Выходит, эти типы все рассчитали да, формально они мятежники, но ни один юрист в здравом рассудке не покинет уютную Землю ради допросов и прочих следственных мероприятий на покрытой снегами дикой планете. А ведь в конечном итоге дело сладилось так, как всем нужно: груз и колонисты доставлены к месту назначения, подкол цел, пираты обезврежены
Ну что, пошли корабль смотреть? осведомился Семен.
Пошли, согласился Нордстрем, у которого начала кружиться голова.
От смеси ужаса, облегчения и недоверия.
По капитанскому вызову боцман явился без брони и оружия, но вовсе не в форме. Стоило Куницу переступить порог, брови Нордстрема поползли вверх, и он даже потер глаза вдруг от удара по башке и волнений начались видения.
Могучую фигуру боцмана облекало нечто вроде короткого пальто из кожи с бархатным отложным воротником, украшенное полосками цветной ткани и узорами из бисера. Отрезы меха шли по подолу и низу рукавов. На голове красовалась шапка из того же меха, украшенная пушистыми хвостами какого-то зверя.
Защитницу животных вроде Монтобелли при виде такого наряда хватил бы удар.
Хотя после знакомства с Семеном
Это что такое? спросил Нордстрем, обретя дар речи.
Это называется оноолоох бууктаах, сказал Куниц, смущенно одергивая рукава в мелких оборочках. Друзья подарили Мы же с ними вместе сражались И все такое.
Друзья? Всякие якуты, черт возьми?
Это называется оноолоох бууктаах, сказал Куниц, смущенно одергивая рукава в мелких оборочках. Друзья подарили Мы же с ними вместе сражались И все такое.
Друзья? Всякие якуты, черт возьми?
Они, подтвердил боцман.
Нордстрем не нашел что сказать.
Если в первый день он боялся, что корабль превратится в помесь цирка и хлева, то сейчас у него под командой был форменный сумасшедший дом, скрещенный с тюрьмой. Дюжина пиратов ждала под замком того момента, когда их передадут в руки властям. Колонисты, по официальной версии, продолжали мятежничать, изо всех сил угнетали команду и заставляли ее вести «Свободу» по курсу.
Отобранное у космических разбойников оружие они попрятали и больше с ним не появлялись, но капитан знал, что оно на борту. А еще Нордстрем покрывался холодным потом при одной мысли о винтовках и прочем огнестреле, который жители Якутии прихватили с Земли.
Ладно еще, что отстыковали и бросили пиратский звездолет, и то лишь потому, что с такой штукой в атмосферу не войдешь.
Прекрасно, наконец сказал он. Только ты это сними и на службе не носи.
Но Анне нравится
Я твой командир! А не Анна! прорычал Нордстрем. Давай-ка лучше к делу! Докладывай, как там ремонт
Боевые действия, развернувшиеся на борту «Свободы», оставили после себя кое-какие разрушения: сломанные переборки, выбоины в стенах, пятна крови, беспорядок во втором трюме, где развернулось главное сражение, да еще мистическим образом закупорившийся второй канализационный колодец.
Так точно! Куниц вытянулся и даже отдал честь, приложив ладонь к меховой шапке. Работы продвигаются согласно графику! Полное устранение двадцать два часа! Проводится диагностика обшивки и
Нордстрем слушал, постепенно успокаиваясь.
Ничего, скоро жизнь на борту войдет в обычную колею, дайте только закончить этот безумный рейс.
А еще Закончив доклад, боцман смущенно кашлянул. Нас опять позвали. Вечером.
На торжество? с ужасом спросил Нордстрем.
В честь победы, объяснил Куниц. Обещали много вкусного и интересного. Наморщив лоб, он начал перечислять: Расскажут нам Олонхо, это легенды такие длинные, с песнями и стихами, про подвиги всякие Нюргун Боотур Стремительный.
Капитан застонал, обхватил голову, внутри которой вновь зарождалась пульсация.
Кашу из рыбы и морошки, оленьи внутренности, куэрчех, продолжил боцман, жареный таман, вяленая утка Монтобелли уже согласилась, и Ахмед с Мухаммедом.
Эти-то куда? вяло удивился Нордстрем.
Ну так свинины там не предложат. Куниц осклабился.
Да уж. А ты, я смотрю, прикипел к этой своей Анне? И не скрываешь?
Чего там. Боцман махнул рукой, щетинистая физиономия его побагровела. Анна такая, коня на скаку остановит и в горящий дом войдет
Зачем? спросил Нордстрем.
Что «зачем»?
В горящий дом? Пожарные же есть, спасатели всякие Тут капитан осекся. Хотя догадываюсь, что не в Якутии, где до них тысяча верст и все лесом
Куниц нахмурился, глянул на начальство так, словно засомневался в трезвости его рассудка.
Так что передать? Придете? Или нам без вас отдуваться? спросил он.
Приду, ответил Нордстрем без малейшего энтузиазма в голосе.
Если на борту затевается очередное безумство, то капитан должен его возглавить! Все равно ему придется, если что, отвечать за последствия.
Выгружаться пришлось в такую снежную бурю, какой Нордстрем раньше и представить себе не мог. Но задерживаться на Хель они не имели возможности, а прогноз выглядел слишком неопределенным, синоптик не мог сказать, когда погода изменится.
Так что пришлось открывать люки и опускать рампы в минус двадцать пять при бешеном ветре и хлещущем снеге, под завывания бродивших вокруг корабля неведомых хищников. Работали как сумасшедшие, в холод и буран, днем и ночью, причем команда не отставала от колонистов.
Фернандао, выглянувшее наружу на полчаса, простудилось и лишилось голоса, но это никого не расстроило. Многие заработали обморожения, в том числе пострадало и ухо Нордстрема, ставшее белым и жестким.
