В тот раз нет, вмешался то ли Распутин, то ли друзья-масоны, но конфискацию приостановили. Зато сейчас Путиловские заводы стоят, рабочие бастуют, и, говорят, Путилов сам собирается передать предприятия государству В общем, говорить можно долго, кратенько подведу итоги. Передать землю крестьянам так, как мы обговорили, создавать ВПК и стратегические отрасли тяжелой промышленности, убрать оттуда и из банковской сферы засилье иностранного капитала. Интенсивно развивать науку с упором на практические достижения. За счет нашего послезнания мы можем сделать гигантский скачок и обогнать остальные страны. Навсегда!.. И ввести автаркию. Павлов поочередно смотрит на наши непонимающие лица и поясняет: Это не новое ругательство, Денис Анатольевич. Автаркией обозначают экономику, ориентированную на самоё себя, на развитие без связей с другими странами, либо делающую эти связи минимальными. Это, во-первых, позволит нам спокойно пережить Великую депрессию и прочие прелести в том же духе, а во-вторых, обрести экономическую независимость страны.
Но все же какие-то внешние связи должны остаться. Что-то нашего академика опять заносит в необъятные дали чистого разума. В конце концов, те же станки, двигатели, всякое разное оборудование хотя бы поначалу придется закупать за границей.
Если нам дадут это все закупить. Хотя, если постараться Федор Артурович прерывает свое молчание. Короче говоря, в конкретику ударяться пока бессмысленно. Главные направления мы обсудили, и, насколько я понимаю, возражений нет. Тогда остается последний вопрос, лично к вам, Денис Анатольевич. Сами же сказали цель оправдывает средства Хотели с Иваном Петровичем об этом попозже, ну да ладно. И в сельском хозяйстве, и в промышленности нас ждет ожесточенное противодействие, очень многим перемены придутся не по вкусу. И вот тут у нас позиция слабая. Если действовать по ныне существующим законам, абсолютно ничего не добьемся. Переделывать эти законы занятие долгое и неблагодарное. Любой закон должен быть одобрен Государственной думой, а кто там заседает сами знаете. Я уж не вспоминаю про господ революционеров всех мастей, которым не живется спокойно, да и простых преступников-душегубов. Вспомните хотя бы оправдательный приговор Вере Засулич, стрелявшей в Трепова. Поэтому мы думаем, что нужен действенный рычаг воздействия на эту публику. Пусть и не совсем законный или совсем незаконный Подумайте, прежде чем возражать. Иван Петрович предлагает создать то, что у нас там, в будущем, в России будет называться «Белой стрелой», а в Латинской Америке эскадронами смерти
Ну, в принципе, о чем-то подобном я уже думал. Особенно после очередного общения с теми же земгусарами или интендантами. И не скажу, что испытывал при этом какие-то муки совести. Пятая колонна существовать не должна по определению! И чем раньше, тем лучше. Но тут есть нюансы, о которых стоит заранее подумать.
Что касается лично меня, то я «за» всеми четырьмя лапами. Но!.. Люди, которые пойдут со мной на акции, должны быть на сто процентов уверены, что делают благое дело и что с ними не поступят, как с убийцами, грабителями, вымогателями и так далее согласно Уложению о наказаниях. Нужно хорошенько продумать юридический аспект. Сейчас не времена Ивана Грозного, чтобы новую опричнину официально устраивать.
Когда вы пугали одного из полковников Ник Ника, об этом не думали? Павлов хитро прищурившись, смотрит на меня. Почему же сейчас такие душевные терзания?
Потому что тогда взял бы всё на себя и никого бы не сдал. А сейчас им придется работать самостоятельно, одним. И каждый должен быть уверен в том, что его не сольют ни сейчас, ни потом. Вон, Петр Всеславович меня понимает. Это ведь одна из заповедей работы с осведомителями, не так ли?
