Как был, полуголый, он вернулся в спальню комната выглядела нежилой. Кровать, шкаф, разобранные и сваленные горой в углу рельсы от железной дороги, миниатюрные поезда. Радиобудильник, звука которого он не слышал уже целую вечность, показывал три часа семь минут.
Как был, полуголый, он вернулся в спальню комната выглядела нежилой. Кровать, шкаф, разобранные и сваленные горой в углу рельсы от железной дороги, миниатюрные поезда. Радиобудильник, звука которого он не слышал уже целую вечность, показывал три часа семь минут.
Уже скоро.
Он сел по-турецки посреди матраса и принялся ждать. Веки его подрагивали, глазами он впился в наглые красные цифры.
Три восемь Три девять Шарко помимо воли стал мысленно отсчитывать секунды: шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь Ритуал, от которого ему никак не удавалось отделаться, повторявшийся из ночи в ночь. Адское пламя в его сожженном мозгу.
Цифры, обозначающие минуты, менялись.
Три десять. Ощущение взрыва, конца света.
Год и шестнадцать дней назад, ровно в это время, у него зазвонил телефон. В ту ночь он тоже не спал и сразу узнал мужской голос, прозвучавший в трубке: голос сотрудника лаборатории научно-технического подразделения полиции Пуатье, сообщившего ему самое страшное. Слова доносились будто с того света:
Результат определенно положительный. Сравнительное исследование ДНК Люси Энебель и сожженной в лесу жертвы показало, что погибшая девочка либо Клара, либо Жюльетта Энебель, на данный момент мы не можем сказать более точно. Очень сожалею.
Шарко, совершенно измученный, нырнул под одеяло и натянул его до подбородка в тщетной надежде поспать хотя бы пару часов. Просто чтобы выжить. Лишь те, кто по-настоящему страдает бессонницей, знают, как долги ночи, как беснуются по ночам призраки как отдается громом в голове каждый ночной шорох как жгут голову ночные мысли Пытаясь избавиться от привычной пытки, старый полицейский перепробовал, кажется, всё и всё напрасно. Он пробовал лежать не шелохнувшись, пробовал разные снотворные, пробовал ровно дышать, пробовал даже изнурять себя спортом. Он падал от усталости, тело сдавалось, мозг нет. А советоваться с психотерапевтом он не желал: довольно с него врачей, которые и так чересчур долго доставали его в связи с шизофренией.
Никогда, никогда не дождаться ему душевного покоя.
Он закрыл глаза и попытался представить себе желтые воздушные шары, поднимающиеся и опускающиеся вместе с волной, может быть, шарики помогут ему заснуть. Некоторое время спустя он услышал наконец гул прибоя, услышал шепот ветра и шелест песка. Руки Франка отяжелели, тело начало цепенеть, он ощущал даже, как сердце гонит кровь в его истощенные мышцы. Но как всегда, стоило ему задремать, пена на гребнях волн окрасилась алой кровью, а наполовину сдутые шарики выбросило на пляж, по которому тянулись только черные тени ребятишек.
И он подумал о ней, снова о ней. О Люси Энебель. Вспомнил ее лицо, ее улыбку, ее слезы всё, из чего складывался теперь ее образ. Где она, что с ней? Из своих источников Шарко узнал, что через несколько дней после ареста убийцы и трагедии, которую, кажется, невозможно перенести, Люси подала в отставку. Но с тех пор? Удалось ли ей вынырнуть из черного омута или, подобно ему самому, она до сих пор на дне пропасти? Каковы ее ночи, из чего складываются ее дни?
