившемся от времени гараже. Прежний хозяин машины умер, а наследники, едва вступив в права, поспешили делить более ценное имущество. В итоге и без того далеко не новая машина год гнила под прохудившейся крышей. Но низкая цена и груда запчастей убедили Славу купить его. А ещё через полгода, получивший новую молодость старичок бодро вёз его на охоту.
Увлёкшись собственными мыслями, Слава едва не пропустил начало пробки. Его взгляд привлекли несколько закопченных деревьев. Подъехав чуть ближе, парень достал бинокль и принялся всматриваться в то, что стало причиной затора. Первое, что бросилось ему в глаза, это груда обгорелого железа, в которой были видны какие-то манекены. Чуть сместив линзы, Слава разглядел и причину затора. Кто-то додумался двигаться по трассе на аэродромном бензовозе. Потом случилась авария, и вспыхнул пожар. Авиационное топливо взорвалось, воспламенив стоявшие рядом машины.
Присмотревшись к обгорелым легковушкам, Слава едва успел бросить бинокль и открыть дверцу. В салоне одной из машин он рассмотрел несколько детских тел. Потеряв собственных детей, он не мог равнодушно видеть страдания ребёнка. В голове его что-то сдвинулось, и любая боль, причиняемая ребёнку, приводила его в дикое бешенство. Но здесь все его эмоции были бесполезны. Вывалив весь свой завтрак, он ещё несколько минут содрогался в позывах рвоты. Только сумев успокоить сознание, он сумел угомонить и желудок.
Достав из рюкзака термос, он прополоскал рот, смывая кислоту и горечь, и, отдышавшись, включил передачу, торопясь уехать от страшного места. Найдя очередной съезд с трассы, парень выкатился на асфальт и, прибавив газу, погнал машину дальше, даже не пытаясь оглянуться. Слава исходил из простой логики. Если пробка возникла из-за аварии, то все, кто оказались перед ней, успели уехать. А значит, дальше дорога должна быть пустой. Но и расслабляться он себе не позволял. Подъезжая к каждому крутому повороту, Слава останавливался и брался за бинокль.
Убедившись, что дорога свободна, он ехал дальше. Часа через полтора, после очередного поворота, парень съехал в небольшую низину и с тихим матом нажал на тормоз. Из кустов на дорогу выкатилась инвалидная коляска. Сидевший в ней человек, остановившись посреди дороги, вскинул обе руки, словно сдаваясь в плен. Переключившись на пониженную передачу, Слава медленно подъехал к нему и, плавно объезжая неожиданное препятствие, сделал вид, что собирается остановиться, поравнявшись с коляской. Но как только инвалид оказался с правого борта, парень нажал на газ, снова разгоняя машину.
Он и сам не понимал, почему это сделал. Его словно что-то толкнуло изнутри. Одновременно с этим ощущением парень вспомнил и рассказы Александры Васильевны. И, как вскоре выяснилось, поступил он правильно. На дороге послышалась ругань разозлённого человека, а потом застучали выстрелы. Выругавшись, Слава пригнулся и прибавил газу, торопясь уйти из зоны поражения, спрятавшись за хребтом подъёма. По кузову пару раз что-то щёлкнуло. Потом пуля, пробив заднюю стенку, срикошетила о потолок и вонзилась в спинку правого сиденья.
Ну, сволочи, сами напросились, выругался Слава, до глубины души возмущённый таким обращением с его машиной.
Съехав с очередного холма, он свернул в первый же съезд с дороги и, закатившись за кусты, заглушил двигатель. Убедившись, что с дороги машину не видно, парень срезал несколько веток, прикрыв передок чтобы восходящее солнце не бликовало на фарах и краске. Быстро проверив оружие, Слава отправился в обратную сторону. По его мнению, люди, использовавшие человеческое сострадание для грабежа, не должны были жить. Да и за машину нужно было посчитаться.
Придорожные кусты отлично скрывали его от посторонних глаз, и привычка двигаться бесшумным шагом на охоте никуда не делась. Спустя двадцать минут парень расслышал голоса на дороге и, удвоив осторожность, медленно двинулся на звук. Ещё минут через десять он тихо проскользнул из кустов в кювет и, чуть высунувшись над дорогой, всмотрелся в группу людей, ругавшихся между собой.
