Оливия, так и не надевшая обратно свои свинцовые ботинки, перелетела через кофейный стол на кушетку и бросила книгу мне на колени. Книга была раскрыта на странице, где говорилось о единственном странноприимном жилье в окрестностях Манси месте под названием «Клоунорот-хаус» в петле на окраине города. В полном соответствии с названием это была комната внутри гигантской гипсовой клоунской головы. Я содрогнулся. Книга упала и закрылась.
Не обязательно ехать в такую даль, чтобы посмотреть нестранные места, сказал я. У нас, в Энглвуде, своих хватает, можете мне поверить.
Делайте что хотите, заявил Енох, но мои планы ограничиваются ежедневным сном до полудня и горячим песком под ногами.
А вот это звучит очень мило, подхватила Эмма. Тут есть где-нибудь пляж?
Да прямо через улицу, заверил ее я.
Глаза Эммы так и вспыхнули.
Терпеть не могу пляжи, проворчала Оливия. Там нельзя снимать эти идиотские металлические ботинки, а это портит все удовольствие.
Мы могли бы привязать тебя к утесу возле кромки воды, заботливо предложила Клэр.
Просто волшебно! прокомментировала это Оливия, подхватила у меня с колен путеводитель и отлетела подальше, в угол.
Я просто сяду на поезд до Манси, а вы тут ковыряйтесь как хотите.
Ничего подобного ты не сделаешь.
В комнату вошла мисс Сапсан.
Интересно, подумал я, уж не подслушивала ли она нас из коридора, вместо того чтобы совершать обход?
Вы заслужили немного отдыха, дети, никто не спорит, но не забывайте о ваших обязанностях. Вряд ли они позволят вам провести несколько недель в праздности.
Что?! возопил Енох. Я точно помню, как вы сказали, что мы тут на каникулах.
Это рабочие каникулы. Мы не можем упустить образовательные возможности, предоставленные нам этим местом и временем.
На слове «образовательный» комната дружно застонала.
Нам что, и так уроков мало? заныла Оливия. У меня мозг лопнет.
Мисс Сапсан метнула на Оливию предостерегающий взгляд и элегантно выступила на середину комнаты.
Я не желаю слышать больше ни единого слова жалоб, отрезала она. Теперь, когда вы получили беспрецедентную свободу передвижения, вы будете неоценимы для дела восстановления нашего мира. При должной подготовке в один прекрасный день вы сможете стать посланниками к другим странным людям и сообществам. Исследователями новых петель и территорий. Планировщиками, картографами, первопроходцами, зодчими столь же незаменимыми для реставрации разрушенного, сколь вы уже были для победы над врагами. Неужели вы этого не хотите?
Разумеется, хотим, сказала Эмма. Но какое все это имеет отношение к каникулам?
Тогда вы должны научиться ориентироваться в этом мире. В настоящем времени в Америке. Вы должны познакомиться с ее особенностями и обычаями, чтобы в результате суметь сойти за обычных людей. В противном случае вы будете представлять опасность для самих себя и для всех нас.
То есть вы хотите, чтобы мы что? переспросил Гораций. Брали уроки нормальности?
Именно. Я хочу, чтобы вы научились всему, чему сможете, пока вы здесь, а не только испекли свои мозги на солнце. И так уж сложилось, что я знаю очень способного учителя.
Мисс Сапсан повернулась и одарила меня улыбкой.
Мистер Портман, вы согласны занять эту должность?
Я? перепугался я. Вообще-то, я не эксперт по нормальности, если честно. Именно поэтому мне так хорошо с вами, ребята.
Мисс Эс права, сказала Эмма. Ты просто идеально подходишь для этой работы. Ты всю жизнь прожил здесь и вырос, думая, что ты нормальный, тогда как на самом деле ты один из нас.
Ну, ближайшую пару недель я планировал провести в комнате с мягкими стенами я почесал затылок. Но эти планы уже отменились, так что мне, наверное, удастся научить вас паре штук.
Уроки нормальности! воскликнула Оливия. Какая прелесть!
Тут учить-то почти нечему, пожал плечами я. С чего начать?
Отложим до утра, распорядилась мисс Сапсан. Уже поздно, а нам всем еще нужно найти себе место для ночлега.
Она была совершенно права. Уже близилась полночь, а мои друзья начали день двадцать три часа (и сто тридцать с чем-то лет) назад в Дьявольском Акре. Мы все и правда устали. Я устроил всех на ночь в гостевых спальнях, на кушетках, на куче одеял в чулане для швабр персонально для Еноха, который предпочитал, чтобы его место для сна было как можно более темным и похожим на гнездо. Родительскую кровать я предложил мисс Сапсан, раз уж им она все равно сегодня не понадобится, но директриса отказалась.
Я ценю ваше предложение, мистер Портман, но пусть эту кровать разделят Бронвин и мисс Блум. Я сегодня буду дежурить.
Она одарила меня всезнающим взглядом, намекавшим, что следить она будет не только за домом. Я чуть глаза не закатил. «Можете не беспокоиться, мы с Эммой никуда не торопимся», так и вертелось у меня на языке. Ее-то это каким боком касается? Признаться, я так рассердился, что стоило ей выйти за порог, чтобы найти Оливию и Клэр и загнать их в постель, как я помчался за Эммой.
Хочешь посмотреть мою комнату? спросил я.
Ну, конечно! сейчас же ответила она.
Мы выскользнули в коридор и двинулись вверх по лестнице.
