Тебе повезло, заметил Шмуэль.
Думаю, да. Сколько тебе лет?
Шмуэль ответил не сразу, сначала он пошевелил пальцами, словно высчитывая свой возраст.
Девять, не без удовольствия произнес он. Я родился пятнадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать четвертого года.
Бруно изумленно уставился на него:
Что ты сказал?
Я родился пятнадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать четвертого года.
Глаза Бруно широко раскрылись, а рот сложился буквой О.
Не может быть.
Почему? слегка обиделся Шмуэль.
Нет, Бруно затряс головой, я тебе верю. Но я ужасно удивлен. Потому что я тоже родился пятнадцатого апреля. В тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Мы родились в один день!
Шмуэль задумался.
Значит, тебе тоже девять.
Да. Разве это не странно?
Очень странно. Может, по эту сторону ограды и сотни Шмуэлей, но я не видел здесь никого, кто бы родился в один день со мной.
Мы как близнецы, сказал Бруно.
Есть немного, согласился Шмуэль.
Бруно вдруг страшно обрадовался. Ему вспомнились Карл, Даниэль и Мартин и то, как весело им было вместе в Берлине, и тут он понял, до чего же одиноко ему жилось в Аж-Выси.
У тебя много друзей? Бруно искоса поглядывал на Шмуэля.
О да!.. Ну, в общем, много.
Бруно нахмурился. Он-то надеялся, что Шмуэль ответит отрицательно и это только добавит им обоим сходства.
Близких друзей? уточнил он.
Ну, близких, пожалуй, нет. Нас здесь много то есть мальчиков нашего возраста. Правда, мы почти все время деремся. Поэтому я и прихожу сюда. Чтобы побыть одному.
Это нечестно, заявил Бруно. Почему я должен торчать по эту сторону ограды, где не с кем поговорить и не с кем поиграть, когда у тебя полно друзей, с которыми можно играть весь день напролет? Придется поговорить об этом с папой.
А где ты родился? внезапно заинтересовался Шмуэль.
В Берлине.
Где это?
Бруно собрался было объяснить, но вовремя сообразил, что толком и не знает, где находится Берлин.
В Германии, конечно, нашелся он. А ты разве не из Германии?
Нет, я из Польши.
Тогда почему ты говоришь по-немецки? удивился Бруно.
Потому что ты поздоровался по-немецки. Я и ответил так же. А ты умеешь говорить по-польски?
Нет. Бруно растерянно хихикнул. Я не знаю никого, кто бы говорил на двух языках. И тем более никого из наших ровесников.
Мама учительница в моей школе, и она научила меня немецкому, сказал Шмуэль. Она и по-французски говорит. И по-итальянски. И по-английски. Она очень умная. Я пока не знаю ни французского, ни итальянского, но она обещала, что когда-нибудь научит меня английскому, потому что он может мне понадобиться.
Польша, медленно произнес Бруно, обкатывая слово на языке. Там ведь не так хорошо, как в Германии, правда?
Шмуэль насупился:
Почему там должно быть хуже?
Но ведь Германия величайшая в мире держава, припомнил Бруно беседы отца с дедушкой. Мы лучше всех Еще не успев закончить фразу, Бруно почувствовал, что в его словах что-то не так.
Шмуэль посмотрел на него, но ничего не сказал, а Бруно испытал настоятельное желание поговорить о чем-нибудь другом. Меньше всего ему хотелось, чтобы Шмуэль принял его за хвастуна. Молчание затянулось, и Бруно прервал его вопросом:
А где находится Польша?
В Европе, где же еще.
Бруно попытался вспомнить, какие страны он проходил на уроках географии с герром Лицтом.
А ты знаешь такую страну Данию? спросил он.
Нет.
Нет.
Думаю, Польша находится в Дании. Хотя Бруно и старался выглядеть умным, но запутывался все сильнее и сильнее. За много километров отсюда, добавил он для пущей убедительности.
Шмуэль пристально глядел на него, шевеля губами, словно обдумывал ответ.
Но мы же сейчас в Польше, наконец произнес он.
Разве?
Да. А Дания очень далеко и от Польши, и от Германии.
Бруно рассказывали обо всех этих странах, но ему всегда казалось скучным заучивать их местоположение.
Отлично, бодрым тоном произнес Бруно. Он подозревал, что наговорил кучу глупостей, и дал себе обещание впредь быть внимательнее на уроках географии. Но ведь все относительно, верно? Расстояние, я имею в виду.
Я никогда не был в Берлине, сказал Шмуэль.
А я никогда не был в Польше до того, как приехал сюда, подхватил Бруно, а в голове у него мелькнуло: «До чего же легко говорить правду!» Если, конечно, это действительно Польша.
Можешь быть уверен, опять погрустнел Шмуэль. Правда, не самая лучшая ее часть.
Вот уж нет.
Там, где я родился, намного красивее.
Здесь определенно хуже, чем в Берлине, объявил Бруно. В Берлине у нас был дом в пять этажей, если считать подвал и комнатушку с окном на самом верху. И там были чудесные улицы и магазины, и лотки с овощами-фруктами, и множество кафе. Но если ты когда-нибудь поедешь туда, не советую гулять по центру города в субботний день, потому что тебя там просто затолкают. А раньше, до того как многое изменилось, в Берлине было еще лучше.
Что изменилось? полюбопытствовал Шмуэль.
Ну, там было очень тихо, нехотя ответил Бруно: он не любил рассказывать о переменах. И я мог читать по вечерам в постели. Но теперь в Берлине бывает очень шумно и страшно, и нам приходится выключать свет повсюду, когда на улице стемнеет.
