Это неправда.
Я вам говорю, вымерли. Я сам видел трупы. Почерневшие тела в комнатах, во всех домах, и все мертвые. Тысячи тел.
Что за вздор, мы живы!
Мистер, всех ваших скосила эпидемия. Странно, что вам это неизвестно. Вы каким-то образом спаслись.
Я не спасся, не от чего мне было спасаться. О чем это вы говорите? Я еду на праздник у канала возле Эниальских гор. И прошлую ночь был там. Вы разве не видите город? Марсианин вытянул руку, показывая.
Томас посмотрел и увидел развалины.
Но ведь этот город мертв уже много тысяч лет!
Марсианин рассмеялся:
Томас посмотрел и увидел развалины.
Но ведь этот город мертв уже много тысяч лет!
Марсианин рассмеялся:
Мертв? Я ночевал там вчера!
А я его проезжал на той неделе, и на позапрошлой неделе, и вот только что, там одни развалины! Видите разбитые колонны?
Разбитые? Я их отлично вижу в свете луны. Прямые, стройные колонны.
На улицах ничего, кроме пыли, сказал Томас.
Улицы чистые!
Каналы давно высохли, они пусты.
Каналы полны лавандового вина!
Город мертв.
Город жив! возразил марсианин, смеясь еще громче. Вы решительно ошибаетесь. Видите, сколько там карнавальных огней? Там прекрасные челны, изящные, как женщины, там прекрасные женщины, изящные, как челны, женщины с кожей песочного цвета, женщины с огненными цветками в руках. Я их вижу, вижу, как они бегают вон там, по улицам, такие маленькие отсюда. И я туда еду, на праздник, мы будем всю ночь кататься по каналу, будем петь, пить, любить. Неужели вы не видите?
Мистер, этот город мертв, как сушеная ящерица. Спросите любого из наших. Что до меня, то я еду в Грин-Сити новое поселение на Иллинойсском шоссе, мы его совсем недавно заложили. А вы что-то напутали. Мы доставили сюда миллион квадратных футов досок лучшего орегонского леса, несколько десятков тонн добрых стальных гвоздей и отгрохали два поселка глаз не оторвешь. Как раз сегодня спрыскиваем один из них. С Земли прилетают две ракеты с нашими женами и невестами. Будут народные танцы, виски
Марсианин встрепенулся:
Вы говорите в той стороне?
Да, там, где ракеты. Томас подвел его к краю бугра и показал вниз. Видите?
Нет.
Да вон же, вон, черт возьми! Такие длинные серебристые штуки.
Не вижу.
Теперь рассмеялся Томас:
Да вы ослепли!
У меня отличное зрение. Это вы не видите.
Ну хорошо, а новый поселок вы видите? Или тоже нет?
Ничего не вижу, кроме океана, и как раз сейчас отлив.
Уважаемый, этот океан испарился сорок веков тому назад.
Ну знаете, это уж чересчур.
Но это правда, уверяю вас!
Лицо марсианина стало очень серьезным.
Постойте. Вы в самом деле не видите города, как я его вам описал? Белые-белые колонны, изящные лодки, праздничные огни я их так отчетливо вижу! Вслушайтесь! Я даже слышу, как там поют. Не такое уж большое расстояние.
Томас прислушался и покачал головой:
Нет.
А я, продолжал марсианин, не вижу того, что описываете вы. Как же так?..
Они снова зябко вздрогнули, точно их плоть пронизало ледяными иглами.
А может быть?..
Что?
Вы сказали «с неба»?
С Земли.
Земля название, пустой звук произнес марсианин. Но час назад, когда я ехал через перевал Он коснулся своей шеи сзади. Я ощутил
Холод?
Да.
И теперь тоже?
Да, снова холод. Что-то было со светом, с горами, с дорогой что-то необычное. И свет, и дорога словно не те, и у меня на мгновение появилось такое чувство, будто я последний из живущих во Вселенной
И со мной так было! воскликнул Томас взволнованно; он как будто беседовал с добрым старым другом, доверяя ему что-то сокровенное.
