() «В то самое время, когда мы мучительно искали истину и когда мы уже видели первые взмахи нового здорового хозяина-колониста, худосочный инспектор из наробраза ослепшими от чтения глазами водил по блокноту и, заикаясь, спрашивал колонистов:
А вам объясняли, как нужно поступать?
И в ответ на молчание смущенных колонистов что-то радостно черкнул в блокноте. И через неделю прислал нам свое беспристрастное заключение:Воспитанники работают хорошо и интересуются колонией. К сожалению, администрация колонии, уделяя много внимания хозяйству, педагогической работой не занимается. Воспитательная работа среди воспитанников не ведется.
Ведь это теперь я могу так спокойно вспомнить худосочного инспектора. А тогда приведенное заключение меня очень смутило Я снова приступил к раздумью, к пристальным тончайшим наблюдениям, к анализу.
Жизнь нашей колонии представляла очень сложное переплетение двух стихий: с одной стороны, по мере того как развивалась колония и вырастал коллектив колонистов, родились и росли новые общественно-производственные мотивации, постепенно сквозь старую и привычную для нас физиономию урки и анархиста-беспризорника начинало проглядывать новое лицо будущего хозяина жизни; с другой стороны, мы всегда принимали новых людей, иногда чрезвычайно гнилых, иногда даже безнадежно гнилых
Очень нередко эти пагубные влияния захватывали целую группу колонистов, чаще же бывало, что в линию развития того или другого мальчика линию правильную и желательную со стороны новых влияний вносились некоторые поправки. Основная линия продолжала свое развитие в прежнем направлении, но она уже не шла четко и спокойно, а все время колебалась и обращалась в сложную ломаную. Нужно было иметь много терпения и оптимистической перспективы, чтобы продолжать верить в успех найденной схемы, и не падать духом, и не сворачивать в сторону.
Дело еще и в том, что в новой революционной обстановке мы тем не менее находились под постоянным давлением старых, привычных выражений так называемого общественного мнения. И в наробразе, и в городе, и в самой колонии общие разговоры о коллективе и о коллективном воспитании позволяли в частном случае забывать именно о коллективе. На проступок отдельной личности набрасывались, как на совершенно уединенное и прежде всего индивидуальное явление, встречали этот проступок либо в колорите полной истерики, либо в стиле рождественского мальчика
Нет, товарищ инспектор, история наша будет продолжаться в прежнем направлении. Будет продолжаться, может быть, мучительно и коряво, но это только оттого, что у нас нет еще педагогической техники. Остановка только за техникой».
«Чайкин ёрзнул на стуле и прохрипел:
Интересно, конечно, как всякое высказывание в педагогике. Наша область такая, знаете, широкая, такая еще не разработанная, что всякая мысль интересна. Но для нас важно, в каком отношении все это стоит к принципам социального воспитания.
Я знал, что он разумел под принципами социального воспитания: это были его собственные измышления в написанной им брошюрке.
Об этом мы потом поговорим, сказала Брейгель. Я думаю, очень возможно ваша система советская, но в таком случае все то, что мы там у себя думаем, никуда не годится. Вы понимаете, может быть, вы правы, а мы ошиблись?
Она смотрела на меня откровенно с насмешкой. Я ей ответил:
Это не только возможно, это и есть на самом деле. Вы там у себя многое путаете.
Допустим, великодушно согласилась Брейгель. Все это нужно рассмотреть при свете принципов социального воспитания. Здесь, конечно, мы этого делать не будем, для этого есть научпедком».
Об этом мы потом поговорим, сказала Брейгель. Я думаю, очень возможно ваша система советская, но в таком случае все то, что мы там у себя думаем, никуда не годится. Вы понимаете, может быть, вы правы, а мы ошиблись?
Она смотрела на меня откровенно с насмешкой. Я ей ответил:
Это не только возможно, это и есть на самом деле. Вы там у себя многое путаете.
Допустим, великодушно согласилась Брейгель. Все это нужно рассмотреть при свете принципов социального воспитания. Здесь, конечно, мы этого делать не будем, для этого есть научпедком».
«Колония богатела, в ней рос коллектив, росли стремления, росли возможности и, самое главное, росло знание наше и наше техническое умение. Но мы были запакованы в узкие железные рамки и над нами всегда стоял Некто в сером, замахивался на нас палкой и вопил, что мы совершаем преступление, если на полсантиметра высунем нос за пределы рамки. Некто в сером назывался иначе финотделом Это был сущий сказочный Кощей сухой, худой, злобный и, кроме того, принципиально бессмертный Больше всего боясь партизанского вложения его капиталов в настоящее дело, Кощей Бессмертный выдавал нам деньги полумесячными долями, и его зеленые глаза торчали над каждым нашим карманом:
Как же это? скрипел он. Как же вы допускаете такое своеволие: вам дано сто пятнадцать рублей на обмундирование, а вы купили на них какие-то доски?..
Товарищ Кощей, с обмундированием мы можем подождать, а доски это материал, мы из него сделаем вещи, продадим и будем иметь прибыль, потому что в доски мы вложили труд, и труд будет оплачен
Вы не можете истратить больше, чем вам разрешено. Вам разрешено двадцать семь рублей в год на человека. Если вы получите прибыль, мы все равно сократим вашу смету.