Сейчас оно оттаивало под теплой шапкой и болело, как зуб с дыркой.
Капитан стоял у «горловины» третьего трюма, опустевшего пятнадцать минут назад, и смотрел в бинокль, как внизу в снежной пелене суетятся люди и машины возводятся каркасные жилища, сортируются контейнеры, вездеходы трамбуют дорогу к реке. При мысли о том, что «Свобода» через час-другой взлетит и он больше никогда не увидит ни Семена, ни остальных, Нордстрему почему-то становилось грустно.
Вроде бы столько проблем создали эти типы, а смотри-ка ты!
На Хель подкол вернется, только если колонисты решат сдаться, и не факт, что этим подколом окажется именно его корабль.
Э-э Капитан послышался голос Куница, и Нордстрем опустил бинокль.
Боцман был облеплен снегом с ног до головы, а из-под шерстяной шапочки-маски виднелись только сконфуженные глаза.
Разгрузка закончена, сообщил он и отвел взгляд. Разрешите обратиться ну кхм Таким растерянным венгра или австра на борту «Свободы» не видел никто. Собираюсь как бы остаться
То есть дезертировать? спросил Нордстрем.
В людях он все же немного разбирался, Куница за пять лет узнал как облупленного и давно понял, к чему идет дело, чем закончится интрижка бывшего уже гомосексуалиста с дамой, которая и «коня на скаку, и в горящий дом».
Боцман побагровел так, что краснота пробилась даже через черную шерсть маски.
Вы можете записать меня убитым в схватке с пиратами, предложил он.
Нет. Тогда мне нужно будет предъявить твой труп, черт возьми. Бюрократы!
Тогда пишите дезертиром. Куниц махнул рукой и повесил голову.
Какой ценой бывшему вояке далось это решение, Нордстрем мог только догадываться.
Ладно, укажем, что мятежники увели тебя силой, заявил капитан. Иди уж. Счастья вам и детиш
Довести фразу до конца не успел, поскольку всхлипнувший боцман качнулся вперед и стиснул начальство в медвежьих объятиях. Забормотал что-то невнятное, то ли плача, то ли смеясь, а затем побежал по опущенной рампе вниз, туда, где ждала его монументальная Анна.
Место Куница заняла Монтобелли: помада смазана, тушь потекла, глаза опухли.
Понятное дело, с Семеном прощалась или не прощалась, а кое-что замышляла?
Капитан начала она.
Нет! отрезал Нордстрем.
Что «нет»? Крохотная итальянка даже отступила на шаг.
Если ты хочешь остаться на Хель, то я запрещаю! Черт возьми, через мой труп! Без боцмана мы обойдемся, но без врача никак! Если надо силой тебя остановим! Я
Тут Нордстрем увидел на лице Монтобелли неприкрытое изумление и осекся.
Вы не в себе, капитан? поинтересовалась она, вскидывая подбородок.
Ну да хм есть маленько, пробормотал он. Что у вас?
Хотела напомнить, что завтра у нас срок планового профилактического осмотра.
Услышав это, Нордстрем облегченно вздохнул, и, несмотря на мороз и бушующую метель, ему стало тепло.
Об этом позже, буркнул он. Вот дезинфекцию трюмов надо провести сегодня. После животных
Хорошо, я прослежу. И Монтобелли, глаза которой подозрительно блестели, удалилась внутрь корабля.
Но надолго Нордстрем в одиночестве не остался. Не успел перевести дух, как к нему поднялась «святая троица» во главе с Семеном: рыжий улыбался, отец Васильевич пылал исхлестанной ветром мордой, Урсун щурился и вертел головой, точно суслик-дозорный.
Ну что, время прощаться, сказал капитан. Надеюсь, у вас тут все получится.
Нет, он настоящий швед, потомок викингов, он не покажет эмоций!
Выпей, сын мой. Тебе надо. Отец Васильевич извлек из-под мантии булькнувшую фляжку.
Что это?
Самогон, сообщил Урсун. На рогах оленя, на печени нерпы и когтях медведя.
Отхлебнув, Нордстрем выпучил глаза и едва не заорал, по глотке прокатился настоящий огненный шар, ухнул в желудок и завозился там, пуская в стороны тонкие раскаленные щупальца.
Что русскому хорошо, то шведу смерть! заявил отец Васильевич, забирая фляжку.
Но Нордстрем уже знал, что так в Якутии шутят, и не обиделся.
Какой же ты русский? спросил он.
На втором торжестве с участием колонистов капитана торжественно приняли в эвены. Подарили винтовку, лыжи, комплект традиционной одежды, гарпун и даже упряжку с собаками, от которой он с большим трудом отказался.
Отец Васильевич тогда, поминая Богоматерь, долго растолковывал, как носить нагрудник и парку и что узоры по швам не просто украшение, а защита от злых духов.
Такой же, как я. Не хуже, снова влез Урсун. Спасибо тебе, не поминай лихом. Абасы я всех с твоего корабля выгнал, призвал благословение Хомпоруун Хотоя
А я освятил как положено именем Господа Иисуса Христа и всех святых! добавил отец Васильевич и, перекрестившись, сам глотнул из фляжки.
А еще мы ничего не забыли и ничего не уперли, подал голос Семен. Наверное.
А я освятил как положено именем Господа Иисуса Христа и всех святых! добавил отец Васильевич и, перекрестившись, сам глотнул из фляжки.
А еще мы ничего не забыли и ничего не уперли, подал голос Семен. Наверное.
Ладно, идите уже. Нордстрем протянул руку, но они обняли его по очереди, еще крепче, чем Куниц, и зашагали прочь, навстречу снегам и морозам новой родины, по рассказам не сильно отличающейся от старой.