Оставалось только сидеть и ждать, что покажется вначале. Я развязала свой сверток, поспешно затолкав моток проволоки с заостренным концом под груду тряпок, расправила навощенный холст и вместе с тетушкой Моникой перетащила на него Лиззи.
Когда та в очередной раз истошно завопила, Моника моргнула и посмотрела на низенькую кроватку, где посапывал малыш Родни. Моника взглянула на меня, словно показывая, что все в порядке, затем взяла Лиззи за руки и тихонько зашептала что-то по-немецки, пока та кряхтела и тяжело дышала.
Дверь тихонько скрипнула, я обернулась и увидела одного из братьев Бердсли: он заглядывал в хижину, и его лицо выражало страх вперемешку с надеждой.
Уже родился? хрипло прошептал он.
НЕТ! взревела Лиззи, резко сев на постели. Убери свою физиономию с глаз моих долой, иначе я откручу вам яйца! Все четыре!
Дверь тут же закрылась, и Лиззи, пыхтя, обмякла.
Ненавижу их! выдавила она сквозь сжатые зубы. Чтоб они сдохли!
Я сочувственно хмыкнула.
Ну, я уверена, что они, по крайней мере, страдают.
Вот и хорошо. В считаные секунды ярость Лиззи сменилась сентиментальностью, глаза наполнились слезами. Я умру?
Конечно, нет! сказала я, стараясь придать голосу уверенность.
Лиззи вновь издала пронзительный вопль.
Gruss Gott! воскликнула тетушка Моника и перекрестилась. Ist gut?[32]
Я заверила ее, что все в порядке, и спросила, есть ли в хижине какие-нибудь ножницы.
О, ja! ответила она и достала из своей сумки пару крошечных, очень потертых, но когда-то позолоченных ножниц. Фы это хотеть?
Danke.
Ч-Е-О-О-О-О-Р-Р-Р-Р-Т-Т!
Мы с Моникой вместе посмотрели на Лиззи.
Не перестарайся, сказала я. Они, конечно, напуганы, но далеко не идиоты. А еще ты пугаешь своего отца. И Родни, добавила я, бросив взгляд на маленький холмик постельного белья на кроватке.
Лиззи затихла, тяжело дыша, но сумела кивнуть и даже чуть-чуть улыбнуться.
Затем дела пошли быстрее: Лиззи и вправду была быстрой. Я проверила ее пульс, затем шейку, и мое сердце забилось в два раза быстрее, когда я нащупала то, что явно было крошечной ножкой на пути наружу. Может, я смогу достать вторую?
Я бросила взгляд на Монику, оценивая ее размер и силу. Жилистая, словно плеть, но совсем не крупная. А вот Лиззи сейчас размером с ладно, возможно, Йен и не преувеличивал, когда решил, что у нее будет двойня.
От ужасающей мысли, что детей там действительно двое, у меня волосы стали дыбом, несмотря на влажную духоту хижины.
«Нет, твердо сказала я сама себе. Никаких близнецов, ты прекрасно это знаешь. И с одним придется нелегко».
Похоже, нам понадобится кто-нибудь из мужчин, чтобы придержать ее за плечи, сказала я Монике. Приведите, пожалуйста, одного из близнецов.
Обоих, выдохнула Лиззи, когда Моника повернулась к двери.
Одного вполне
Обоих! А-А-А-А-А-Х!
Обоих, велела я Монике, которая деловито кивнула.
Близнецы ворвались в хижину с порывом холодного воздуха, на их лицах застыли одинаковые маски тревоги и волнения. Я не успела ничего сказать, как они тут же бросились к Лиззи, словно пара железных стружек к магниту. Лиззи с трудом села, один из близнецов встал позади нее на колени и принялся ласково разминать ее плечи, когда прошла последняя схватка. Его брат сел рядом с Лиззи, заботливо обняв то, что когда-то было ее талией, а другой рукой убирая назад со лба взмокшие от пота волосы жены.