Истерзанное сердце больного полицейского забилось сильнее. Слишком сильно, так и вовсе не осталось надежды заснуть. Что делать? Шарко повернулся на бок и попытался начать все сначала: волны, воздушные шарики, разогретый песок пляжа
В понедельник шестого сентября телефон зазвонил в двадцать две минуты восьмого, когда он в одиночестве пил привычный с некоторых пор кофе без кофеина, тупо глядя в не разгаданный даже на треть кроссворд. Прочитал: «Бог зла и насилия», написал в клеточках: «Сет», и снова надолго задумался, не сводя глаз с газеты: слишком он был взбудоражен. Раньше он покончил бы с таким кроссвордом за пару часов, но теперь
Голос в трубке, а звонил Николя Белланже, его новый начальник, предложил ему как можно быстрее приехать в Мёдон: там, в четырех километрах от Парижа, находится Центр приматологии, в котором, в одной из клеток, найден труп женщины, по-видимому растерзанной шимпанзе. Надо разобраться.
Шарко сухо попрощался. М-да, карьера его близится к концу, ему поручают допрашивать обезьян. Он ясно увидел, как коллеги, один за другим, отбрыкиваются от этого дела и сбагривают его «старику». Он прекрасно представлял себе насмешки, косые взгляды, все эти: «Эй, комиссар, теперь ты колешь мартышек?»
Казалось бы, когда печаль так глубока, ни о чем другом уже не думаешь, но он тем не менее подумал: «Вот я и пал ниже некуда».
Казалось бы, когда печаль так глубока, ни о чем другом уже не думаешь, но он тем не менее подумал: «Вот я и пал ниже некуда».
2
Обогнув участок, который занимала Мёдонская обсерватория, Шарко с черепашьей скоростью двинулся по узкой лесной дорожке. Рядом сидел новый коллега из команды Белланже Жак Леваллуа, тридцатилетний, спортивный, с физиономией мальчика-отличника. Жак поступил на работу в уголовную полицию год назад, превосходно пройдя конкурс на лейтенантскую должность при активной поддержке дяди, заместителя начальника бригады по борьбе с наркотиками.
В то утро комиссар был, мягко говоря, не слишком разговорчив. Они с Леваллуа пока еще не работали вместе, но Жак, как и все остальные, отлично знал о бурном прошлом своего нового напарника. О множестве пойманных им жестоких убийц О сложнейших распутанных им делах О трагической гибели жены и дочери И о странной болезни, которая поселилась в голове Шарко, а потом неожиданно отступила Комиссар был для Жака человеком, уцелевшим в катастрофе, одним из истинных героев, волею судьбы оказавшихся на самом дне, героев, к которым относятся либо с восхищением, либо с ненавистью. Вот только Жак еще не решил, как ему самому относиться к Шарко. Единственное, в чем он не сомневался: комиссар был превосходным следователем.
Местность, по которой сейчас ехали полицейские, казалась отрезанной от мира, хотя находилась в двух шагах от столицы. Сколько видит глаз, деревья, мягкий свет, пышная растительность Скромная табличка, оповещавшая: «Центр приматологии, НИО 6552 ЭЭЭ».
«ЭЭЭ» означает «Этология-Эволюция-Экология», объявил Леваллуа, чтобы разрядить атмосферу.
«Этология-Эволюция-Экология» с чем это едят?
Честно говоря, не имею понятия.
Шарко свернул и припарковался на стоянке, где стояло уже штук десять машин, принадлежавших, видимо, сотрудникам Центра приматологии, и одна полицейская. Центр, расположенный посреди леса и огороженный высоким частоколом, напоминал укрепленный лагерь, но калитка сейчас а как могло быть иначе при таких обстоятельствах? была распахнута настежь. Офицеры, молодой и старый, молча прошли на территорию и двинулись по направлению к группе оживленно беседовавших в конце грунтовой дорожки мужчин и женщин.
Здесь, в центре, все выглядело естественно. Огромные вольеры по обе стороны дорожки создавали впечатление, что животные находятся на свободе: решетки были совсем незаметными, а проволочная сетка между деревьев выкрашена под цвет листвы. Обезьяны всех пород и размеров играли в вольерах или, покрикивая, висели, уцепившись хвостами заветки. Лемуры, сбившись в кучки, разглядывали новоприбывших огромными зелеными глазами. Тропические джунгли на парижский лад.