Великий ученый и мыслитель Чарльз Дарвин! Он был бы еще более великим, если бы наблюдал нас. Он бы увидел совершенно исключительные формы приспособления, мимикрии, защитной окраски, поедания слабейших, естественного отбора и прочих явлений настоящей биологии. Он бы увидел, с какой гениальной приспособляемостью мы все-таки покупали доски и делали кое-что, как быстро и биологически совершенно мы все-таки обращали сто пятнадцать рублей в триста и покупали поэтому не бумажные костюмы, а суконные Потом дождавшись очередной сутолоки у Кощея Бессмертного затаив дыхание, слушали кощеевские громы, угрозы начетами и уголовной ответственности
Заведующий колонией вообще существо недолговечное Очень немногие выживали и продолжали ползать на соцвосовских листьях, но и из них большинство предпочитали своевременно окуклиться и выйти из кокона нарядной и легкомысленной бабочкой в образе инспектора или инструктора. А таких, как я, были сущие единицы»
«Колонисты с большой охотой пошли на производственную работу Нам запрещалась зарплата, но и в этом вопросе мы обходили камни идеализма и тоже приспособились В колонии завелись деньги в таком количестве, что мы получили возможность не окрашиваться в зеленый, защитный, цвет и не прятаться в листве. Мы пошли по другой биологической линии: сделались пухлой, яркой гусеницей, по всем признакам настолько ядовитой и вредной, что, увидев нас, сам Кощей Бессмертный остановился бы пораженный, чихнул, взъерошился и, отлетев в сторону, подумал бы:
Стоит ли трогать эту гадость? Проглотишь, сам не рад будешь. Лучше я клюну вот эту богодуховскую колонию».
P. S. Прочитав эти тексты, понимаешь, за что не любила и почему боялась Макаренко власть. Книга, о которой мы рассказали, вышла в 2003 г. Пресса обычно пишет о новых изданиях. Но так получилось, что Большая книга дошла до нас, до редакции, только сейчас. А главное, она, судя по нашим наблюдениям, не дошла до своего главного читателя педагогов, воспитателей, родителей. Это неправильно. И мы решили хотя бы частично ситуацию поправить».[46]
В настоящем издании восстановленные тексты выделены курсивом. В книге впервые печатается фотоочерк «Страницы жизни и педагогической деятельности А. С. Макаренко (18881939)».
С. С. НевскаяЧасть первая
[1] Разговор с завгубнаробразом
В сентябре 1920 года заведующий губнаробразом[47] вызвал меня к себе и сказал:
[1] Разговор с завгубнаробразом
В сентябре 1920 года заведующий губнаробразом[47] вызвал меня к себе и сказал:
Вот что, брат, я слышал, ты там ругаешься сильно вот что твоей школе[48] дали это самое губсовнархоз
Да как же не ругаться? Тут не только заругаешься, взвоешь: какая там трудовая школа? Накурено, грязно! Разве это похоже на школу?
Да Для тебя бы это самое: построить новое здание, новые парты поставить, ты бы тогда занимался. Не в зданиях, брат, дело, важно нового человека воспитать, а вы, педагоги, саботируете все: здание не такое, и столы не такие. Нету у вас этого самого вот огня, знаешь, такого революционного. Штаны у вас навыпуск!
У меня как раз не навыпуск.
Ну, у тебя не навыпуск Интеллигенты паршивые!.. Вот ищу, ищу, тут такое дело большое: босяков этих самых развелось, мальчишек по улице пройти нельзя, и по квартирам лазят. Мне говорят: это ваше дело, наробразовское Ну?
А что «ну»?
Да вот это самое: никто не хочет, кому ни говорю руками и ногами: зарежут, говорят, вам бы это кабинетик, книжечки Очки вон надел.
Я рассмеялся:
Смотрите, уже и очки помешали!
Я ж и говорю, вам бы все читать, а если вам живого человека дают, так вы это самое: зарежет меня живой человек. Интеллигенты!
Завгубнаробразом сердито покалывал меня маленькими черными глазами и из-под ницшевских усов изрыгал хулу на всю нашу педагогическую братию. Но ведь он был не прав, этот завгубнаробразом.
Вот послушайте меня
Ну, что «послушайте», что «послушайте»? Ну, что ты можешь такого сказать? Скажешь: вот если бы это самое как в Америке! Я недавно по этому случаю книжонку прочитал, подсунули. Реформаторы или как там, стой!.. Ага! Реформаториумы.[49] Ну, так этого у нас еще нет.
Нет, вы послушайте меня.
Ну, слушаю.
Ведь и до революции с этими босяками справлялись. Были колонии малолетних преступников
Это не то, знаешь До революции это не то.
Правильно. Значит, нужно нового человека по-новому делать.
По-новому, это ты верно.
А никто не знает как.
И ты не знаешь?
И я не знаю.
А вот у меня это самое есть такие в губнаробразе, которые знают
А за дело браться не хотят.
Не хотят, сволочи, это ты верно.
А если я возьмусь, так они меня со света сживут. Что бы я ни сделал, они скажут: не так.
Скажут, стервы, это ты верно.
А вы им поверите, а не мне.
Не поверю им, скажу: было б самим браться!
Ну, а если я и в самом деле напутаю?
Завгубнаробразом стукнул кулаком по столу:
Да что ты мне: напутаю, напутаю!.. Ну, и напутаешь. Чего ты от меня хочешь? Что я, не понимаю, что ли? Путай, а нужно дело делать. Там будет видно. Самое главное, это самое не какая-нибудь там колония малолетних преступников, а, понимаешь, социальное воспитание[50] Нам нужен такой человек вот наш человек! Ты его сделай. Все равно, всем учиться нужно. И ты будешь учиться. Это хорошо, что ты в глаза сказал: не знаю. Ну и хорошо.