Марсианин закрыл глаза и снова открыл их.
Тут может быть только одно объяснение. Все дело во Времени. Да-да. Вы создание Прошлого!
Нет, это вы из Прошлого, сказал землянин, поразмыслив.
Как вы уверены! Вы можете доказать, кто из Прошлого, а кто из Будущего? Какой сейчас год?
Две тысячи тридцать третий!
Что это говорит мне?
Томас подумал и пожал плечами:
Ничего.
Все равно что я бы вам сказал, что сейчас 4 462 853 год по нашему летосчислению. Слова ничто, меньше, чем ничто! Где часы, по которым мы бы определили положение звезд?
Но развалины доказательство! Они доказывают, что я Будущее. Я жив, а вы мертвы!
Все мое существо отвергает такую возможность. Мое сердце бьется, желудок требует пищи, рот жаждет воды. Нет, никто из нас ни жив, ни мертв. Впрочем, скорее жив, чем мертв. А еще вернее мы с вами посередине. Вот: два странника, которые встретились ночью в пути. Два незнакомца, у каждого своя дорога. Вы говорите, развалины?
Да. Вам страшно?
Кому хочется увидеть Будущее? И кто его когда-либо увидит? Человек может лицезреть Прошлое, но чтобы Вы говорите, колонны рухнули? И море высохло, каналы пусты, девушки умерли, цветы завяли? Марсианин смолк, но затем снова посмотрел на город. Но вон же они! Я их вижу. И мне этого достаточно. Они ждут меня, что бы вы ни говорили.
Кому хочется увидеть Будущее? И кто его когда-либо увидит? Человек может лицезреть Прошлое, но чтобы Вы говорите, колонны рухнули? И море высохло, каналы пусты, девушки умерли, цветы завяли? Марсианин смолк, но затем снова посмотрел на город. Но вон же они! Я их вижу. И мне этого достаточно. Они ждут меня, что бы вы ни говорили.
Точно так же вдали ждали Томаса ракеты, и поселок, и женщины с Земли.
Мы никогда не согласимся друг с другом, сказал он.
Согласимся не соглашаться, предложил марсианин. Прошлое, Будущее не все ли равно, лишь бы мы оба жили, ведь то, что придет вслед за нами, все равно придет завтра или через десять тысяч лет. Откуда вы знаете, что эти храмы не обломки вашей цивилизации через сто веков? Не знаете. Ну так и не спрашивайте. Однако ночь коротка. Вон рассыпался в небе праздничный фейерверк, взлетели птицы.
Томас протянул руку. Марсианин повторил его жест.
Их руки не соприкоснулись они растворились одна в другой.
Мы еще встретимся?
Кто знает? Возможно, когда-нибудь.
Хотелось бы мне побывать с вами на вашем празднике.
А мне попасть в ваш новый поселок, увидеть корабль, о котором вы говорили, увидеть людей, услышать обо всем, что случилось.
До свидания, сказал Томас.
Доброй ночи.
Марсианин бесшумно укатил в горы на своем зеленом металлическом экипаже, землянин развернул свой грузовик и молча повел его в противоположную сторону.
Господи, что за сон! вздохнул Томас, держа руки на баранке и думая о ракетах, о женщинах, о крепком виски, о вирджинских плясках, о предстоящем веселье.
«Какое странное видение!» мысленно произнес марсианин, прибавляя скорость и думая о празднике, каналах, лодках, золотоглазых женщинах, песнях
Ночь была темна. Луны зашли. Лишь звезды мерцали над пустым шоссе. Ни звука, ни машины, ни единого живого существа, ничего. И так было до конца этой прохладной темной ночи.
