Я стоял в чрезвычайном изумлении. Я видел, что случилось нечто необычайное, но не мог сразу определить, что это было. Пока я продолжал стоять и изумленно смотреть, дверь, ведущая в сад, открылась, и на пороге показался слуга.
Мы посмотрели друг на друга. В голове у меня блеснула внезапная мысль.
Мистер вышел из этой двери? спросил я.
Нет, сэр, никто не выходил отсюда. Я думал найти его здесь.
Теперь я все понял. Рискуя рассердить Ричардсона, я остался ждать возвращения Путешественника по Времени: ждать его нового, быть может, еще более странного рассказа и тех образцов и фотографий, которые он обещал привезти с собой. Теперь я начинаю опасаться, что мне придется ждать его целую жизнь.
Прошло уже три года со времени его исчезновения, и каждый думает, что он никогда не возвратится.
Нам остаются теперь одни только догадки. Вернется ли он когда-нибудь? Может быть, он унесся в прошлое и попал к кровожадным дикарям палеолита или в бездны мелового моря; или же к чудовищным ящерам и огромным земноводным юрской эпохи? Может быть, и сейчас он бродит по какому-нибудь кишащему плезиозаврами эолитовому коралловому рифу или по пустынным берегам соленых морей триасового периода? Или, может быть, он направился в Будущее, в эпоху расцвета человеческой расы, в один из тех менее отдаленных веков, когда люди оставались еще людьми, но уже разрешили все самые трудные вопросы человеческой мысли и все общественные задачи, доставшиеся им от нашего времени?
Я лично не могу поверить, чтобы наш век только что начавшегося опытного исследования, отрывочных теорий и всеобщего разногласия по основным вопросам науки и жизни был бы кульминационным пунктом развития человечества! Так, по крайней мере, думаю я. Что же касается до него, то он держался другого мнения. Мы не раз спорили с ним об этом еще задолго до того, как была сделана Машина Времени, и он всегда безотрадно относился к Прогрессу Человечества. Растущая цивилизация представлялась ему в виде беспорядочно сооружаемого здания, которое в конце концов должно обрушиться и задавить собою строителей Но если б это даже оказалось так, все же нам ничего не остается, как продолжать далее свою жизнь. Будущее для меня темно и неясно, полно неведомого и только кое-где освещено благодаря его замечательному рассказу.
Я храню в утешение два странных белых цветка. Хрупкие, засохшие и потемневшие, они все же говорят мне о том, что даже в то время, когда исчезли сила и ум человека, благодарность и нежность еще продолжали жить в сердцах людей.
Перевод К. МорозовойЧеловек-невидимка
Глава I
Появление незнакомца
Незнакомец появился в начале февраля; в тот морозный день бушевали ветер и вьюга последняя вьюга в этом году; однако он пришел с железнодорожной станции Брэм-блхерст пешком; в руке, обтянутой толстой перчаткой, он держал небольшой черный саквояж. Он был закутан с головы до пят, широкие поля фетровой шляпы скрывали все лицо, виднелся только блестящий кончик носа; плечи и грудь были в снегу, так же как и саквояж. Он вошел в трактир «Кучер и кони», еле передвигая ноги от холода и усталости, и бросил саквояж на пол.
Огня! крикнул он. Во имя человеколюбия! Комнату и огня!
Стряхнув с себя снег, он последовал за миссис Холл в приемную, чтобы договориться об условиях. Разговор был короткий. Бросив ей два соверена, незнакомец поселился в трактире.
Миссис Холл затопила камин и покинула гостя, чтобы собственноручно приготовить ему поесть. Заполучить в Айпинге зимой постояльца, да еще такого, который не торгуется, это была неслыханная удача, и миссис Холл решила показать себя достойной счастливого случая, выпавшего ей на долю.
Когда ветчина поджарилась, а Милли, вечно сонная служанка, выслушала несколько уничтожающих замечаний, что, видимо, должно было подстегнуть ее энергию, миссис Холл отнесла в комнату приезжего скатерть, посуду и стаканы, после чего стала с особым шиком сервировать стол. Огонь весело трещал в камине, но приезжий, к величайшему ее удивлению, до сих пор не снял шляпы и пальто; он стоял спиной к ней, глядя в окно на падающий снег. Руки его, все еще в перчатках, были заложены за спину, и он, казалось, о чем-то глубоко задумался. Хозяйка заметила, что снег у него на плечах растаял и вода капает на ковер.
Позвольте, мистер, ваше пальто и шляпу, обратилась она к нему, я отнесу их на кухню и повешу сушить.
Не надо, ответил он, не оборачиваясь.
Она решила, что ослышалась, и уже готова была повторить свою просьбу.
Но тут незнакомец повернул голову и посмотрел на нее через плечо.
Я предпочитаю не снимать их, заявил он.
При этом хозяйка заметила, что на нем большие синие очки-консервы и что у него густые бакенбарды, скрывающие лицо.
Хорошо, мистер, сказала она, как вам будет угодно. Комната сейчас нагреется.
Незнакомец ничего не ответил и снова повернулся к ней спиной. Видя, что разговор не клеится, миссис Холл торопливо накрыла на стол и вышла из комнаты. Когда она вернулась, он все так же стоял у окна, подобно каменному изваянию, сгорбленный, с поднятым воротником и низко опущенными полями шляпы, скрывавшими лицо и уши. Поставив на стол яичницу с ветчиной, она почти крикнула:
Завтрак подан, мистер!
Благодарю вас, ответил он тотчас же, но не двинулся с места, пока она не закрыла за собой дверь. Тогда он круто повернулся и подошел к столу.
