У меня нет
Эх ты! Богатый, а не завел голубей У меня и то три есть, скобарь один, да голубка пегая, да турман Кабы у меня отец был богатый, я бы сто голубей завел и все бы гонял целый день. И у Смолина есть голуби хорошие! Четырнадцать, турмана-то он мне подарил. Только все-таки он жадный Все богатые жадные! А ты тоже жадный?
Нне знаю, нерешительно сказал Фома.
Ты приходи к Смолину, вместе все трое и будем гонять
Ладно ежели меня пустят
Разве отец-то не любит тебя?
Любит.
Ну, так пустит Только ты не говори, что и я тоже пойду, со мной, пожалуй, и взаправду не пустит Ты скажи к Смолину, мол, пустите Смолин!
Подошел толстый мальчик, и Ежов приветствовал его, укоризненно покачивая головой:
Эх ты, рыжий ябедник! Не стоит с тобой и дружиться, булыжник!
Что ты ругаешься? спокойно спросил Смолин, разглядывая Фому неподвижными глазами.
Я не ругаюсь, а правду говорю, пояснил Ежов, весь подергиваясь от оживления. Слушай! Хотя ты и кисель, да ладно уж! В воскресенье после обедни я с ним приду к тебе
Приходите, кивнул головой Смолин.
Придем Скоро уж звонок, побегу чижа продавать, объявил Ежов, вытаскивая из кармана штанишек бумажный пакетик, в котором билось что-то живое. И он исчез со двора училища, как ртуть с ладони.
Ка-акой он! сказал Фома, пораженный живостью Ежова и вопросительно глядя на Смолина.
Ловкий, пояснил рыжий мальчик.
И веселый, добавил Фома.
И веселый, согласился Смолин.
Потом они помолчали, оглядывая друг друга.
Придешь ко мне с ним? спросил рыжий.
Приду
Приходи У меня хорошо
Фома ничего не сказал на это. Тогда Смолин спросил его:
У тебя много товарищей?
Никого нет
У меня тоже до училища никого не было только братья двоюродные Вот теперь у тебя будут сразу двое товарищей
Да, сказал Фома.
Когда есть много товарищей это весело И учиться легче подсказывают
А ты хорошо учишься?
Я все хорошо делаю, спокойно сказал Смолин.
Задребезжал звонок, точно испуганный и торопливо побежавший куда-то
Сидя в школе, Фома почувствовал себя свободнее и стал сравнивать своих товарищей с другими мальчиками. Вскоре он нашел, что оба они самые лучшие в школе и первыми бросаются в глаза, так же резко, как эти две цифры 5 и 7, не стертые с черной классной доски. И Фоме стало приятно оттого, что его товарищи лучше всех остальных мальчиков.
Из школы они трое пошли вместе, но Ежов скоро свернул в какой-то узкий переулок. Смолин же шел с Фомой вплоть до его дома и, прощаясь, сказал:
Вот видишь и ходить нам вместе!
Дома Фому встретили торжественно: отец подарил мальчику тяжелую серебряную ложку с затейливым вензелем, а тетка шарф своего вязанья. Его ждали обедать, приготовили любимые им блюда и тотчас же, как только он разделся, усадили за стол и стали спрашивать.
Ну что, понравилось в училище? спрашивал Игнат, с любовью глядя на румяное и оживленное лицо сына.
Ничего Славно! отвечал Фома.
Милый ты мой! умиленно вздыхала тетка. Ты, смотри, товарищам-то не поддавайся Чуть они чем обидят тебя, ты сейчас учителю и скажи про них
Ну, слушай ее! усмехнулся Игнат. Этого не делай никогда! Сам со всяким обидчиком старайся управиться, своей рукой накажи! Ребятишки-то хорошие?
Да, Фома улыбнулся, вспоминая об Ежове. Один такой бойкий беда!
Чей таков?
Сторожа сын
Боек, говоришь?
Страсть!
Ну бог с ним! А другой?
