Когда осел уже почти закончил пить, ему послышался шорох, бульканье под берегом, у небольшого обрывчика, с которого он и опустил до воды свою серую, зубастую голову. Осел мгновенно вскочил с колен, на которые опустился, но запоздал с прыжком. Что-то большое, облепленное илом с ног до головы, взметнулось из реки и мертвой схваткой вцепилось прямо в шею.
Сила захвата была такой страшной, такой могучей, что осел захрипел, забился, не в силах сделать и шага, и под тяжестью прилепившейся сбоку туши неизвестного зверя упал на бок, чтобы больше уже никогда не подняться. А зверь рвал шею осла, раздирал ее, отбрасывая, отплевывая куски кожи с шерстью, а когда из дергающегося живого мяса брызнула струя горячей крови припал к ране и стал жадно, захлебываясь, глотать красную, пахнущую железом жидкость.
Существо пробыло возле мертвого осла несколько дней, отгоняя стаю шакалов и жадно отрывая от туши уже пованивающие, осклизлые куски мяса. На жаре мясо быстро протухло, но существо этого не замечало, как не замечало и ползающих по мясу личинок мух. Тем более что переваривалось подгнившее мясо легче, чем свежее. Тело с благодарностью принимало «строительный материал», мышцы наливались силой, укрупнялись, сращивались порванные волоконца, заживали старые раны.
Когда мясо закончилось, существо решило, что ему пора идти. Куда идти, оно не знало, как не знало, кто (или что) оно такое и где находится. Его гнали вперед инстинкты, властно повелевающие идти вперед, чтобы что-то найти. Найти и сделать то, что нужно.
Инстинкт говорил надо идти вдоль реки. Почему вдоль реки существо не осознавало, как не осознавало само себя. И оно пошло. Теперь вполне уверенно, пружинисто шагая на окрепших ногах. Эти дни усиленного питания позволили ему восстановить энергию. Не полностью жирка в теле так и не было, но в той степени, чтобы не выглядеть ходячим скелетом и практически полностью восстановить силовые и скоростные характеристики организма.
Инстинкт говорил надо идти вдоль реки. Почему вдоль реки существо не осознавало, как не осознавало само себя. И оно пошло. Теперь вполне уверенно, пружинисто шагая на окрепших ногах. Эти дни усиленного питания позволили ему восстановить энергию. Не полностью жирка в теле так и не было, но в той степени, чтобы не выглядеть ходячим скелетом и практически полностью восстановить силовые и скоростные характеристики организма.
Он шел так три дня, останавливаясь, чтобы поймать лягушек и червей и попить воды.
К концу третьего дня, перед тем как войти в город, существо вдруг осознало себя. Догадалось, что существует «я». И перестало быть зверем. Ведь только человек может осознать себя. Почувствовать себя личностью. И существо стало личностью. Какой? Он еще не знал. Но знал, что существует, и впитывал знания, ощущения, как впитывает песок пустыни долгожданный дождь. Это был чистый лист бумаги, на котором любой может написать любое и хорошее, и плохое. Ребенок. Младенец.
Стражники у ворот не обратили на входящего в город человека никакого внимания. Во-первых, они были заняты руганью с купцом, который не желал платить дополнительные деньги за привязанных к фургону заводных лошадей. Во-вторых, мало ли у ворот бродит всевозможных нищих, среди которых этот грязный оборванец терялся, как камешек в горном обвале! На всех нищих будешь тратить время целой жизни на то не хватит!
И оборванец побрел вдоль улицы города, подгоняемый мыслями, таящимися глубоко в его мозгу. Он шел и шел, инстинктивно держась с краю улицы, совершенно не осознавая, для чего это делает. Его мозг был чист, чище мозга бродячего кота, который на последнем усилии ищет сытную помойку, где можно поживиться вкусными объедками и поймать мышь или даже крысу теплую, вкусную, забавно пищащую. Все знания, весь жизненный опыт оборванца, из чего, собственно, и состоит личность любого существа, были закупорены в самых дальних уголках мозга, и вытащить их могло только чудо. Или колдовство. Все, на что был способен организм, только недавно осознавший свое «я», это функции, связанные с его выживанием. Есть, пить, двигаться, совершать естественные отправления он мог только это. Не более того.
