У меня пересохли губы, ни слова я вымолвить не могла!
Она эсерка, наконец ответила за меня Вирка.
Толково! обрадовался Инсаров. Значит, мы товарищи по партии? А как тебя зовут?
Я так и обмерла от этого вопроса.
Нет, товарищ! вдруг вскрикнул худенький рыжий парнишка с огромным носом, сидевший рядом с Инсаровым. Мы ж сговорились, шо не будем называть друг друга настоящими именами только псевдонимами! Ты же сам это предложил и сам же порядок нарушаешь.
Прошу прощения, примирительно сказал Инсаров. Конечно. Но вы же еще не взяли псевдонимы! Прошу начинать.
Алексей Югов! выпалил рыжий.
Егог Пгохогов, отчаянно грассируя, проговорил тощий кучерявый парень, и все захохотали.
Придумай что-нибудь полегче, Моня, дружески произнес Инсаров. Чтобы не было буквы «р». Например, Михаил Климов. Подойдет?
Михаил Климов, повторил Моня задумчиво. Нет, мне не нгавится. Лучше Леонид Советов.
Прекрасно, кивнул Инсаров. Кто следующий?
Теперь голоса зазвучали со всех сторон:
Игорь Шведов! Павел Седов! Сергей Павлов! Люба Хохлова! Валя Чехова!
Я растерянно озиралась по сторонам. Сначала я ничего не понимала, потом мне стало смешно.
Слушай, спросила я Вирку, а зачем все это? Ну, псевдонимы? Как у артистов или циркачей.
Ты тупая и даже не стесняешься этого! уничтожающе прошипела Вирка. Это все за-ради конспирации. Смекаешь? Слышала такое слово?
Слушай, спросила я Вирку, а зачем все это? Ну, псевдонимы? Как у артистов или циркачей.
Ты тупая и даже не стесняешься этого! уничтожающе прошипела Вирка. Это все за-ради конспирации. Смекаешь? Слышала такое слово?
Я неопределенно повела головой. Это можно было бы принять и за «да» и за «нет». На самом деле это значило нет.
Когда начнется настоящая борьба, нам придется скрываться от врагов. И эти псевдонимы нужны для того, шоб нас не могли выследить и поймать, торопливо пояснила Вирка.
А почему они берут только русские фамилии и имена? Они же евреи.
Вирка отвела глаза:
К любому еврею прежде всего прицепятся. А если в документах будет русское имя, глядишь, и свезет.
Но они же не изменили внешность, хихикнула я, потому что все это казалось мне смешной театральщиной. Ты еще, может, и сойдешь за русскую в темноте. А они уж точно не сойдут. Особенно этот, Прохог Егогов, передразнила я.
Не Прохор Егоров, а Егор Прохоров! прошипела Вирка. Чего раздуваешь щеки?! Моня, то есть Егор, между прочим, очень умный! И талантливый! Он играет в драматическом кружке и, когда входит в роль, совсем не картавит!
Она так жарко заступалась за этого «Пгохогова», что это показалось мне подозрительным. Уж не ему ли так хотела понравиться Вирка, что даже принарядилась?
Ты по сравнению с ним голый ноль в пустом месте! Ничего не понимаешь! продолжала Вирка шипеть, брызгая слюной. Нас и так упрекают за то, шо в революционном движении слишком много евреев! Как будто мы для себя хотим бороться! Как будто мы для себя собираемся устроить мировую революцию!
Она так и жгла меня глазами!
Я тоже разозлилась и спросила:
А для кого, если не для себя? Мне, например, никакой революции не нужно. И моим родителям тоже. Если хочешь знать, я бы и Февральскую революцию отменила.
Шо?! вытаращила глаза Вирка. Это ж с ума сдвинуться мозгами, шо она буровит! Может быть, ты еще и царя вернула бы?
Да! с вызовом ответила я. Вернула бы!