Воронцов согласно кивает головой и подхватывает идею:
У нас, если агент работает, как вы говорите «под прикрытием», то на его действия, пусть и противозаконные, внимание далеко не всегда обращают, если он дает результат. То есть уже существуют прецеденты неподсудности. Таким же образом надо поставить дело и с вашими боевыми группами. Жесткий режим секретности, об их существовании должен знать очень узкий круг лиц, пользующихся абсолютным доверием. Ну, а если кто-то попадет в руки полиции, способ связи уже отработан. Любому полицейскому начальнику сказать, чтобы связался с ближайшим отделением корпуса, и передать условную фразу. Хотя, посмотрев на тренировки ваших солдат, Денис Анатольевич, я глубоко сомневаюсь, что кто-то из них попадется.
Когда вы пугали одного из полковников Ник Ника, об этом не думали? Павлов хитро прищурившись, смотрит на меня. Почему же сейчас такие душевные терзания?
Потому что тогда взял бы всё на себя и никого бы не сдал. А сейчас им придется работать самостоятельно, одним. И каждый должен быть уверен в том, что его не сольют ни сейчас, ни потом. Вон, Петр Всеславович меня понимает. Это ведь одна из заповедей работы с осведомителями, не так ли?
Воронцов согласно кивает головой и подхватывает идею:
У нас, если агент работает, как вы говорите «под прикрытием», то на его действия, пусть и противозаконные, внимание далеко не всегда обращают, если он дает результат. То есть уже существуют прецеденты неподсудности. Таким же образом надо поставить дело и с вашими боевыми группами. Жесткий режим секретности, об их существовании должен знать очень узкий круг лиц, пользующихся абсолютным доверием. Ну, а если кто-то попадет в руки полиции, способ связи уже отработан. Любому полицейскому начальнику сказать, чтобы связался с ближайшим отделением корпуса, и передать условную фразу. Хотя, посмотрев на тренировки ваших солдат, Денис Анатольевич, я глубоко сомневаюсь, что кто-то из них попадется.
Ну, всякое бывает. Может случиться так, что исполнителю самому придется сдаться, чтобы выкрутиться из ситуации. Поэтому механизм должен быть отработан до мелочей И еще, кто будет заниматься оперативной разработкой? И насколько тщательно? Очень не хотелось бы невиновного, как потом выяснится, человека отправить на кладбище или еще куда-нибудь похуже.
А что может быть хуже? в голосе Воронцова неприкрыто звучит растерянность и удивление.
Петр Всеславович, не обращайте внимания. Наш штабс-капитан любит иногда вот так пожонглировать словами, улыбаясь, объясняет Павлов.
А вариант Канатчиковой дачи или аналогичного заведения вы не рассматриваете, Иван Петрович? пытаюсь противоречить академику. И, на мой взгляд, это еще хуже, чем кладбище. На погосте тихо, спокойно, никто не орет, не дерется, друг другу не мешает, санитары со смирительными рубашками не бегают. Как там пелось в песенке?
Там, на кладбище, так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать,
Всё культурненько, всё пристойненько,
Исключительная благодать
Ну всё, раз Денис Анатольевич начал хохмить, серьезному разговору конец. Келлер облегченно оглядывает собравшихся за столом. И, правда, Иван Петрович, дайте нам хоть вечер на осмысление сказанного сегодня.
Хорошо, только еще пару слов о планах на завтра. Оглашаю диспозицию: на вокзал встречать великого князя Михаила Александровича едут генерал Келлер и штабс-капитан Гуров. Вас, господин ротмистр, я прошу остаться на месте. К сожалению, некоторые «господа офицеры, голубые князья» никак не могут избавиться от сословных предрассудков и аллергии к голубым мундирам. Ничего, со временем мы мозги им вправим, а пока не будем резко нарушать традиции. Кстати, Петр Всеславович, вы уже выяснили, кто его сопровождает?..
Глава 16
Семёново жилище нашёл не сразу, он обитал в одном из многочисленных «общежитий» для персонала Института длинном бревенчатом доме, разделенном внутри на десяток комнат с общим коридором. Нахожу нужную общагу, рядом с крыльцом какой-то паренек в затертой телогрейке пытается с помощью маленького топорика наделать кучу щепы из небольшой чурочки.
Хозяин, не подскажешь, где тут Семена Игнатова найти?
Дядь Сёму? Так нету его. Хлопчик отрывается от своего занятия и внимательно оглядывает меня с ног до головы. Он на обход пошедши А вы ему хто будете, вашбродь? Новый начальник?
