Она ехала еще почти час. Возвращаться в Линдхерст не хотелось. Можно представить, как ее встретят: Вальтер в бешенстве, охотники наверное, с презрением. Хью де Мартелл кто знает, что он подумал? Все это чересчур, она туда не вернется.
Адела осталась в лесу. Она не знала точно, где находится, хотя, судя по солнцу, направлялась на юг. Немного погодя она предположила, что где-то справа должна быть деревушка Брокенхерст, но ей не особо хотелось попадаться кому-нибудь на глаза, и она поехала по лесным тропам. Потом, подумала она, поеду в поместье Колы. Если повезет, ей удастся проскользнуть до возвращения охотников и не привлечь большого внимания.
А потому Адела, выбиравшая, которой тропой ехать, не поняла, радоваться ей или досадовать на бодрый оклик сзади. Повернувшись, она увидела статного и приветливого Эдгара, направившего к ней коня легким галопом.
Разве вам не сказали, что вы не имеете права охотиться самостоятельно? спросил он весело, и она осознала, что рада его появлению.
Его французский был не особо хорош, но сносен. Благодаря саксонской няньке и врожденной способности к языкам Адела уже убедилась, что может изъясняться с этими англичанами. Значит, худо-бедно друг друга они поймут. И в скором времени он помог ей расслабиться.
Это Пакл, ответил Эдгар на вопрос, как он ее нашел. Он сказал, что вы поехали на юг, а в Брокенхерсте вас не видели, вот я и решил, что вы где-то здесь.
Выходит, корявого зовут Паклом.
Он выглядит загадкой, заметила Адела.
Да, улыбнулся Эдгар. Так и есть.
Затем, когда она призналась, что боится вернуться, он утешил ее:
Мы отбираем оленей. Вам надо было просто сказать отцу, и он бы с радостью пощадил вашу милую олениху. Он усмехнулся. Впрочем, пришлось бы попросить. Она страдальчески улыбнулась, пытаясь представить, как просит перед охотниками за оленя, но Эдгар, угадывая ее мысли, мягко добавил: Конечно, оленей приходится убивать, но мне это даже сейчас ненавистно. Он выдержал короткую паузу. Они так грациозно падают, и видно, как отлетают их души. Это знает любой, кто хоть раз убил оленя. Он произнес это настолько просто и честно, что она была тронута. Они священны, закончил он, словно и обсуждать стало нечего.
Интересно, испытывает ли то же самое Хью де Мартелл, помедлив, сказала она.
Как знать, пожал плечами Эдгар. Он мыслит иначе.
Да. Он грубее, живо представила она. У чванливого нормандского землевладельца нет времени на такие мысли.
Он счел, что мне не место на охоте. Полагаю, ваш отец согласится.
Отец и мать, пока она была жива, всегда выезжали на охоту вдвоем, тихо ответил Эдгар.
И перед ней немедленно возникла картина: красивая чета грациозно скачет по лесным опушкам.
Надеюсь когда-нибудь делать так же, мягко произнес он и добавил со смехом: Едем же! Вернемся через вересковую пустошь.
Так и вышло, что вскоре два всадника, легким галопом двигавшиеся вдоль края пустоши, приблизились к деревне Оукли и застукали Годвина Прайда, который средь бела дня незаконно переставлял изгородь.
Проклятье! чуть слышно пробормотал Эдгар, но избежать встречи было поздно: парня застукали на месте преступления.
Годвин Прайд выпрямился во весь рост; с широкой грудью и великолепной бородой, он выглядел как кельтский вождь, стоящий перед сборщиком податей. И, как положено хорошему кельтскому вождю, он знал, что, когда игра проиграна, остается лишь блефовать. А потому на вопрос Эдгара: «Что ты делаешь, Годвин?» невозмутимо ответил: «Забор починяю, как видишь».
Наглость была столь вопиющей, что Эдгар чуть не расхохотался, но дело было, увы, такое, что не до смеха.
Ты передвинул изгородь.
Прайд с серьезным видом задумался.
Она стояла дальше, спокойно ответил он, но мы уж годы как сдвинули ее назад. Не было нужно столько места.
Его дерзость не имела границ.
Вздор! отрывисто возразил Эдгар. Ты знаешь закон. Это незаконное огораживание. Ты можешь под суд отправиться.
Прайд уставился на него, словно на муху, перед тем как прихлопнуть ее.
Это нормандские слова. Я не понимаю их смысла. В отличие, надеюсь, от тебя, добавил он.
Удар достиг цели. Эдгар залился краской.
Таков закон, произнес он печально.
Годвин Прайд продолжал сверлить его взглядом. Он ничего не имел против лично Эдгара, но сотрудничество сакса-аристократа с нормандцами казалось ему доказательством того, что тот изгой.
Нет, Кола не были чужаками. Но когда они прибыли в Нью-Форест? Двести лет назад, триста? Обитатели леса не помнили, однако пусть это случилось давно, но все же недостаточно давно. И Прайд напоминал себе о сем факте, когда, к его удивлению, заговорила нормандская девушка:
Но эти порядки завели не нормандцы. Эта земля находилась под законом о лесе еще во времена короля Кнуда.
Адела достаточно хорошо владела англосаксонским, чтобы вести беседу. Ей не понравилась грубая манера, в которой этот парень общался с Эдгаром, и, будучи нормандской аристократкой, она решила поставить его на место. Вильгельм Завоеватель был суров, но ему хватало ума всегда показывать, что в своем новом беспокойном королевстве он неизменно блюдет его древние законы. И коли так, то этой деревенщине бессмысленно жаловаться. Она с вызовом вперилась взглядом в Прайда.