Заметив новоприбывших, от группы отделилась темноволосая женщина с усталым осунувшимся лицом. Когда она приблизилась, стало видно, что ей лет пятьдесят и что она немножко похожа на Сигурни Уивер в фильме «Гориллы в тумане». Леваллуа гордо протянул ей служебное удостоверение с трехцветной полосой в уголке.
Парижская уголовная полиция. Я лейтенант Леваллуа, а это
Комиссар Шарко, подхватил тот.
Рукопожатие женщины оказалось неожиданно крепким.
Клементина Жаспар. Я приматолог и руководитель центра. То, что у нас произошло, ужасно.
Одна из ваших обезьян напала на сотрудницу?
Жаспар печально покачала головой. Шарко, глядя на ее прожаренную явно не французским солнцем кожу, на пальцы в трещинах, подумал: эта женщина всю жизнь прожила на природе, а шрам на ее предплечье мог остаться от удара мачете.
Я не понимаю, что произошло. Шери из тех, кто и мухи не обидит. Она просто не могла поступить так жестоко.
Шери это
Моя обезьяна. Шимпанзе из Западной Африки, она уже очень давно живет у меня.
Покажете нам, где это случилось?
Клементина кивнула и показала пальцем на длинное белое одноэтажное строение:
Там у нас питомник подопытных животных и лаборатории. До вас уже приехали двое полицейских из ближайшего участка, один сейчас внутри, а другой точно не знаю, но, кажется, он осматривает участок и одновременно говорит по телефону. Пойдемте со мной.
Приезжие издали поздоровались с сотрудниками центра, судя по всему чрезвычайно взволнованными произошедшим. Сотрудников было четверо или пятеро, все они держали в руках пластиковые стаканчики с кофе и что-то горячо обсуждали. Шарко внимательно всмотрелся в каждого из них, потом повернулся к Жаспар:
Чем именно занимается ваш центр?
Главным образом этологией. Мы пытаемся понять, как формировались в ходе биологической эволюции сообщества приматов ведь почти все обезьяны и большинство полуобезьян живут группами, как формировались их познавательные способности. С этой целью мы изучаем, как наши подопечные перемещаются с места на место, как применяют различные орудия, как размножаются. Здесь, на восьми гектарах земли, проживает сотня приматов. Прибыли они сюда из десяти разных стран, но в основном из Африки.
Ни Шарко, ни его коллега ничего не записывали, они даже блокнотов не достали: а зачем, если уже практически все ясно и дело можно заранее считать раскрытым? На ветках деревьев, время от времени меняя высоту, лениво покачивались рыжие мохнатые комья, это была семья орангутанов, к груди одной из самок прочно приклеился малыш.
А жертва? Что она тут делала? Тоже, пожалуйста, поточнее.
Ева Лутц училась в университете Жюсьё, специализировалась в эволюционной биологии. Здесь у нас она прожила три недели, готовила свою научную работу.
А что такое «эволюционная биология»?
Скажите сначала, а вам известно, что такое «геном»?
Очень приблизительно.
Геном это совокупность всех генов организма, его полный хромосомный набор. Основу генома составляет молекула дезоксирибонуклеиновой кислоты, ДНК. Поскольку в каждом геноме присутствуют двадцать три пары различных хромосом, мы получаем последовательность из более чем трех миллиардов данных, которая является своего рода инструкцией по строительству нашего организма. Так вот, исследуя геномы, мы восстанавливаем историю жизни. Задача эволюционной биологии разобраться, как появляются новые виды и породы живых организмов, откуда берутся новые вирусы скажем, вирус СПИДа или вирус атипичной пневмонии, почему одни вирусы исчезают, а другие живучи. А одновременно ответить на множество вопросов, касающихся эволюции жизни. По какой, например, причине мы стареем и умираем. Вероятно, вы слышали о естественном отборе, о мутациях, о генетических, наследственных заболеваниях?