А другой ры-ижий весь Смолин
А! Митрия Иваныча сын, видно Этого держись, компания хорошая Митрий умный мужик коли сын в него это ладно! Вот другой-то Ты, Фома, вот что: ты пригласи-ка их в воскресенье в гости к себе. Я куплю гостинцев, угощать ты их будешь Поглядим, какие они
В воскресенье-то Смолин меня к себе зовет, объявил Фома, вопросительно взглянув на отца.
Ишь ты Ну, поди! Это ничего, поди Присматривайся, какие есть люди на земле Один, без дружбы, не проживешь Вот я с твоим крестным двадцать лет с лишком дружу многим от ума его попользовался. Так и ты, старайся дружить с теми, которые лучше, умнее тебя Около хорошего человека потрешься как медная копейка о серебро и сам за двугривенный сойдешь И, смеясь своему сравнению, Игнат добавил: Это шучу я. Старайся не поддельным, а настоящим быть Ум имей хоть маленький, да свой Что, уроков-то много задали тебе?
Много! вздохнул мальчик, и вздоху его откликнулась тяжелым вздохом тетка
Ну учи! Хуже других в науке не будь. Хоша скажу тебе вот что: в училище, хоть двадцать пять классов в нем будь, ничему, кроме как писать, читать да считать, не научат. Глупостям разным можно еще научиться, но не дай тебе бог! Запорю, ежели что Табак курить будешь, губы отрежу
Бога помни, Фомушка, сказала тетка. Господа нашего, смотри, не забудь
Это верно! Бога и родителя чти! Но я про то хочу сказать, что книги-то учебные дело еще малое Нужны они тебе, как плотнику топор да рубанок; они инструмент, а тому, как в дело его употребить, инструмент не научит. Понял?.. Скажем так: дан плотнику в руки топор и должен он им обтесать бревно Рук да топора тут мало, надо еще уметь ударить по дереву, а не по ноге себе Выходит, что одних книг мало: надо еще уменье пользоваться ими Вот это уменье и есть то самое, что будет хитрее всяких книг, а в книгах о нем ничего не написано Этому, Фома, надо учиться от самой от жизни. Книга она вещь мертвая, ее как хочешь бери, рви, ломай она не закричит А жизнь, чуть ты по ней неверно шагнул, неправильно место в ней себе занял, тысячью голосов заорет на тебя, да еще и ударит, с ног собьет.
Фома, облокотясь на стол, внимательно слушал отца и, под сильные звуки его голоса, представлял себе то плотника, обтесывающего бревно, то себя самого: осторожно, с протянутыми вперед руками, по зыбкой почве он подкрадывается к чему-то огромному и живому и желает схватить это страшное что-то
Человек должен себя беречь для своего дела и путь к своему делу твердо знать Человек, брат, тот же лоцман на судне В молодости, как в половодье, иди прямо! Везде тебе дорога Но знай время, когда и за правеж взяться надо Вода сбыла, там, гляди, мель, там карча, там камень; все это надо усчитать и вовремя обойти, чтобы к пристани доплыть целому
Я доплыву! сказал мальчик, уверенно и гордо глядя на отца.
Ну? Храбро говоришь! Игнат засмеялся. И тетка тоже ласково засмеялась.
Со времени поездки с отцом по Волге Фома стал более бойким и разговорчивым с отцом, теткой, Маякиным. Но на улице или где-нибудь в новом для него месте, при чужих людях, он хмурился и посматривал вокруг себя подозрительно и недоверчиво, точно всюду чувствовал что-то враждебное ему, скрытое от него и подстерегающее.
Ночами иногда он вдруг просыпался и подолгу прислушивался к тишине вокруг, пристально рассматривая тьму широко раскрытыми глазами. Пред ним претворялись в образы и картины рассказы отца. Он незаметно для себя путал их со сказками тетки и создавал хаос событий, в котором яркие краски фантазии причудливо переплетались с суровыми тонами действительности. Получалось что-то огромное, непонятное; мальчик закрывал глаза, гнал от себя все это и хотел бы остановить игру воображения, пугавшую его. Но он безуспешно пытался уснуть, а комната все теснее наполнялась темными образами. Тогда он тихо будил тетку:
Тетя А тетя
Что? Христос с тобой
Я приду к тебе, шептал Фома.