Эй, девушки, будет вам жужжать, как рассерженные осы! окликнул Инсаров. Вы что, ссоритесь там? Нашли, понимаете, время для ссор. Скажите лучше, как мы будем вас теперь называть?
Вера, воскликнула Вирка. Я теперь Вера Февралева. Виркой меня больше не зовите!
Отлично, одобрил Инсаров. Вера красивое имя. А фамилия в честь Февральской революции понимаю! А ты? Он снова взглянул на меня. Каким будет твое новое имя?
Он смотрел мне прямо в глаза, но в его взгляде не было и намека на узнавание. А ведь из-за него столько изменилось в моей жизни! Но он меня забыл. Ну так я ему сейчас напомню!
Мое имя Анастасия Романова! чуть ли не крикнула я.
Инсаров прищурился. Больше ничего, он только прищурился, но я мгновенно поняла, что он меня узнал, он меня вспомнил!
Романова? фыркнула Вирка, то есть Вера Февралева. Да это ж фамилия царей, веками эксплуатировавших русский народ, фамилия кровопийц!
Да еще Анастасия! возмутился Моня, то есть Егор Прохоров, то есть Леонид Советов. Дочь царя, цагевна, и ее пгоклятое имя будет носить наш товагищ по богбе?!
Да она немножко похожа на эту Анастасию, вы шо, не видите? захохотал рыжий Алексей Югов. Наверное, ты этим очень гордишься? с презрительным видом повернулся он ко мне. Так вот, гордиться тут нечем, наоборот, тебе стыдиться надо!
Я не успела ответить меня перебил Инсаров.
Да, псевдоним не самый удачный, сказал он спокойно. Я бы посоветовал тебе называться, например, Еленой. А фамилия пусть будет ну, Стахова, что ли.
У меня сердце чуть не остановилось. Елена Стахова! А он Инсаров! Герои романа «Накануне»!
О, да это из Тургенева! громогласно заявила Вирка. Из «Накануне»! Надя очень любит эту книгу.
Я тоже люблю, кивнул Инсаров, чуть улыбаясь. Мой партийный псевдоним взят оттуда.
Так его псевдоним в самом деле Инсаров? А я думала, что только я одна его так называла Он Инсаров, а я теперь Елена Стахова Но ведь у Тургенева они любили друг друга!
Я вообще ничего не соображала в эту минуту, только видела, что Инсаров отошел от меня, начал разговаривать с ребятами, потом они начали прощаться с ним и расходиться по одному, с преувеличенной осторожностью.
Я с отчаянием думала, что и нам с Виркой пора уходить, а Инсаров? Куда пойдет он? Увижу ли его снова? Как я могу уйти, как могу расстаться с ним?!
Ну что, пойдем? пробормотала Вирка, но не тронулась с места.
Она не сводила глаз с Инсарова.
Наконец все разошлись, остались только мы трое и один паренек кажется, тот, кто назвался Павлом Седовым. Наверное, это и был внук дворника. Он стоял, побрякивая ключами и нетерпеливо глядя на нас. Видимо, ему нужно было закрыть подвал. А Инсаров все не уходил, задумчиво поглядывая на меня.
Тебя зовут Надя, да? спросил он. Ты ведь дочь Владимира Петровича Иванова, инженера-путейца?
У меня просто ноги подкосились, так остро я вспомнила нашу первую встречу! Он задал мне тогда точно такой же вопрос.
Откуда ты знаешь ее настоящее имя? изумилась Вирка. Ее ведь никто по имени не называл.
Я видел Надю, когда она приходила к отцу в депо, не моргнув глазом соврал Инсаров. Пойдемте, девушки, я вас домой провожу. Уже темно. Опасно красивым девушкам ходить по такому вольному городу, как Одесса, одним в темноте! Сейчас много народу лихого развелось, я потом ночь спать не буду от беспокойства.
