Ровно год я разбитая копилка счастья, монетка которой похоронена где-то на Кинсел-Грин, место захоронения которой я даже не знаю. Лежа на кровати и слушая раскаты разверзнувшихся небес, я рыдала так, как не рыдала ровно год исступленно. Я вспоминала слова Эмметта о том, что моё присутствие в жизни Мартина было всего лишь попыткой хорошо заработать и, случайно забыв о том, что Эмметт является последней сволочью, я пыталась убедить саму себя в том, что это не так. Это не так! Я ведь смеялась над его шутками потому, что они были смешными, а не потому, что мне платили за смех. Он ведь называл меня тупицей и дразнил не потому, что презирал меня, а потому, что с искренностью друга указывал мне на мои же недостатки, бескорыстно позволяя мне работать над собой. Я ведь любила его! Я его любила, и он меня любил он сам сказал мне об этом за сутки перед уходом. Да, это была своеобразная любовь и теперь, когда на этом свете из нас двоих осталась только я, эта любовь превратилась в гнетущую ношу боли у меня на плечах. Она так сильно давила на меня своим многотонным весом, что я уже забыла, каково это ходить с поднятой головой, чтобы видеть лица рядом идущих, и дышать не рывками, а полной грудью. Сейчас, лежа в своей постели и вспоминая год жизни с Мартином, я как никогда жалела о нелепо растраченном времени, о несказанных словах, о скупых улыбках Я могла ночевать с ним, как он когда-то хотел. Почему я пренебрегла этими часами? Я могла говорить ему о том, что он мне дорог, а не немо думать об этом, предполагая, что этого достаточно. Этого недостаточно! Недостаточно просто знать, что человек тебе дорог этот человек обязательно должен КАЖДЫЙ ДЕНЬ узнавать это от тебя. Я могла чаще улыбаться, а не хихикать в кулак, и чаще заставлять улыбаться его Так почему же Я этого не делала? Почему же Я это упустила? Потому что Я ТУПИЦА! Даже не зная о своем диагнозе, он успел выразить и сказать мне больше, чем я за всё время общения с ним Мы никогда больше не встретимся. У меня больше нет шанса сказать ему, что он для меня больше, чем просто подопечный. Что он мой Друг. Этот ребенок был моим другом. Лучшим. Единственным лучшим другом за всю мою никчемную жизнь. А он об этом даже не узнал. Всё потому, что я тупица
Я уткнулась лицом в подушку и рыдала во весь голос, не боясь того, что дедушка услышит мой вопль под раскаты грома, тем более своим притупившимся слухом. Я была уверена в том, что он также убивается сейчас по бабушке. Он каждый вечер плакал, и вся семья об этом знала, но предпочитала молчать, чтобы не сыпать соль на общую рану. Вот только никто даже не подумал о том, что у деда почти не осталось времени на то, чтобы его рана затянулась прежде, чем он прекратит своё существование. Отчасти я ему даже завидовала. Если бы я была в преклонном возрасте и знала, что в ближайшие годы мои терзания и муки закончатся, после чего я встречусь с дорогим мне человеком, без которого на этом свете у меня скрипят зубы, мне бы дышалось немногим легче. «Мартин Мартин Мартин Как ты там? Надеюсь, тебе лучше, чем мне здесь. Пожалуйста, прости меня за мою тупиковость и дождись меня. Рано или поздно мы встретимся и тогда Что тогда? Я обниму тебя, а ты скажешь мне: Ну и тупица! Только круглая идиотка может реветь в подушку, на которой потом ей же придется спать! Я всегда знал, что ты недалекая и логика у тебя настолько крошечная, что даже Балто превосходит тебя в понимании сущности жизни. Мы все живем, чтобы умереть, так зачем же плакать о том, кто дошел до пункта назначения? Нет, я категорически отказываюсь понимать, почему мой брат принял на работу пустоголовую. Ты ведь воспринимаешь жизнь, как дверь без ручки выход есть, а пользоваться им совершенно не умеешь. Вместо того чтобы пнуть дверь ногой, ты царапаешь её ногтями. Тупица. И прекрати меня обнимать, вдруг это заразно».