Нет, просто старый знакомый, вот, заехал по случаю, хотел повидаться.
Так пойдемте в дом, чего на улице мерзнуть?
Юный дровосек собирает щепки в охапку и идет внутрь, показывая дорогу. Несколько шагов по полутёмному коридору, и захожу в небольшую, чисто прибранную комнату. Две по-солдатски аккуратно заправленные кровати, стол у окна со стоящей посередине керосиновой лампой, пара табуреток, небольшой шкаф возле глухой стены, полки с разной утварью, в красном углу икона.
Вы садитесь, вашбродь, а я щас котёл гляну и самовар поставлю, дядь Сёма вот-вот возвернуться должон.
Парень, который, скорее всего, тот самый Матюша, уносится по коридору.
Не торопясь, ещё раз оглядываю комнату. Спартанская простота, ничего лишнего. Электрическая лампочка в простеньком абажуре под чисто выбеленным потолком, на полках какие-то мешочки, жестяная коробка с чаем, горка посуды, накрытая рушником. Возле входа на половичке стоят сапоги и две пары домашних чуней, обрезанных из ношеных валенок. Над ними вешалка, на которой висит какая-то одёжка и старая солдатская шинель. Снимаю свою, вешаю рядом, сверху на полку приспосабливаю папаху. Тепло, умиротворяюще и совсем по-домашнему пахнет пряными сушеными травками.
Вы садитесь, вашбродь, а я щас котёл гляну и самовар поставлю, дядь Сёма вот-вот возвернуться должон.
Парень, который, скорее всего, тот самый Матюша, уносится по коридору.
Не торопясь, ещё раз оглядываю комнату. Спартанская простота, ничего лишнего. Электрическая лампочка в простеньком абажуре под чисто выбеленным потолком, на полках какие-то мешочки, жестяная коробка с чаем, горка посуды, накрытая рушником. Возле входа на половичке стоят сапоги и две пары домашних чуней, обрезанных из ношеных валенок. Над ними вешалка, на которой висит какая-то одёжка и старая солдатская шинель. Снимаю свою, вешаю рядом, сверху на полку приспосабливаю папаху. Тепло, умиротворяюще и совсем по-домашнему пахнет пряными сушеными травками.
Частые шаги в коридоре отвлекают от разглядывания, на пороге появляется давешний тинейджер. Невысокого росточка, худющий, как швабра, тёмные волосы, чуть оттопыренные уши, глаза пока не разглядел какие, темновато здесь.
Ну, давай знакомиться, меня зовут Денис Анатольевич. А ты, как я понимаю, Матвей?
Ага Ух ты!.. Так вы дядь Сёминым командиром были? Парнишка прилипает глазами к моему «иконостасу», на лице читается уважение пополам с восторгом. Он про вас рассказывал! Про тое, как вы с ним германца воевали!
Ну, раз ты про меня все знаешь, тогда расскажи о себе.
А чё там рассказывать?.. Сами мы из-под Ковны. Батя шорником был, упряжь, хомуты да всякую кожаную утварь мастерил. Матвей становится серьёзным, даже вроде как повзрослел парень на глазах. Как германец наступать начал, решили мы уйтить подалей. Скарб на телегу погрузили да и двинулись с остальными. У мамки моей тута, под Москвой, брательник жил, дядька мой, к нему и собрались. В дороге телега сломалась, мы покуда колесо чинили, одни остались, все вперед ушли. Хорошо, солдаты мимо проходили, подсобили малость А ближей к ночи из лесу другие солдаты вышли. Стали спрашивать, кто мы да откуда, да не шпиёны ли мы германские. А потом ихний старшой сказал, што обыск учинить надо. Они всё с телеги поскидывали и дербанить начали. Батя смекнул, што разбойники эта, с ножиком на главного ихнего кинулся, да его сзаду штыком закололи И мамку тож, штоб не кричала парень на мгновение замолкает, судорожно стиснув челюсти, потом продолжает прежним монотонно-ровным тоном, будто отвечает выученный урок, и только во взгляде проскакивают старательно маскируемые огоньки боли. Я кинулся ее защитить, а меня прикладом по башке, да так, што дух вон