Пошто? Спи-ка, милуша моя спи
Я боюсь! сознавался мальчик.
А ты прочитай про себя «да воскреснет Бoг» и перестанешь бояться-то.
Фома лежит с закрытыми глазами и читает молитву. Тишина ночи рисуется пред ним в виде бескрайнего пространства темной воды, она совершенно неподвижна, разлилась всюду и застыла, нет ни ряби на ней, ни тени движения, и в ней тоже нет ничего, хотя она бездонно глубока. Очень страшно смотреть одному откуда-то сверху, из тьмы, на эту мертвую воду Но вот раздается звук колотушки ночного сторожа, и мальчик видит, что поверхность воды вздрагивает, по ней, покрывая ее рябью, скачут круглые, светлые шарики Удар в колокол на колокольне заставляет всю воду всколыхнуться одним могучим движением, и она долго плавно колышется от этого удара, колышется и большое светлое пятно, освещает ее, расширяется от ее центра куда-то в темную даль и бледнеет, тает. Снова тоскливый и мертвый покой в этой темной пустыне
Тетя умоляюще шепчет Фома.
Асиньки?
Я к тебе приду
Да иди, иди, роднуша моя
Перебравшись на постель к тетке, он жмется к ней и просит:
Расскажи что-нибудь
Ночью-то? сонно протестует тетка.
Пожа-алуйста
Ее не приходится долго просить. Позевывая, осипшим от сна голосом, старуха, закрыв глаза, размеренно говорит:
И вот, сударь ты мой, в некотором царстве, в некотором государстве жили-были муж да жена, и были они бедные-пребедные!.. Уж такие-то разнесчастные, что и есть-то им было нечего. Походят это они по миру, дадут им где черствую, завалящую корочку, тем они день и сыты. И вот родилось у них дите родилось дите крестить надо, а как они бедные, угостить им кумов да гостей нечем, не идет к ним никто крестить! Они и так, они и сяк, нет никого!.. И взмолились они тогда ко господу: «Господи! Господи!..»
Фома знает эту страшную сказку о крестнике бога, не раз он слышал ее и уже заранее рисует пред собой этого крестника: вот он едет на белом коне к своим крестным отцу и матери, едет во тьме, по пустыне, и видит в ней все нестерпимые муки, коим осуждены грешники И слышит он тихие стоны и просьбы их:
«О-о-о! Человече! спроси у господа, долго ли еще мучиться нам?»
Тогда мальчику кажется, что это он сам едет в ночи на белом коне, к нему обращены стоны и моления. Сердце его сжимается, слезы выступают на глазах, он крепко их закрыл и боится открыть, беспокойно возясь в постели
Спи, дитятко мое, Христос с тобой! говорит старуха, прерывая свою повесть о муках людей.
Утром после такой ночи Фома вставал, торопливо мылся, наскоро пил чай и бежал в училище, снабженный сдобными и сладкими пирожками, их там ждал всегда голодный Ежов, питавшийся от щедрот своего богатого товарища.
Припер пожрать? встречал он Фому, поводя своим острым носом. Давай, а то я ушел из дому без ничего Проспал, черт е дери, до двух часов ночи все учился Ты задачи сделал?
Не сделал.
Эх ты, карамора! Ну, я их тебе сейчас раскатаю!
Впиваясь в пирог мелкими, острыми зубами, он мурлыкал, как котенок, притопывал в такт левой ногой и в то же время решал задачу, бросая Фоме короткие фразы:
Видал? В час вытекло восемь ведер а сколько часов текло шесть? Эх, сладко вы едите!.. Шесть, стало быть, надо помножить на восемь А ты любишь пироги с зеленым луком? Я страсть как! Ну вот, из первого крана в шесть часов вытекло сорок восемь а всего налили в чан девяносто дальше-то понимаешь?