Я уткнулась лицом в подушку и рыдала во весь голос, не боясь того, что дедушка услышит мой вопль под раскаты грома, тем более своим притупившимся слухом. Я была уверена в том, что он также убивается сейчас по бабушке. Он каждый вечер плакал, и вся семья об этом знала, но предпочитала молчать, чтобы не сыпать соль на общую рану. Вот только никто даже не подумал о том, что у деда почти не осталось времени на то, чтобы его рана затянулась прежде, чем он прекратит своё существование. Отчасти я ему даже завидовала. Если бы я была в преклонном возрасте и знала, что в ближайшие годы мои терзания и муки закончатся, после чего я встречусь с дорогим мне человеком, без которого на этом свете у меня скрипят зубы, мне бы дышалось немногим легче. «Мартин Мартин Мартин Как ты там? Надеюсь, тебе лучше, чем мне здесь. Пожалуйста, прости меня за мою тупиковость и дождись меня. Рано или поздно мы встретимся и тогда Что тогда? Я обниму тебя, а ты скажешь мне: Ну и тупица! Только круглая идиотка может реветь в подушку, на которой потом ей же придется спать! Я всегда знал, что ты недалекая и логика у тебя настолько крошечная, что даже Балто превосходит тебя в понимании сущности жизни. Мы все живем, чтобы умереть, так зачем же плакать о том, кто дошел до пункта назначения? Нет, я категорически отказываюсь понимать, почему мой брат принял на работу пустоголовую. Ты ведь воспринимаешь жизнь, как дверь без ручки выход есть, а пользоваться им совершенно не умеешь. Вместо того чтобы пнуть дверь ногой, ты царапаешь её ногтями. Тупица. И прекрати меня обнимать, вдруг это заразно».
Я ревела так остервенело и так долго, что почти не замечала, когда именно проваливалась в минутный сон и снова просыпалась с ревом во весь голос. Так продолжалось до часа ночи, пока молнии не стали слишком сильно слепить мои заплаканные глаза, отчего я зажмурила болящие веки с такой силой, что смогла открыть их только утром.
Всю последующую неделю я сидела напротив телевизора и смотрела скачки в компании деда, за исключением тех часов, которые он проводил на кладбище. Дважды за неделю я сходила к бабушке вместе с ним, но на деда было так больно смотреть, что больше я не решалась его сопровождать. Все люди по-своему эгоисты. Большинство пытается избежать боли близкого человека, которая длится больше трех месяцев, потому что за этим просто невыносимо наблюдать, либо попросту становится скучно.
Естественно родители были не в восторге от того, что я не работаю, не учусь и даже не посещаю какие-нибудь курсы по саморазвитию (пусть даже это были бы курсы по макраме). Я прекрасно понимала, что со стороны выгляжу ужасно, сидя напротив телевизора в серой комнатушке и вяло уплетая очередную порцию ванильного мороженого, однако я действительно ничего не могла поделать с тем, что я потеряла вкус к жизни. Мне некуда и не к чему было стремиться. Родители, которые всё своё свободное время проводили с разбитой Эмилией, наверняка глядя на меня считали, будто на их среднюю дочь всего лишь нахлынуло уныние. Только вот это было не уныние. Это была самая настоящая депрессия, которая, как я вдруг неожиданно для себя осознала, поглощала меня на протяжении прошедшего года. Я просыпалась в десять часов, машинально принимала душ и спускалась вниз к деду. К этому времени папа уже был на работе, двойняшки в школе, а мама у Эмилии. Каждый день, в одно и то же время, я медленно пережевывала свой завтрак в виде пары сэндвичей или геркулесовой каши, сваренной на молоке. Моя жизнь свелась к бесцельному существованию и когда я на несколько мгновений выплывала из забвения, мне сразу же хотелось сдохнуть, после чего я снова переключала канал, чтобы уткнуться в очередное шоу для домохозяек. Благо моя депрессия не до конца притупила мой мозг, из-за чего я могла себе позволить смотреть исключительно интеллектуальные передачи. Уже к концу недели я знала, что первый в мире ядерный реактор был построен на стадионе для сквоша в Чикаго, а если наперсток наполнить материей из нейтронной звезды, он будет весить почти сто миллионов тонн. Зачем мне эта информация? Не знаю. Как и не знаю, зачем мне эта жизнь.
