Сам он отошел назад, тяжело дыша, и, словно в недоумении, вытаращился на то, как вспыхнули волосы и полупрозрачная сорочка женщины, и она вскочила на ноги, в панике беспорядочно размахивая руками. В считаные секунды пламя охватило ее полностью, и она закричала тонким истошным голосом, который прорезал суматошный гомон, проникая Уильяму прямо в мозг.
Мужчины отпрянули, когда несчастная побрела к ним, пошатываясь и простирая руки, то ли в тщетной мольбе, то ли желая забрать обидчиков с собой, Уильям так и не понял. На него нахлынуло ощущение непреодолимой катастрофы, он будто прирос к месту, чувствуя, как тело сводит от необходимости действовать и от невозможности что-либо сделать. От настойчивой боли в руке он невольно посмотрел в сторону и увидел рядом Адама, который вцепился в его предплечье и сжимал изо всех сил.
Пошли, прошептал Адам, его побледневшее лицо покрывал пот. Ради бога, давай уйдем!
Дверь борделя захлопнулась. Горящая женщина упала на нее, прижала руки к дереву. Аппетитный запах жареного мяса наполнил тесный, душный переулок, и Уильяма снова затошнило.
Будьте вы прокляты! Пусть ваши чертовы члены сгниют и отвалятся!
Кричали из верхнего окна. Уильям поднял голову и увидел женщину, она грозила кулаком стоящим внизу мужчинам. Те недовольно зашумели, один из них грязно выругался в ответ, другой поднял булыжник и швырнул в дом. Не долетев до окна, камень отскочил от стены ниже и попал в какого-то солдата. Тот чертыхнулся и толкнул парня, который бросил булыжник.
Пылающая женщина сползла вниз по двери, на которой осталось обугленное пятно. Она все еще поскуливала, но больше не двигалась.
Внезапно Уильяма охватило бешенство. Схватив за шиворот бросившего камень солдата, он с размаху ударил его головой о дверной косяк. Парень замер, обмяк и, застонав, тяжело осел на дорогу.
Убирайтесь! взревел Уильям. Все вы! Пошли вон!
Сжав кулаки, Уильям повернулся к черноволосому лейтенанту, но тот уже не буйствовал в приступе ярости, а неподвижно стоял, не сводя глаз с женщины на ступенях. Ее юбки сгорели, почерневшие ноги слабо подергивались в тени.
Уильям шагнул к нему, схватил за грудки и рывком развернул к себе.
Пошел отсюда! грозно велел он лейтенанту. Сейчас же уходи!
Он отпустил здоровяка, тот заморгал, тяжело сглотнул, развернулся и машинально побрел в темноту.
Тяжело дыша, Уильям повернулся к остальным, но жажда насилия в них угасла так же быстро, как и вспыхнула. Они топтались на месте, невнятно переговаривались, кое-кто бросал взгляды на женщину, которая уже не двигалась. Никто не смотрел друг другу в глаза.
Он смутно осознавал, что рядом с ним стоит Адам, дрожащий от потрясения, но, как всегда, надежный. Уильям положил руку на плечо кузена, который был ниже ростом, и не отпускал, пока остальные расходились. Его тоже била дрожь. Сидевший на дороге человек медленно встал на четвереньки, с трудом поднялся и пошел прочь за своими приятелями, шатаясь и натыкаясь на стены домов.
В переулке воцарилась тишина. Огонь потух. Кто-то погасил другие красные фонари по всей улице. Уильяму казалось, что он врос в землю и теперь навсегда останется в этом ненавистном месте, но Адам отодвинулся, рука упала с плеча кузена, и Уильям понял, что может идти.
Они молча пошли обратно по темным улицам. Миновали сторожевой пост, где караульные собрались вокруг костра, неся каждодневную службу. Они, караульные, должны были поддерживать порядок в оккупированном городе. Часовые мельком взглянули на них, но не остановили.
В отблесках пламени Уильям увидел влажные следы на лице брата и понял, что кузен плачет.
В отблесках пламени Уильям увидел влажные следы на лице брата и понял, что кузен плачет.
Сам он тоже плакал.
Глава 11
Поперечное предлежание
Мир капал. По склонам гор неслись потоки талой воды, трава и листья были мокрыми от росы, под лучами утреннего солнца над кровельной дранкой поднимался пар. Наши приготовления закончились, а с перевалов сошел снег. Оставалось только одно дело, которое требовалось завершить до того, как отправиться в путь.
Думаешь, сегодня? с надеждой спросил Джейми.
Он был не из тех, кто способен спокойно ждать. Ему не терпелось приступить к действию, раз уж мы определились с планом. К сожалению, младенцы не считаются с чьим-то удобством или нетерпением.
Возможно, ответила я, пытаясь сохранить спокойствие. А может, и нет.
Я видел ее на прошлой неделе, тетушка, и она выглядела так, будто вот-вот лопнет, заметил Йен, скармливая Ролло последний кусок булочки. Знаешь те грибы? Большие и круглые? Коснешься их и пуфф!
Он щелкнул пальцами, разбрасывая крошки.
Вот так!
У нее же будет только один, да? хмурясь, спросил Джейми.
Я тебе уже раз шесть говорила, что так думаю. Вернее, чертовски на это надеюсь, добавила я, подавив желание перекреститься. Но иногда трудно сказать наверняка.
От близнецов часто рождаются близнецы, услужливо вставил Йен.
Джейми перекрестился.
Я слышала биение только одного сердечка, сказала я, стараясь держать себя в руках. А слушаю я уже несколько месяцев.
