Бип.
Кларк открыла глаза. На экране в основаниях полушарий головного мозга зажглась россыпь фиолетовых звездочек. По центру пульсировала крохотная красная точка.
«Аномалия» зажглась надпись в углу экрана.
Что? Что это?
Обрабатываю. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.
Внизу выскочила надпись: «Поле Бродмана 19 (ЯЗЗА)» [24].
Снова послышался писк. Показалась еще одна мигающая красная точка, теперь чуть спереди.
«Поле Бродмана 37».
Что это за красные пятна? спросила Кларк.
Эти отделы мозга отвечают за зрение, ответила кабина. Могу я опустить щиток шлема, чтобы осмотреть глаза?
Я ношу линзы.
Роговичные накладки не помешают сканированию. Могу я приступить?
Давай.
Щиток скользнул вниз. Сеть из крохотных бугорков пунктиром расчертила его внутреннюю поверхность. Гул машины глубоко отдавался в черепе Лени. Она начала считать про себя. Прошло двадцать две секунды, прежде чем щиток вернулся на место.
Сразу после надписи о 37-м поле Бродмана появилась следующая: Обл. желт. пятна НОРМ [25]».
Жужжание стихло.
Вы можете снять шлем, объявила машина. Каков ваш хронологический возраст?
Тридцать два. Она повесила шлем на крючок.
Претерпевало ли ваше визуальное окружение значительные изменения в период от восьми до шестнадцати недель назад?
Целый год, проведенный в светоусиленных сумерках источника Чэннера. Путь на сушу ползком, вслепую по дну Тихого океана. А потом неожиданно яркое небо
Да. Возможно.
В вашей семье были зафиксированы случаи инсультов или эмболий?
Я Я не знаю.
Умирал ли недавно кто-то из ваших близких?
Что?
Умирал ли недавно кто-то из ваших близких?
Лени стиснула зубы.
У меня недавно умерли все близкие мне люди.
Менялось ли за последние два месяца давление окружающей вас среды? К примеру, находились ли вы на орбитальной станции или в негерметичном воздушном судне? Совершали ли вы погружения на глубину более двадцати метров?
Да. Совершала.
Во время дайвинга вы проходили декомпрессионные процедуры?
Нет.
Какова была максимальная глубина, на которую вы погружались, и сколько вы там пробыли?
Кларк улыбнулась:
Три тысячи четыреста метров. Один год.
Кабина на секунду замолкла, но потом продолжила:
Люди не могут пережить подъем с такой глубины без декомпрессии. Какова была максимальная глубина, на которую вы погружались, и сколько вы там пробыли?
Мне не нужна декомпрессия, пустилась в объяснения Лени. Во время погружения я не дышу, все обеспечивали электри
«Минуту»
Она сказала, декомпрессии не было.
Разумеется, зачем? Пусть те, кто бултыхаются на поверхности, дышат из громоздких баллонов с кислородом, рискуя словить азотное опьянение или кессонную болезнь, если им случится залезть глубже положенного. Пускай они мучаются от кошмаров, в которых взрываются легкие и глаза, тускнея, превращаются в гроздья мясистых пузырей. У рифтеров был иммунитет к подобным неприятностям. Внутри станции Лени дышала, словно находясь на уровне моря, а снаружи не дышала вообще.
Не считая одного раза, когда ее буквально скинули с неба.
В тот день «Рыба-бабочка» медленно опускалась сквозь темный спектр вод, из зеленого в синий, а потом и в бессветный мрак, истекая воздухом из тысячи порезов. С каждым метром океан все больше проникал внутрь подлодки, сжимая атмосферу в единственном пузыре с высоким давлением.
Джоэлу не нравился ее вокодер. «Я не хочу провести последнюю пару минут, слушая голос машины», сказал он тогда. А потому Лени осталась с ним, дыша. Когда пилот продрогший, напуганный, измотанный ожиданием смерти наконец открыл люк, они уже погрузились, наверное, на атмосфер тридцать.
А она стала в ярости прорываться на берег.
Это заняло много дней. Подъем происходил постепенно, его хватило бы для естественной декомпрессии, газ в венах, по идее, должен был спокойно выйти через альвеолярные мембраны если бы работавшее легкое постоянно использовалось. А оно не использовалось: так что же тогда случилось со сжатым воздухом из «Рыбы-бабочки», оставшимся в ее крови? Лени не умерла, а значит, его уже не было.
Газообмен не ограничивается легкими, вспомнила она. Дышит и кожа. Пищеварительный тракт. Не так быстро, конечно. И не так эффективно.
Может, недостаточно эффективно
Что со мной произошло? тихо спросила она.
Вы недавно перенесли две небольших эмболии в мозгу, которые периодически влияют на ваше зрение, сообщила медкабина. Скорее всего, ваш мозг компенсирует эти провалы сохраненными образами, хотя для уверенности мне хотелось бы понаблюдать такой эпизод в действии. Также недавно вы потеряли кого-то близкого: скорбь может быть фактором, катализирующим высвобождение визуальных
Что значит «сохраненными образами»? Ты хочешь сказать, что это воспоминания?
Да, ответила машина.
Чушь собачья.
Нам жаль, что вы так себя чувствуете.
Но ничего такого никогда не происходило, ясно? «У этой железяки дерьмо вместо мозгов, почему я вообще с ней спорю?» Я помню свое детство, твою ж мать. Я бы не смогла его забыть, даже если бы попыталась. А эти видения, они принадлежат кому-то другому, они
«счастливые»
они другие. Совершенно другие.