Октябрь 2033
Берег
Марс был словно дальний берег океана, люди волнами растекались по нему. Каждая волна не похожа на предыдущую, одна мощнее другой. Первая принесла людей, привычных к просторам, холодам, одиночеству, худых, сухощавых старателей и пастухов, лица у них иссушены годами и непогодами, глаза как шляпки гвоздей, руки, одубевшие, как старые перчатки, готовы взяться за что угодно. Марс был им нипочем, они выросли на равнинах и в прериях, таких же безбрежных, как марсианские поля. Они обживали голое место, так что другим было уже легче решиться. Остекляли пустые рамы, зажигали в домах огни.
Они были первыми мужчинами на Марсе.
Каковы будут первые женщины знали все.
Со второй волной надо было бы доставить людей иных стран, со своей речью, своими идеями. Но ракеты были американские, и прилетели на них американцы, а Европа и Азия, Южная Америка, Австралия и Океания только смотрели, как исчезают в выси «римские свечи». Мир был поглощен войной или мыслями о войне.
Так что вторыми тоже были американцы. Покинув мир многоярусных клетушек и вагонов подземки, они отдыхали душой и телом в обществе скупых на слова мужчин из степных штатов, знающих цену молчанию, которое помогало обрести душевный покой после долгих лет толкотни в каморках, коробках, туннелях Нью-Йорка.
И были среди вторых такие, которым, судя по их глазам, чудилось, будто они возносятся к Господу Богу
Ноябрь 2033
Огненные шары [5]
Пламя расплескалось над сонными лужайками. Искры озарили лица дядюшек и тетушек. Опадали шутихи в сияющих карих глазах двоюродных братьев, и отгоревшие угли сыпались где-то вдалеке на сухую траву.
Преподобный отец Джозеф Дэниель Перегрин открыл глаза. Какой сон: он, и его родные, и огневая потеха над старинным дедушкиным домом в Огайо так давно!
Он лежал, вслушиваясь в гулкую соборную тишину. В соседних кельях покоятся его товарищи не мнится ли и им перед стартом звездолета «Распятие», что настало Четвертое июля? Да. Точно на заре Дня независимости ты, задыхаясь, ждешь первого фейерверка и с охапками громовых чудес выбегаешь на росистую мостовую.
Так и они, епископальные священники, затаили дыхание, прежде чем ринуться к Марсу, оставляя в бархатном соборе пространства ладанный след.
Стоило ли нам лететь? прошептал отец Перегрин. Не на Земле ли нам должно искупать свои грехи? Не от своих ли судеб мы бежим?
Он поднялся; тело его двигалось медленно, вспоминая о клубнике, молоке и бифштексах.
Или это простая леность? размышлял он. Или меня страшит мой путь?
Он шагнул под острые иглы душа.
Но я отволоку тебя на Марс, тело мое, говорил он себе. Старые грехи оставим позади. А на Марсе найдем новые?
Мысль почти восхитительная. Грехи, дотоле невообразимые. Не он ли сам написал статью «Проблемы греха в иных мирах», пусть ее и отвергали как недостаточно серьезную братья по вере?
Всего лишь прошлым вечером, за последней сигарой, они с отцом Стоуном обсуждали ее.
На Марсе, говорил сияющий отец Перегрин, грех может оказаться добродетелью. И нам должно остерегаться добрых дел, ибо каждое из них может оказаться грешным! Потрясающе! Уже много веков миссионеров не ожидало столько приключений!
Грех, сухо ответил отец Стоун, я распознаю и на Марсе.
О, мы, священники, как лакмусовая бумажка, краснеем в присутствии греха, отпарировал отец Перегрин. Но что, если марсианская химия не позволит нам менять цвет? Если на Марсе есть иные чувства, то должны быть и незнакомые грехи.
Без злого умысла нет ни греха, ни кары так говорил Господь, ответил отец Стоун.
На Земле согласен. Но что, если на Марсе грех оставляет свое зло в подсознании, сохраняя мысли и разум человека в беззлобном неведении? Что тогда?