Глава 36. Мартин дядя
Суббота началась также, как начинается всякий унылый, не предвещающий ничего день. Утро было промозгло-застывшим, с явным намеком на предстоящий дождь. Проливной дождь закончился пару суток назад, и природа успела высохнуть всего за две ночи, словно готовясь к очередной порции влаги. Серость же за окном была настолько беспросветной, а свинцовые, пористые облака настолько густыми, что создавалось впечатление, будто я оказалась в закупоренной банке, которую задвинули в дальний угол антресоли.
Глава 36. Мартин дядя
Суббота началась также, как начинается всякий унылый, не предвещающий ничего день. Утро было промозгло-застывшим, с явным намеком на предстоящий дождь. Проливной дождь закончился пару суток назад, и природа успела высохнуть всего за две ночи, словно готовясь к очередной порции влаги. Серость же за окном была настолько беспросветной, а свинцовые, пористые облака настолько густыми, что создавалось впечатление, будто я оказалась в закупоренной банке, которую задвинули в дальний угол антресоли.
С утра дедушка впервые добровольно решил выбраться из дома не для того, чтобы в очередной раз отправиться на кладбище. Он пошел к Дэвиду и Саманте, которые на протяжении последних пары дней разрывались между желанием оттащить меня от телевизора и желанием утешить Эмилию, которая заперлась в своей спальне, не желая ни с кем общаться дольше десяти минут.
Двойняшки уехали на выходные в Лондон с детской командой по волейболу, родители забрали Балто и Герду с собой к Эмилии, а я впервые за долгое время с утра пораньше осталась наедине с собой. Часы показывали начало десятого, телевизор транслировал новости, а моя жизнь казалась мне мрачнее ночи. Из утренних новостей я узнала о том, что в пригороде Лондона предотвращен теракт, курица из Йоркшира снесла самое крупное куриное яйцо в Британии, побив при этом пятилетний рекорд своей предшественницы, а в Ирландии зафиксирована самая дождливая неделя апреля. Ежедневный просмотр утренних новостей позволял мне убеждаться в том, что жизнь не остановилась она бурлит, ловко огибая моё существование.
Накрывшись серым хлопковым пледом, я сидела на диване в своём уголке, смотря документальный сериал «История жизни» и доедая чипсы со вкусом сметаны с луком, как вдруг в дверь раздался звонок. С надеждой на то, что незваный гость уйдет, я с тяжестью выдохнула, совершенно не желая вставать со своего теплого места. Однако прошла минута, а в дверь всё еще настойчиво звонили. Неохотно сбросив с себя плед, я положила упаковку с недоеденными чипсами на журнальный стол и направилась к двери. Откровенно говоря, я была уверена в том, что это Тайлер. Он явился сюда на следующее утро после того, как не дождался меня у бара и узнал от Тома о том, что я уволена. Естественно ему пришлось разговаривать с отцом, так как на тот момент я с мамой были у Эмилии, но со слов папы я прекрасно поняла, что парень настроен серьезно. На фоне депрессии я игнорировала назойливые звонки и смс от этого парня, поэтому когда у меня, наконец, разрядился телефон, я даже обрадовалась этому факту, закинув надоедливый мобильный под кровать. Естественно Тайлера не устраивало молчание с моей стороны, и он явился на порог моего дома уже в понедельник. На сей раз я решила быть с ним откровенной на сто процентов и призналась в том, что он мне не нравится как парень, а друзей я заводить пока не хочу. Я думала, что всё ему разъяснила в спокойной обстановке и сделала это вполне доходчиво, однако вчера он снова объявился, на сей раз чтобы пригласить меня в кино. Что-то промямлив про то, что у меня нет настроения, я отказалась, попросив его не приходить ко мне хотя бы неделю, и вот он снова звонил в дверь. Всеми фибрами своей души я сейчас хотела забаррикадировать дверь огромным шкафом, но такового поблизости не было. После очередного хриплого звонка у папы всё никак не доходили руки в очередной раз починить его я набрала полные легкие воздуха и, наконец, открыла дверь.