Долговременная память часто ненадежна. Она
Заткнись и просто все исправь.
В этой кабине нет оборудования для микрохирургии. Я могу дать вам ондансетрон, чтобы подавить симптомы. Но вы должны понимать, что пациенты со столь обширной синаптической перестройкой могут испытывать различные побочные эффекты, такие, как легкое головокружение
Она застыла. «Перестройкой?»
двоение в глазах, гало-эффекты
Стоп, оборвала Лени машину. Та замолчала.
На экране в основании мозга загадочно мерцало облако фиолетовых звезд.
Она коснулась их:
Что это?
Серия повреждений, нанесенных хирургическим путем, и сопутствующие им омертвевшие ткани.
Что это?
Серия повреждений, нанесенных хирургическим путем, и сопутствующие им омертвевшие ткани.
Сколько их?
Семь тысяч четыреста восемьдесят три.
Лени перевела дух и даже слегка удивилась тому, насколько спокойна сейчас.
Ты хочешь сказать, что кто-то сделал у меня в мозгу семь тысяч четыреста восемьдесят три пореза?
Следов физического проникновения нет. Раны соответствуют точечным микроволновым всплескам.
Почему ты мне сразу не сказала?
Вы попросили меня игнорировать любые данные, не имеющие отношения к вашим галлюцинациям.
А эти эти повреждения не имеют к ним отношения?
Не имеют.
Откуда ты знаешь?
Большинство повреждений расположено в стороне от визуальных путей. А другие блокируют передачу образов, а не порождают их.
Где расположены повреждения?
Они находятся вдоль путей, связывающих лимбическую систему и неокортекс.
Для чего используются эти пути?
Они неактивны. Их функционирование прервали с помощью хирургических
Для чего бы они использовались, если бы были активны?
Для активации долговременных воспоминаний.
«О Боже. О Боже».
Мы можем еще чем-нибудь вам помочь? спросила кабина спустя какое-то время.
Кларк сглотнула:
А когда как давно были нанесены эти повреждения?
От десяти до тридцати шести месяцев назад, в зависимости от вашего среднего уровня обмена веществ после процедуры. Эта приблизительная цифра получена из анализа соответствующей рубцовой ткани и роста капилляров.
Могла такая операция проводиться без согласия пациента?
Пауза.
Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
Ее могли провести без обезболивающего?
Да.
Ее могли провести, пока пациент спал?
Да.
Пациент мог чувствовать, как формируются очаги поражения?
Нет.
Могло ли оборудование для такой процедуры размещаться, скажем, внутри ЯМРТ-шлема?
Я не знаю, призналась кабина.
В медотсеке «Биб» такой был. Лени иногда пользовалась им после столкновений с местной фауной. Тогда на снимках никаких повреждений не отражалось. Может, их просто не показывали при тех установках, которые она использовала, и нужно было запросить какую-то специальную проверку тест или вроде того.
А может, кто-то запрограммировал сканер лгать.
«Когда это случилось? И что? Почему я ничего не помню?»
Кларк с трудом поняла, что снаружи до нее доносятся какие-то приглушенные звуки, отдаленные и злые. Они не относились к делу, не имели смысла. Ничего не имело смысла. Ее разум, светящийся и прозрачный, вращался прямо перед ней. Из спинного мозга застывшим фонтаном били пурпурные искры, яркие, практически совершенные по форме капли, закинутые прямо в кору головного мозга и замерзшие в апогее. Такие яркие мысли. Выжженные и ампутированные воспоминания. Они чем-то напоминали скульптуру свободной формы.
Ложь может быть так прекрасна, пока ее рассказывают.
Приманки
Побеждает тот, кто умирает позже всех. Такая была у Авивы Лу философия.
При этом не важно, как ты жил. Да Винчи, Плазмид и Йен Андерсон добились столького, что Вив и ее друзья даже рядом не стояли. Она никогда не будет исследовать Марс, не напишет симфонию и не построит животное, по крайней мере не с нуля. Но штука была в том, что все эти люди уже умерли. Слава не сделала лицевой щиток Оливии МБенги прочнее. Иск Эндрю Саймона против «ГидроКвебека» не прибавил и дня к его жизни. «Страстная пьеса» [26], может, и обрела бессмертие, но ее композитор многие десятилетия назад обратился во прах.
Авива знала об истории больше, чем все эти типы вместе взятые.
Та походила на одну огромную интерактивную книгу, у которой было начало, середина и конец. Если ты заявлялся сюда на полпути, то всегда мог нагнать пропущенное для этого существовали учебники, энциклопедии, да и сам Водоворот. Ты мог проследить краткую Историю Жизни буквально до тех самых времен, как с небес шлепнулся марсианский микроб и запустил всю эту машину. Но стоит тебе умереть, и все. Никакой возможности узнать, что же будет дальше. Вив считала, что победителями станут те, кто увидит, как это шоу закончится.
При всем при том ее немного напрягало то, что уж она-то, похоже, до финала доберется.
Все стало понятно еще до того, как «огненная ведьма» начала прожигать себе путь через континент. Лу рассказывали, что были времена, когда ты мог собраться и поехать куда угодно, и никаких тебе заграждений, которые то поднимают, то опускают, словно тянешь лотерейный билет перед каждым переходом улицы. Были времена, когда с паразитами и вирусами боролась твоя собственная иммунная система, и не приходилось покупать лекарство у какой-нибудь фармы, которая, скорее всего, сама и нахимичила с болезнью, чтобы люди брали их дрянные гены. Папа Вив говорил, что раньше даже полицию контролировали.