Но эти порядки завели не нормандцы. Эта земля находилась под законом о лесе еще во времена короля Кнуда.
Адела достаточно хорошо владела англосаксонским, чтобы вести беседу. Ей не понравилась грубая манера, в которой этот парень общался с Эдгаром, и, будучи нормандской аристократкой, она решила поставить его на место. Вильгельм Завоеватель был суров, но ему хватало ума всегда показывать, что в своем новом беспокойном королевстве он неизменно блюдет его древние законы. И коли так, то этой деревенщине бессмысленно жаловаться. Она с вызовом вперилась взглядом в Прайда.
Но он удивил ее, лишь угрюмо кивнув:
Ты так считаешь?
Есть хартия, парень. Она обратилась к нему с некоторой важностью.
Рукописная, да?
Как смеет он изъясняться с такой насмешкой?!
Да, письменная. Она гордилась, что неплохо читала и получила некоторое образование. Если бы писец помог ей с чтением хартии, она сумела бы разобраться.
Я читать не умею, ответил с нахальной улыбкой Прайд. Незачем.
Он был, разумеется, прав. Человек мог возделывать землю, работать на мельнице, управлять крупным поместьем да что там, даже быть королем и не иметь нужды ни в чтении, ни в письме. Для ведения записей всегда существовали бедные писари. У этого умника-арендатора нет ни малейшего повода к чтению. Но Прайд не закончил.
Впрочем, я думаю, что многие воры умеют, добавил он хладнокровно.
Бог свидетель, он оскорблял. Адела взглянула на Эдгара, ожидая защиты, но тот был смущен.
Прайд взялся за него:
Я, Эдгар, не помню, чтобы слышал о какой-то хартии. А ты? Он смотрел ему прямо в лицо.
Меня еще на свете не было, тихо ответил сакс.
Да. Лучше спроси отца. Думаю, он-то уж знает.
Повисло молчание.
До Аделы начало доходить.
Не хочешь ли ты сказать, проговорила она медленно, что король Вильгельм солгал насчет закона о лесе Кнуда? Что хартия вымысел?
Прайд прикинулся удивленным:
Да неужели? Разве они на такое способны?
Теперь она помолчала сама, потом кивнула:
Прошу прощения. Я не знала.
Адела отвела от него взгляд, уперлась взором в полоску земли, которую он только что присвоил, и поняла: неудивительно, что он повел себя грубо, будучи застигнутым за попыткой законно или нет отвоевать несколько футов украденного у него, как он полагал, наследства.
Адела повернулась к Эдгару и улыбнулась:
Я не скажу, если и ты промолчишь. Она перешла на французский, но заподозрила, что наблюдавший за ними Прайд догадался о смысле.
Эдгар пребывал в замешательстве. Прайд следил за ним. Затем Эдгар покачал головой.
Не могу, буркнул он по-французски и обратился к Прайду на его родном языке: Верни на место, Годвин. Сегодня же. Я проверю. Он подал Аделе знак, что пора уезжать.
Ей захотелось что-нибудь сказать Прайду, но она поняла, что нельзя. Несколько минут спустя, когда арендатор и его семейство скрылись из виду, она заговорила:
Я не могу вернуться в Линдхерст, Эдгар, ко всем этим охотникам. Можно нам в дом твоего отца?
Есть спокойная тропка, кивнул он в ответ.
И через пару миль они доехали по лесу до брода, пересели его и выбрались на вересковую пустошь, после чего перешли на шаг, следуя по тропе, уходившей на запад. Уже далеко за полдень они спустились в плодоносную тихую долину Эйвона.
Незадолго до того, как они достигли границы леса, Пакл, шедший по каким-то своим делам, оказался у деревушки Прайда и выслушал его рассказ.
Кто она такая, эта нормандская девушка? спросил арендатор.
Пакл как мог объяснил и рассказал о случае со светлой оленихой.
Спасла олениху? укоризненно улыбнулся Прайд. Могла бы и мне принести. Он вздохнул. Как думаешь, мы с ней еще встретимся?
Может быть, пожал плечами Прайд.
Полагаю, она не так уж плоха для нормандки, произнес Прайд без особого чувства.
Однако участь Аделы, как она обнаружила на закате, решил гораздо более строгий суд, чем Прайда и Пакла.
Бесчестье! Иного слова для того, что ты сделала, не сыскать! Вальтер был в бешенстве. От заходящего солнца под его чуть выпученными глазами залегли багровые тени. Ты выставила себя дурой перед всей охотой. Погубила свою репутацию. Ты опозорила меня! Если думаешь, что я смогу найти тебе мужа, когда ты ведешь себя так Он замолчал, ему просто не хватало слов.
Она почувствовала, что бледнеет от потрясения и гнева.
Она почувствовала, что бледнеет от потрясения и гнева.
Возможно, произнесла она холодно, ты просто не в состоянии найти мне партию.
Скажем лишь, что твое присутствие делу не поможет. Его усики встопорщились, а темные брови сошлись, демонстрируя тихую ярость, угрозу. Думаю, какое-то время тебе не следует бывать на виду, пока мы не будем готовы попытать счастья в другом месте. Согласись, что это наилучший выход. И я советую: хорошенько подумай над своим поведением.
Не бывать на виду? Ее охватила тревога. Что это значит?
Увидишь, пообещал он. Завтра.
Великая тишина летнего полдня, и все купается в солнечном свете. Наступил сезон, когда оленям позволяли спокойно принести потомство, а крестьянам запрещалось выгонять скот в Королевский лес. Казалось, что вернулись те далекие дни, когда по лесу рыскали только разрозненные охотничьи банды. Это была пора мира, яркого света, заливающего вересковые пустоши, и темно-зеленых, как водоросли, теней под дубами.