Откуда-то из гостевых спален плыл голос мисс Сапсан: она пела тихую и печальную колыбельную. Как и все странные колыбельные, она была длинной и горестной эта представляла собой сагу о девочке, единственными друзьями которой были призраки. Это означало, что у нас есть по меньшей мере несколько минут, пока мисс Эс не отправится на поиски Эммы.
У меня тут страшный бардак, предупредил я гостью.
Я спала в общей спальне с двумя дюжинами девочек, отважно возразила она. Меня не так-то легко удивить.
Мы кинулись вверх по лестнице и дальше, ко мне. Я щелкнул выключателем. У Эммы отвалилась челюсть.
Это что такое?
А, сказал я. Ну да.
Наверное, это была ошибка. На объяснение, «что это такое», как раз уйдет то немногое время, что осталось у нас на поцелуи. Дело в том, что я собирал нет, не барахло. Я собирал коллекции. И у меня их было очень много. Книжные полки занимали все стены, а коллекции занимали все книжные полки. Барахольщиком я бы себя не назвал и скопидомом тоже, но собирание всяких вещей помогало мне справиться с одиночеством еще в детстве. Когда твоему лучшему другу семьдесят пять и он твой дедушка, поневоле привыкаешь заниматься тем же, чем занимаются дедушки. У нас это были гаражные распродажи каждую субботу, по утрам. (Дедушка Портман, конечно, был героем войны и охотником на пустóт, но мало что в жизни вдохновляло его так, как возможность от души поторговаться.) На каждой распродаже мне позволялось выбрать себе одну вещь стоимостью меньше пятидесяти центов. Умножьте это на несколько распродаж за уик-энд, и поймете, каким образом мне примерно за десять лет удалось скопить дикое количество старых пластинок, грошовых детективов с глупыми обложками, бейсбольных карточек (хотя бейсбол как спорт мне был совершенно не интересен), журналов с комиксами и всяких прочих штук, с объективной точки зрения представлявших собой мусор, но, тем не менее, аккуратно расставленных на полках, словно какие-то сокровища. Родители часто просили меня проредить коллекции и выкинуть большую часть барахла на помойку, и я даже предпринял несколько вялых попыток, но далеко не продвинулся. Весь остальной дом был такой большой, современный и безликий, что у меня развилось что-то вроде фобии пустых пространств. Поэтому единственную комнату, над которой у меня была хоть какая-то власть, я набивал до отказа. Кстати, не считая переполненных полок, одна стена в ней от пола до потолка была оклеена картами, а другая старыми пластинками прямо в конвертах.
Ух ты! Здесь явно любят музыку!
Эмма подошла к стене как раз к той, которая была покрыта пластинками, словно рыба чешуей. Мне как-то вдруг сразу разонравился этот эксцентричный декор.
А где ее не любят? буркнул я.
Но не каждый же оклеивает музыкой стены!
Я в основном люблю всякое старье.
Я тоже! отозвалась она. Мне не нравятся эти новые группы с громкими гитарами и длинными волосами.
Она посмотрела на «Битлз» и сморщила нос.
Эта вышла сколько-сколько? Пятьдесят лет назад?
Ну да, я же говорю: старье. Но ты никогда не говорила, что так уж любишь музыку.
Она прошлась вдоль стены, ведя рукой по конвертам, внимательно разглядывая обложки.
Я столько о тебе не знаю но хочу узнать.
Понимаю, о чем ты, сказал я. Мы в чем-то очень хорошо друг друга знаем, а в чем-то как будто только что познакомились.
Вообще-то мы были очень заняты, усмехнулась она. Пытались не погибнуть, спасали имбрин и все такое. Зато сейчас у нас появилось время для себя.
У нас есть время Всякий раз при этих словах электрический разряд новых возможностей кольцами расходился у меня в груди.
Поставь мне что-нибудь, Эмма кивнула на стену. Любую, какая тебе больше нравится.
Даже не знаю, есть ли у меня любимая, с сомнением протянул я. Их так много
Я хочу потанцевать с тобой. Поставь ту, под которую хорошо танцевать.
Она улыбнулась и стала дальше рассматривать комнату. Я подумал немного, потом взял «Harvest Moon» Нила Янга. Вынул из конверта, поставил на вертушку и аккуратно поместил иголку в бороздку между третьей и четвертой песней. Раздался теплый треск, и заиграл заглавный трек альбома, такой томительный и нежный. Я надеялся, что Эмма придет ко мне, на середину комнаты, где я немного раскидал вещи, чтобы можно было потанцевать, но она вместо этого подошла к стене с картами. Там были слои и слои карт карты мира и городов, схемы метро, складные карты из старых выпусков «Нэшнл Джиографик».
Это просто удивительно, Джейкоб!
Я часто представлял себе, что нахожусь не здесь, а где-то еще сказал я.
Я тоже, сказала она.
Эмма подошла к стоявшей у стены и застеленной одеялом кровати и взобралась на нее, чтобы получше рассмотреть карты.
Иногда я вспоминаю, что тебе всего шестнадцать, сказала она. Ну, то есть на самом деле шестнадцать. У меня от этого голова пополам раскалывается.
И она с удивлением посмотрела на меня.
Почему ты это сказала?
Не знаю. Это просто странно. Ты не выглядишь всего на шестнадцать.
А ты не выглядишь на девяносто восемь.
Мне всего восемьдесят восемь!
Ладно. На восемьдесят восемь ты выглядишь.
Она засмеялась и покачала головой, потом снова посмотрела на стену.