А разве нельзя сосчитать выпирающие части тела? поинтересовался Йен. Я имею в виду, если вдруг там окажется шесть ног
Легче сказать, чем сделать.
Конечно, я могла определить формы ребенка в общем: головка прощупывалась довольно легко, ягодички тоже, а вот с руками и ногами все было не так просто. Собственно, именно это меня и тревожило.
Весь прошлый месяц я осматривала Лиззи раз в неделю, а с недавних пор ходила к ней каждый день, хотя путь до их хижины был неблизкий. Ребенок а я и правда считала, что он там только один, казался очень крупным, и дно матки находилось гораздо выше, чем следовало бы. И хотя в последние недели перед рождением младенцы частенько меняют свое положение, этот долго оставался в горизонтальном. Поперечное предлежание, и я сильно беспокоилась.
Дело в том, что вне больничных условий, без нормальной операционной или анестезии у меня практически не было шансов успешно справиться с поперечным предлежанием. Без хирургического вмешательства у акушерки есть всего четыре варианта: дать женщине умереть после несколько дней мучительных схваток; позволить роженице умереть в результате кесарева сечения без обезболивания и обеззараживания, но, вероятно, спасти дитя; возможно, спасти мать, убив ребенка в утробе и вытащив его по частям (в записках Дэниела Роулингса было несколько страниц с иллюстрациями! на которых подробно описывался весь процесс), или попытаться повернуть ребенка внутри матки в положение, из которого он сможет родиться без особых трудностей.
Последний вариант выглядел самым привлекательным, но он был не менее опасным и вполне мог закончиться смертью как матери, так и ребенка.
На прошлой неделе я попыталась провести наружный поворот плода, и мне с трудом удалось перевернуть его головкой вниз, но через пару дней малыш вернулся в прежнюю позицию видимо, ему нравилось лежать на спине. Я надеялась, что перед родами он перевернется сам, но, кто знает, возможно, и нет.
Моего опыта хватало, чтобы не путать разумную готовность ко всяческим неожиданностям и бесполезные переживания из-за того, что, возможно, и не случится, и потому я обычно могла спать по ночам, но всю последнюю неделю почти до рассвета лежала без сна, представляя, что ребенок не перевернулся в правильное положение, и мысленно пробегаясь по списку возможных вариантов в тщетном поиске какого-нибудь еще, менее мрачного.
Вот если бы у меня был эфир Но все мои запасы сгорели вместе с домом.
Убить Лиззи, чтобы спасти новорожденного? Нет. Если дойдет до этого, то лучше убить плод в утробе и спасти Родни мать, а Джо и Кеззи жену. Но сама мысль о том, чтобы раздробить череп здоровому, доношенному ребенку или обезглавить его петлей из тонкой проволоки
У тебя с утра нет аппетита, тетушка?
Э-э я не голодна. Спасибо, Йен.
У тебя с утра нет аппетита, тетушка?
Э-э я не голодна. Спасибо, Йен.
Что-то ты бледная, саксоночка. Ты не заболела?
Нет!
Прежде чем они продолжили расспросы, я торопливо встала и, взяв ведро, пошла за водой к колодцу. Вовсе необязательно, чтобы кто-нибудь еще мучился из-за моих переживаний.
Возле хижины Эми развела костер под большим котлом для стирки и теперь подгоняла Эйдана и Орри, которые собирали хворост неподалеку, время от времени останавливаясь, чтобы запустить друг в друга комком грязи.
Вам нужна вода, a bhana-mhaighstir?[31] спросила она, увидев в моей руке ведро. Эйдан принесет.
Нет, все в порядке, заверила я. Просто хочу подышать свежим воздухом. Утром сейчас так хорошо!
Так оно и было: немного зябко, потому что солнце висело еще довольно низко, но зато свежий воздух пьянил запахами травы, набухших смолистых почек и первых сережек на деревьях.
Я поднялась к колодцу, наполнила ведро и медленно пошла вниз по тропе, внимательно оглядываясь по сторонам, всматриваясь в окружающий меня мир. Так обычно делаешь, когда знаешь, что, возможно, очень долго не увидишь всего этого снова. Или вообще никогда не увидишь.
В Ридже все сильно поменялось с тех пор, как сюда пришло насилие вместе с разрухой войны и сгорел Большой дом. И изменится еще больше, когда мы с Джейми уедем.
Кто станет настоящим вожаком? Общину рыбаков-пресвитерианцев, которые перебрались в Америку из Терсо, фактически возглавляет Хирам Кромби, но он суровый, лишенный чувства юмора человек, и скорее спровоцирует стычки с остальными обитателями Риджа, нежели поддержит порядок и укрепит сотрудничество.
Бобби? После основательных раздумий Джейми назначил его управляющим, поручив следить за нашей собственностью, вернее, за тем, что от нее осталось. Но, если не принимать в расчет его способности или отсутствие оных, Бобби был молод. Его, как и многих других мужчин Риджа, могло смести надвигающейся бурей. В любой день Бобби могли забрать в ополчение, правда, ему не грозило стать солдатом короля, хотя когда-то он и служил в британской армии. Семь лет назад он служил в Бостоне, где на него и его товарищей напала толпа из нескольких сотен разъяренных горожан. Спасая свою жизнь, солдаты зарядили ружья и направили их на толпу. Полетели камни, в ход пошли дубинки, в ответ раздались выстрелы кто именно стрелял, так и не установили, а я никогда не спрашивала Бобби, и погибли люди.
Последовал суд, Бобби помиловали, но выжгли на его щеке клеймо букву «У», что означало «убийство». Я понятия не имела о его политических взглядах Бобби никогда о них не говорил, но точно знала, что в британскую армию он никогда не вернется.