Ох, уж эта девчонка! сказала миссис Холл. А я и забыла про нее! Вот канительщица! Взявшись сама растирать горчицу, она отпустила несколько колкостей по адресу Милли за ее необычайную медлительность. Сама она успела поджарить яичницу с ветчиной, накрыть на стол, сделать все, что нужно, а Милли хороша помощница! оставила гостя без горчицы. А ведь он только приехал и хочет, видно, здесь пожить. Поворчав, миссис Холл наполнила горчичницу и, поставив ее не без торжественности на черный с золотом чайный поднос, понесла к постояльцу.
Она постучала и тут же вошла. Незнакомец сделал быстрое движение, и она едва успела увидеть что-то белое, мелькнувшее под столом. Он, очевидно, что-то подбирал с полу. Она поставила горчицу на стол и при этом заметила, что пальто и шляпа гостя лежат на стуле у камина, а на стальной решетке стоит пара мокрых башмаков. Решетка, конечно, заржавеет. Миссис Холл решительно приблизилась к камину и заявила тоном, не допускающим возражений:
Теперь, я думаю, можно взять ваши вещи и просушить.
Оставьте шляпу, сказал приезжий сдавленным голосом. Обернувшись, она увидела, что он сидит выпрямившись и смотрит на нее.
С минуту она стояла, вытаращив глаза, потеряв от удивления дар речи.
Она постучала и тут же вошла. Незнакомец сделал быстрое движение, и она едва успела увидеть что-то белое, мелькнувшее под столом. Он, очевидно, что-то подбирал с полу. Она поставила горчицу на стол и при этом заметила, что пальто и шляпа гостя лежат на стуле у камина, а на стальной решетке стоит пара мокрых башмаков. Решетка, конечно, заржавеет. Миссис Холл решительно приблизилась к камину и заявила тоном, не допускающим возражений:
Теперь, я думаю, можно взять ваши вещи и просушить.
Оставьте шляпу, сказал приезжий сдавленным голосом. Обернувшись, она увидела, что он сидит выпрямившись и смотрит на нее.
С минуту она стояла, вытаращив глаза, потеряв от удивления дар речи.
Нижнюю часть лица он прикрывал чем-то белым, по-видимому, салфеткой, которую привез с собой, так что ни его рта, ни подбородка не было видно. Потому-то голос и прозвучал так глухо. Но не это поразило миссис Холл. Лоб незнакомца от самого края синих очков был обмотан белым бинтом, а другой бинт закрывал уши, так что неприкрытым оставался только розовый острый нос. Нос был такой же розовый и блестящий, как в ту минуту, когда незнакомец появился впервые. Одет он был в коричневую бархатную куртку; высокий темный воротник, подшитый белым полотном, был поднят. Густые черные волосы, выбиваясь в беспорядке из-под перекрещенных бинтов, торчали пучками и придавали незнакомцу чрезвычайно странный вид. Его закутанная и забинтованная голова так поразила миссис Холл, что от неожиданности она остолбенела.
Он не отнял салфетки от лица и, по-прежнему придерживая ее рукой в коричневой перчатке, смотрел на хозяйку сквозь непроницаемые синие стекла.
Оставьте шляпу, снова невнятно сказал он сквозь салфетку.
Миссис Холл, оправившись от испуга, положила шляпу обратно на стул.
Я не знала, сударь начала она, что вы И смущенно замолчала.
Благодарю вас, сухо сказал он, многозначительно поглядывая на дверь.
Я сейчас все высушу, сказала она и вышла, унося с собой платье. В дверях она снова посмотрела на его забинтованную голову и синие очки; он все еще прикрывал рот салфеткой. Закрывая за собой дверь, она вся дрожала, и на лице ее было написано смятение. В жизни своей прошептала она. Ну и ну! Она тихо вернулась на кухню и даже не спросила Милли, чего она там возится.
Незнакомец между тем внимательно прислушивался к удаляющимся шагам хозяйки. Прежде чем отложить салфетку и снова приняться за еду, он испытующе посмотрел на окно. Проглотив кусок, он опять, уже с подозрением, посмотрел на окно, потом встал и, держа салфетку в руке, спустил штору до белой занавески, прикрывавшей нижнюю часть окна. Комната погрузилась в полумрак. Несколько успокоенный, он вернулся к столу и продолжал завтрак.
Бедняга, он расшибся, или ему сделали операцию, или еще что-нибудь, сказала миссис Холл. Весь перевязанный, даже смотреть страшно.
Она подбросила угля в печку, придвинула подставку для сушки платья и разложила на ней пальто приезжего.
А очки! Да что говорить, водолаз какой-то, а не человек. Она повесила на подставку шарф. А лицо прикрывает тряпкой! И говорит сквозь нее!.. Может быть, у него рот тоже болит? Тут она обернулась, видимо, внезапно вспомнив о чем-то. Боже милостивый! воскликнула она. Милли! Неужели блинчики еще не готовы?
Когда миссис Холл вошла в гостиную, чтобы убрать со стола, она нашла новое подтверждение своей догадке, что рот незнакомца изуродован или искалечен несчастным случаем: незнакомец курил трубку и все время, пока она была в комнате, ни разу не приподнял шелковый платок, которым была обвязана нижняя часть его лица, и не взял мундштук в рот. А ведь он вовсе не забыл про свою трубку: миссис Холл заметила, что он поглядывает на тлеющий понапрасну табак. Он сидел в углу, спиной к опущенной шторе; подкрепившись и согревшись, он, очевидно, почувствовал себя лучше и говорил уже не так отрывисто и раздраженно. В красноватом отблеске огня его огромные очки как будто ожили.