Глянь, какой урод! приказчик лавки мясника заржал, показывая пальцем на бредущего с краю улицы мужчину.
Ух ты! Великан какой! зеленщик, болтавший с приказчиком ни о чем, чтобы убить время, уважительно и с удивлением помотал головой. Глянь, какие плечи!
Ты глянь, какая морда! А грязный! И как его стражники-то пропустили? И тощий! Что толку с широких плеч, если мяса нет?
А чего бы им его не пропустить? С него взять нечего, так и пропустили. Они только с таких, как я, дерут три шкуры! И нищие им не нужны! Нет, правда, здоровенный какой, даром что тощий! Я разбираюсь! У меня брат в легкой пехоте, ветеран. Он всегда говорил: «Ты не смотри, сколько мяса! Смотри на жилы! Жилистые они самые крепкие! И когда мясистые уже задыхаются, жилистые все прут и прут!»
Ну, не знаю приказчик с сомнением посмотрел на заросшего русой, почти белой бородой дикаря, волосы которого свалялись, были спутаны и торчали над головой, как иглы. Штаны мужчины покрыты засохшими пятнами грязи, рубаха висела лохмотьями, открывая длинные, мосластые, жилистые руки тоже очень грязные и черные от загара. Да и весь мужчина в тех местах, где его тело не покрывала грязь, был загорелым дочерна. Поражали глаза этого нищего ярко-синие, будто светящиеся изнутри, они смотрели на мир с непосредственностью маленького ребенка. Он рассматривал мир так, будто видел его в первый раз.
Да он сумасшедший! после паузы в несколько секунд добавил приказчик. Посмотри, он же ненормальный! Смолы небось обкурился! Или порошка нанюхался! Он же ничего не понимает!
Нет, бросил зеленщик со знанием дела. У нюхачей нос красный и зубы гнилые. Черные все! А у него, посмотри, все белые!
Приказчик присмотрелся как раз в эту секунду беловолосый вдруг широко улыбнулся и зашагал к пирожнику, выкатившему к обочине короб с пирогами и начавшему зазывать покупателей.
И правда, зубы странного типа были белыми, крепкими, как у собаки. Или как у волка
Ой, что сейчас будет! зеленщик схватился за подбородок и начал теребить бороду. Он к Пергину идет! А Пергин терпеть не может нищих! Сейчас измордует несчастного!
Точно! приказчик тоже скривился, скорбно помотал головой. Вот же скот! Ему бы только поглумиться над слабыми! В прошлый раз одного нищего затоптал до смерти, сказал, что тот на него набросился, хотел деньги отнять!
Ой, что сейчас будет! зеленщик схватился за подбородок и начал теребить бороду. Он к Пергину идет! А Пергин терпеть не может нищих! Сейчас измордует несчастного!
Точно! приказчик тоже скривился, скорбно помотал головой. Вот же скот! Ему бы только поглумиться над слабыми! В прошлый раз одного нищего затоптал до смерти, сказал, что тот на него набросился, хотел деньги отнять!
И ты мне рассказываешь? зеленщик фыркнул, не отрывая взгляда от медленно бредущего через улицу мужчины с белыми волосами. Да я сам все видел! Бедолага еще немного пожил хрипел, кашлял кровью, а потом вытянулся и помер! И ничего Пергину не было! У него брат в Страже, вроде как командир Тумана. Сто человек в подчинении, это не шутка!
Интересно, а почему Пергин к брату в Стражу не идет? Если брат такой влиятельный?