Город, где я родился, намного приятнее, чем Берлин, сказал, как отрезал, Шмуэль, хотя Берлина он в глаза не видел. Там все очень милые, и у нас большая семья, и еда куда лучше.
Ладно, пусть каждый думает что хочет, а другой уважает его точку зрения, предложил Бруно, которому вовсе не улыбалось поссориться с новым другом при первом же знакомстве.
Идет, кивнул Шмуэль.
Ты любишь бывать в экспедициях? спросил Бруно после паузы.
Я никогда не бывал в экспедициях, признался Шмуэль.
Я собираюсь стать путешественником-исследователем, когда вырасту, оживился Бруно. Пока я могу только читать об исследователях, но и это не пустая трата времени. По крайней мере, в будущем я не повторю их ошибок.
Каких ошибок? насторожился Шмуэль.
Да мало ли каких! Самое главное в любой экспедиции понять, пригодится ли тебе то, что ты нашел, или, может, искать-то не стоило. Кое-что лежит себе смирно, никого не трогает и ждет, пока его обнаружат. Например, Америка. А к другим находкам разумнее вовсе не прикасаться. Например, к дохлой мыши за буфетом.
Если я твоя находка, то, по-моему, я похож на Америку, сказал Шмуэль.
Да, подтвердил Бруно. Я тоже так думаю Можно задать тебе один вопрос? добавил он.
Спрашивай.
Бруно мысленно отрепетировал фразу, чтобы опять не попасть впросак.
Почему на той стороне ограды так много людей? И что они там делают?
Глава одиннадцатая
Фурор
Однажды вечером незадолго до того, как папе выдали новую форму и обязали всю прислугу в доме обращаться к нему «господин комендант», и накануне того дня, когда Бруно, возвратясь из школы, обнаружил у себя в комнате Марию, пакующую его вещи, отец пришел домой невероятно взволнованный. Такое состояние обычно ему не было свойственно. Он прямиком прошагал в гостиную, где мама, Бруно и Гретель сидели за книжками.
В четверг вечером, с порога объявил отец. Если у нас есть планы на четверг, придется их отменить.
Ты можешь менять свои планы сколько угодно, возразила мама, а я договорилась пойти в театр с
Фурор хочет кое-что со мной обсудить. Отцу разрешалось перебивать маму, в отличие от всех прочих. Сегодня днем я говорил с ним по телефону. Он может только в четверг вечером и сказал, что придет к нам на ужин.
Мамины глаза широко раскрылись, а губы сложились буквой О. Бруно уставился на нее: неужто и он так же выглядит, когда чем-нибудь удивлен?
Ты шутишь. Мама слегка побледнела. Он придет сюда? К нам домой?
Отец кивнул:
В семь часов. Надо подумать, чем его угостить. Хорошо бы чем-нибудь особенным.
О боже. Глаза у мамы забегали при одной мысли, сколько хлопот ей предстоит.
Кто такой Фурор? спросил Бруно.
Ты неправильно произносишь, сказал отец и выговорил слово медленно и правильно, специально для того, чтобы сын повторил за ним.
Фурор, повторил Бруно, стараясь в точности подражать отцу, увы, безуспешно.
Нет, фю продолжил урок отец, но вдруг махнул рукой: А, неважно!
Но кто он все же такой? не отставал Бруно.
Отец с недоумением глядел на сына:
Ты отлично знаешь, кто такой Фурор.
Нет, не знаю.
Он руководит страной, идиот. Гретель, как заведено у сестер, решила выпендриться. (Вот поэтому ей и было присвоено звание «безнадежный случай».) Ты что, газет не читаешь?
Будь добра, не называй брата идиотом, вмешалась мама.
А можно я буду называть его дураком?
Пожалуй, не стоит.
Разочарованная Гретель села на свое место, но не преминула показать брату язык.
Он придет один? спросила мама.
Забыл уточнить, спохватился отец. Скорее всего, он приведет ее с собой.
Ох.
Мама встала. Она явно прикидывала в уме, сколько всего ей надо сделать и организовать к четвергу, который наступит уже через два дня. Прибрать дом сверху донизу, вымыть окна, отчистить от пятен и отполировать обеденный стол, заказать продукты, выстирать и отгладить форму горничной и дворецкого, начистить фарфор и бокалы до блеска.
Однако, несмотря на то что список необходимого удлинялся с каждым часом, мама умудрилась завершить подготовку ужина точно в срок, хотя и беспрестанно жаловалась: мол, устроить великолепный ужин было бы куда легче, если бы кое-кто побольше помогал по дому.
За час до появления Фурора Гретель и Бруно призвали вниз и удостоили редкой чести приглашения в кабинет отца. Гретель была в белом платье и гольфах, а ее кудри завивались штопором. На Бруно были темно-коричневые брюки до колен, простая белая рубашка и темно-коричневый галстук. Ради такого случая ему купили новые ботинки, чем он очень гордился, хотя ботинки оказались маловаты, давили на пальцы и в них было трудно ходить. Тем не менее все эти приготовления и праздничная одежда представлялись Бруно лишними хлопотами: ведь ни он, ни сестра на ужин званы не были; они поели часом раньше.
Итак, дети. Отец сидел за письменным столом, переводя взгляд с сына на дочь и обратно; сесть им не предложили. Надеюсь, вы понимаете, что у нас сегодня особенный вечер?
Дети кивнули.
И для моей карьеры очень важно, чтобы все прошло без сучка без задоринки.
Дети опять кивнули.
Тогда я перечислю основные правила, которые необходимо загодя усвоить.
Отец всей душой верил в основные правила. Когда в доме происходило нечто из ряда вон выходящее или очень серьезное, эти правила множились на глазах, и придумывал их сам отец.