Я попыталась накрыть ее торчащий живот одеялом, но разгоряченная Лиззи сердито его оттолкнула. В хижине было влажно и жарко от кипящего котла, пота и наших усилий. Я подумала, что близнецы гораздо лучше меня знакомы с анатомией Лиззи, и отдала скомканное одеяло тетушке Монике. При родах нет места скромности.
Взяв ножнички, я опустилась на колени перед Лиззи и быстро надрезала промежность, почувствовав на руке крохотную струйку теплой крови. Довольно редкая процедура при обычных родах, но сейчас мне требовалось место для манипуляций. Я прижала к разрезу чистую тряпицу, но кровотечение почти прекратилось, а внутренняя поверхность бедер Лиззи уже и так была вся в крови.
Это и правда была ножка. Увидев длинные, как у лягушонка, пальчики, я машинально взглянула на босые ноги Лиззи, крепко упертые в пол по обе стороны от меня. Нет, у нее пальцы короткие и пухленькие, значит, это вклад близнецов.
Сырой, болотный запах околоплодных вод, пота и крови поднимался от тела Лиззи, словно туман, и по моим бокам тоже струился пот. Я просунула палец под крохотную пяточку, захватила ее и вытащила наружу ножку, чувствуя, как в плоти ребенка пульсирует жизнь, хотя сам он не шевелился, беспомощный, скованный процессом рождения.
Другая мне нужна другая ножка. Наскоро прощупывая между схватками брюшную стенку, я просунула внутрь другую руку вдоль появившейся ножки и нашла крохотные выпуклости ягодиц. Торопливо поменяв руки и закрыв глаза, нащупала изгиб согнутого бедра. Черт, похоже, колено ребенка подтянуто к подбородку Среди хлюпающей жидкости я нашла податливую жесткость похожих на хрящи косточек, эластичную плоть мышцы нащупала один пальчик, второй, обхватила другую лодыжку и, прорычав: «Держите ее! Крепче!», вытащила вторую ножку, когда Лиззи выгнулась, а ее нижняя часть оказалась прямо передо мной.
Я отодвинулась и открыла глаза, тяжело дыша, хотя и не от физических усилий. Маленькие лягушачьи пяточки разок дернулись и повисли, когда со следующей схваткой обе ножки полностью вылезли наружу.
Еще разок, милая, прошептала я, положив руку на напрягшееся бедро Лиззи. Давай еще так же.
Лиззи утробно зарычала, достигнув той точки, когда женщине уже все равно, выживет ли она, умрет или разорвется на части, и нижняя часть ребенка медленно выскользнула наружу. Петля пуповины вокруг животика пульсировала, словно жирный пурпурный червь. Я не могла отвести взгляд от этого зрелища и только мысленно благодарила Бога, когда поняла, что тетушка Моника пристально смотрит из-за моего плеча.
Ist das яички? озадаченно спросила она, показывая на гениталии младенца.
Меня больше беспокоила пуповина, и я не успела посмотреть, но теперь взглянула вниз и улыбнулась.
Нет. Ist eine Madchen[33], сказала я.
Половые органы малышки отекли и походили на снаряжение маленького мальчика, потому что клитор выступал из опухших половых губ, но все же это был не пенис.
Что такое? Что там? спросил один из Бердсли и наклонился посмотреть.
У фас есть маленький дефочка, улыбаясь, сказала тетушка Моника.
Девочка? ахнул другой Бердсли. Лиззи, у нас дочка!
Да заткнись ты на хрен! рявкнула Лиззи. А-Р-Р-Р!
Проснулся маленький Родни и сел, открыв рот и вытаращив глазки. Тетушка Моника тут же вскочила и выхватила его из кроватки, прежде чем он успел заплакать.