Пять человек, забыв обо всём на свете, отчаянно спорили, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Больше всего доставалось молодому тощему парню, игравшему роль инвалида. Два крупных, жилистых мужика и две потасканные, замызганного вида бабы наседали на парня, что-то ему доказывая. Но что особо примечательно, оружие было у всех пятерых. Не бог весть что, но это было оружие. Понимая, что особого выбора нет, Слава прижал приклад к плечу и плавно поднял автомат.
Не убивай. Слышишь? Не убивай, хрипел изображавший инвалида парень, брызгая кровью из окровавленного рта.
А ты многих пощадил? тихо спросил Слава, глядя на него как на полудохлого таракана.
Ничего кроме брезгливости вся эта компашка не вызывала. Грязные, одетые в какие-то лохмотья, словно не молодые здоровые люди, а кучка старых бомжей, забывших, что такое человеческий облик.
Так многих? продолжал настаивать Слава, медленно поднимая пистолет.
Слышь, у нас много чего есть, продолжал хрипеть раненый. Тряпки, консервы, топлива немного. Даже золото. Всё твоё будет. Только не убивай.
Ради тряпок и цацек убивали тех, кто пытался тебе помочь, а теперь скулишь? всё так же тихо спросил Слава, сам не понимая, к чему продолжает весь этот разговор.
Так многих? продолжал настаивать Слава, медленно поднимая пистолет.
Слышь, у нас много чего есть, продолжал хрипеть раненый. Тряпки, консервы, топлива немного. Даже золото. Всё твоё будет. Только не убивай.
Ради тряпок и цацек убивали тех, кто пытался тебе помочь, а теперь скулишь? всё так же тихо спросил Слава, сам не понимая, к чему продолжает весь этот разговор.
Грохнул выстрел, и под головой парня начала быстро разрастаться кровавая лужа. Убрав пистолет в кобуру, парень настороженно огляделся и, вздохнув, принялся собирать трофеи. Как сказал майор-омоновец, никогда не оставляй за спиной то, что может выстрелить тебе в спину. Слава решил положиться на опыт боевого офицера и, кривясь от вони немытых тел, быстро обыскивал трупы, собирая патроны и оружие. Два охотничьих ружья двенадцатого и шестнадцатого калибра, знававшие лучшие времена. Пистолет ПМ, карабин СКС и изрядно поцарапанное весло, к которому нашлось два с половиной магазина патронов.
Из всего этого арсенала только СКС был более-менее ухожен. Всё остальное словно из грязной лужи вынули. Мрачно оглядев добычу, Слава вздохнул, но бросать оружие не стал. Из ружей можно будет сделать обрезы, а нарезные стволы обменять на что-то нужное, или, на худой конец, пустить на запчасти. Ссыпав найденные патроны в подсумок с достойным названием мародёрка, Слава повесил всё оружие на левое плечо и быстро зашагал к своей машине.
Усевшись за руль, парень привычным движением запустил двигатель и, выехав на трассу, поехал дальше. Трепать себе нервы и рефлексировать из-за кучки подонков он не собирался. Слава никогда не считал себя святым, но и полным отморозком тоже не был. Но после гибели семьи в его мировоззрении что-то сломалось. В характере появилась жёсткость, даже жестокость. Но только по отношению к тому, кто пытался творить зло в понимании самого Славы.
Он не стал считать себя богом или судьёй, но был уверен, что способен отличить подлость от честности, а справедливость от изворотливости. Да и мир спасать он тоже не рвался. Он просто хотел найти в этом мире подходящее для него место и попытаться начать жизнь заново. С чистого листа. Ведь как ни крути, а того, старого мира уже нет. Как нет и того, старого Славы. Сына, мужа, отца. Есть просто человек. Один. Против всего мира. Пафосно? Наверно. Но он считал именно так. Ведь у него никого не осталось, и этот мир отличался от того, в котором жил прошлый Слава.
К вечеру, проехав со всеми остановками ещё километров триста, парень начал искать место для ночлега. Соваться в развалины он, помня о собственном опыте, не решился. Выбрав подходящий перелесок, Слава загнал машину в кусты и, быстро нарубив веток, замаскировал её. Убедившись, что транспорт с дороги не видно, парень занялся ужином. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Сварив на плитке гречневую кашу, он вывалил в котелок банку тушёнки и, понюхав нехитрую снедь, с довольным видом кивнул.
Харч богов, едрёна кочерыжка, тихо хохотнул он, доставая из коробки сухари.