Мы выбрались из подвала, потом вышли со двора, спотыкаясь на неровной брусчатке и находя дорогу в слабых полосах света, которые тянулись из окон. По Греческой прошли на Пушкинскую.
Давай сначала Надю проводим, а потом меня, сказала Вирка. Она почти возле Ланжероновской живет.
А ты где? спросил Инсаров.
О, я туточки близенько, не доходя до вокзала, беззаботно махнула она рукой.
В самом деле, близко, согласился Инсаров. Тогда мы лучше сначала проводим тебя, а потом я отведу Надю. Зачем тебе туда-сюда мотаться? А мне нужно через Надю кое-что ее отцу передать.
Тогда не надо меня вообще провожать! зло крикнула Вирка. Шо на меня время зря тратить?!
И убежала в темноту, звонко щелкая по мостовой подошвами своих растоптанных сандалий.
До свиданья, Вирка! промямлила я, но она, конечно, не ответила.
Я была и рада, что она ушла, и страшновато мне стало. И непонятно, с чего она вдруг взбеленилась?
Инсаров ничего не сказал. Мы повернули в сторону Лонжероновской и неспешно пошли под платанами.
Смерклось; свет из окон почти не проникал сквозь листву, но как же сладко пахли сады! Куда слаще, чем днем! Потом показалась луна, эта изумительная, ни с чем не сравнимая одесская зеленоватая луна, и мы шли в этом сладком аромате, под луной, плывущей в вышине, и это было похоже на сказку, на сбывшуюся мечту.
Я ни разу в жизни не была так безмятежно счастлива, как тогда, тем вечером! Инсаров молчал; мне и хотелось услышать его голос, и в то же время хотелось, чтобы длилось, длилось это удивительное молчание, которое нас связывало и объединяло.
Ты очень неосторожна была с этим псевдонимом, наконец сказал Инсаров тихо. Конечно, внешне ты очень изменилась, повзрослела, и я бы не узнал тебя, если бы не псевдоним. Когда смотрел на тебя, чувствовал что-то знакомое, но не узнал бы.
Я нарочно сказала, смущенно призналась я. Чтобы вы обратили на меня внимание. Чтобы вы меня вспомнили!
А почему ты говоришь мне «вы»? удивился Инсаров. Ты же слышала, мы все держимся по-товарищески.
Не знаю, смутилась я. Мне вообще трудно переходить на «ты» с малознакомыми людьми.
Что, надо обязательно пить на брудершафт? усмехнулся Инсаров.
Я вспомнила, что, когда пьют на брудершафт, не только переходят на «ты», но и целуются, и онемела. Мы какое-то время шли молча, и вдруг Инсаров сказал:
Между прочим, я тебя не забывал. Никогда не забывал ту смешную и дерзкую девочку, какой ты была тогда. Честно говоря, я не ожидал, что мои слова произведут на твоего отца такое сильное впечатление. Думал, что он просто предостережет тебя, вразумит, чтобы помалкивала, а ваша семья вдруг исчезла. Узнав об этом, я почувствовал себя виноватым. Пришел в ваш дом Там уборщица из депо наводила порядок для нового инженера, который должен был приехать на днях. На крыльце стояла корзина с мусором, а в ней сверху лежала книжка «Накануне». А мне читать было в то время совершенно нечего! Уборщица сказала, что нашла ее под кроватью. Я спросил, можно ли мне книгу забрать. Уборщица только хмыкнула: «Да на что она мне? Я ж неграмотная!» Ну, я обрадовался и забрал роман. Я тогда впервые прочитал Тургенева. Наверное, это была твоя книжка? Ты ее забыла, когда вы спешно собирались?
Ну да промямлила я. Забыла нечаянно
Не могла же я ему сказать, что нарочно бросила «Накануне» под кровать со злобой бросила, потому что считала, что Инсаров меня предал! Это же прозвучит почти как объяснение в любви! Поэтому я и соврала.
Ну да промямлила я. Забыла нечаянно