Сестренка Родни неохотно, дюйм за дюймом, выходила в этот мир с каждым толчком схватки. Я считала про себя: «Один гиппопотам, два гиппопотама» После выхода пуповины до появления рта и первого вдоха должно пройти не больше четырех минут, иначе недостаток кислорода вызовет необратимое повреждение мозга. Но я не могла просто выдернуть малышку, боялась повредить шею и голову.
Тужься, милая, попросила я спокойным голосом, положив обе руки на колени Лиззи. Давай, изо всех сил!
«Тридцать четыре гиппопотама, тридцать пять»
Все, что нам было нужно, это чтобы из-под тазовой кости показался подбородок. Когда схватка закончилась, я торопливо сунула пальцы внутрь, нащупала личико ребенка и нашла верхнюю челюсть. Началась новая схватка, и я стиснула зубы от боли, когда мою ладонь зажало между тазовой костью и черепом малышки, но не убрала руку, боясь выпустить с таким трудом нащупанную головку девочки.
«Шестьдесят два гиппопотама»
Схватка ослабла, и я медленно потянула головку вниз, осторожно вытащила подбородок за кромку таза
«Восемьдесят девять гиппопотамов, девяносто гиппопотамов»
Синюшный, покрытый кровью младенец свисал из тела Лиззи, поблескивая в свете пламени. Он раскачивался меж ее бедер, словно язык колокола, или как висельник на я сразу же отбросила эту мысль.
Может, надо взять прошептала мне тетушка Моника, прижимая к груди маленького Родни.
«Сто гиппопотамов».
Нет, не трогайте его ее, сказала я. Пока не нужно.
Сила тяжести медленно помогала родам. Если потянуть, то можно повредить шею, а если головка застрянет
«Сто десять гиппопотамов много их было, этих гиппопотамов», подумала я, рассеянно представляя, как все стадо строем марширует в лощину, где они будут барахтаться в грязи, восхити-и-ительно
Давай! велела я, готовясь очистить ротик и носик, как только они появятся.
Но Лиззи не стала дожидаться понукания, она глубоко вдохнула, вся головка выскочила из нее с отчетливым хлопком, и ребенок упал в мои руки, словно спелый плод.
Давай! велела я, готовясь очистить ротик и носик, как только они появятся.
Но Лиззи не стала дожидаться понукания, она глубоко вдохнула, вся головка выскочила из нее с отчетливым хлопком, и ребенок упал в мои руки, словно спелый плод.
Я зачерпнула еще немного кипятка из дымящегося котелка и добавила холодной воды из ведра. От теплой жидкости руки защипало: кожа между пальцами потрескалась от долгой зимы и постоянной дезинфекции разбавленным спиртом. Я только что закончила зашивать и мыть Лиззи, и сейчас кровь с моих рук повисала в воде темными облачками.
Позади меня в кровати лежала Лиззи, бережно укрытая одеялом и одетая в рубашку одного из близнецов, потому что ее собственная сорочка еще не высохла. Лиззи смеялась в послеродовой эйфории и от радости, что выжила. Близнецы суетились по обе стороны от нее, что-то шептали с восхищением и облегчением. Один из них поправлял распущенные светлые волосы Лиззи, мокрые от пота, другой нежно целовал ее в шею.
Тебя не лихорадит, любимая? с ноткой беспокойства в голосе спросил кто-то из близнецов.
Я встревоженно оглянулась и посмотрела на Лиззи: она страдала от малярии, и, хотя приступов не было довольно давно, возможно, стресс при родах
Нет, ответила Лиззи и поцеловала Джо или Кеззи в лоб. Я просто раскраснелась от того, что счастлива.
Кеззи или Джо с обожанием улыбнулся ей, в то время как его брат с другой стороны в свою очередь принялся целовать Лиззи в шею.
Тетушка Моника кашлянула. Она обтерла новорожденную влажной тряпицей и мягкими, пропитанными ланолином клочками шерсти, которые я принесла с собой, а потом завернула малышку в одеяло. Родни уже давно наскучило происходящее, и он заснул на полу возле корзины с дровами, посасывая большой палец.