Не хочет. Степняки налетят кто первый на стены пойдет? И не убежишь! Не спрячешься сразу повесят! Воевать придется! Это не нищих пинать, можно и стрелу в брюхо получить! Пекарем-то оно вернее. Всегда сыт и при деньгах.
А пироги-то у него правда хорошие вкусные! приказчик напрягся, наклонился вперед, впившись взглядом в беловолосого, подошедшего к пирожнику и протянувшему руку к ближайшему пирогу. На лице беловолосого так и блуждала дурацкая полуулыбка.
Костлявая рука нищего не успела ухватиться за пирог. Массивная, толстая, покрытая рыжими волосами с тыльной стороны лапища пекаря схватила нищего за запястье, а вторая рука, сведенная в кулак, замахнулась и врезала прямо в улыбающееся лицо беловолосого. Вернее, собиралась врезать, но каким-то образом прошла мимо. Нищий неуловимым движением уклонился от удара, пропустив его сбоку, мимо щеки, а потом Пергин взлетел!
Его громадная туша, отягощенная лишним жиром и совсем не лишними мышцами, ударилась в стену с таким звуком, будто некто огромный кинул в эту самую стену коровью лепешку размером с человека. Пергин только лишь ухнул и сполз на камни мостовой, закатив глаза и побелев как мел. Нищий же широко, счастливо улыбнулся и, взяв из тележки пирог, откусил от него чуть ли не половину.
Пирог исчез в его желудке за считаные секунды. Следом отправился второй, третий беловолосый поглощал еду со скоростью канализационного колодца, выпивающего поток дождевой воды.
Наевшись, он наклонился, принюхиваясь, осторожно взял из тележки кувшин с разведенным водой вином и присосался к нему на несколько секунд. Потом пил еще и еще. Сколько он выпил, зрителям не было видно. Наверное, все-таки не очень много живот-то у него не безразмерный! Точно выпил не все, потому что, когда он пошел дальше по улице, в одной руке он держал тот самый кувшин. В другой руке у него был здоровенный пирог с мясом.
Вот это да! зеленщик вытаращился вслед уходящей фигуре. Ты видел?! Нет ты когда-нибудь видел такое?! Как он его приложил? Я даже не заметил, как он это сделал!
Поднял и кинул, хмуро пояснил приказчик. Ну, теперь ему точно не поздоровится. Повесят и к предсказательнице не ходи! Вон уже стражники бегут! Сейчас повяжут!
Точно. Стражники уже бежали, громыхая по мостовой подкованными сталью сапогами. Их кирасы и шлемы блестели на солнце, начищенные тертым кирпичом (в городской Страже истово следили за чистотой и опрятностью формы), в руках обычные дубинки из черного дерева, окованные медными кольцами. Именно медными (иногда бронзовыми) никому не хочется пачкаться о ржавчину стальных колец. В сезон дождей сталь обязательно покрывается налетом ржавчины, если только не намазать ее маслом. Но масло смывается, да и ходить с масляными пятнами на одежде очень уж нежелательно. Смазочное масло имеет особенность очень быстро и непонятным образом перебираться на праздничную, самую лучшую одежду. Потом замучаешься эти самые пятна выводить!
Беловолосого они догнали быстро, он не успел отойти от места побоища-пожиралища и шагов на двадцать. Похоже, пока пекарь лежал без сознания, кто-то из прохожих или его друзей сообщил стражникам, что некто избил и ограбил брата командира одного из подразделений городской Стражи. Стражники знали пекаря, знали его братца, славящегося совершенно склочным характером и невероятно дурным нравом. И когда бросились на поиски обидчика, честно сказать, рассчитывали на долгую память этого самого командира стражников. По слухам, именно он должен стать заместителем начальника городской Стражи взамен ушедшего на отдых прежнего. Тот оставил службу, предпочтя уехать в столицу, где у него было поместье, и теперь должны назначить нового. И лучше будет, если этот «новый» запомнит, кто же все-таки схватил обидчика его брата!