Девицы уже спали, только миссис Тишер одиноко бодрствовала, поджидая новую пансионерку. Их тут же познакомили, а так как для новенькой была отведена комната, смежная с комнатой Розы, то после кратких напутствий Елену оставили на попечении подруги и простились с обеими до утра.
Какое счастье, милочка, с облегчением сказала Елена. Весь день я боялась этой минуты думала, как-то я встречусь с целой толпой молодых девиц.
Нас не так уж много, ответила Роза. И мы, в общем, добрые девочки. Я не говорю о себе, но за остальных могу поручиться.
А я могу поручиться за вас, рассмеялась Елена, заглядывая своими черными огненными глазами в хорошенькое личико Розы и нежно обнимая ее хрупкий стан. Мы с вами будем друзьями, да?
Ах, я бы очень хотела! Но только ведь это смешно, я и вдруг ваша подруга!
Почему?
Ну я же такая каплюшка, а вы красавица, умница, настоящая женщина. Вы такая сильная и решительная, вы одним пальцем можете меня смять. Рядом с вами я ничто.
Дорогая моя, я совсем необразованна и очень дурно воспитана ничего не знаю из того, что полагается знать девушке, ничего не умею! Я очень хорошо понимаю, что всему еще должна учиться, и горько стыжусь своего невежества.
И однако, признаетесь мне в этом!
Что делать, милочка, никто не может противиться вашему обаянию.
Ах, значит, все-таки есть во мне обаяние? не то в шутку, не то всерьез проговорила Роза, надув губки. Жаль, что Эдди этого не чувствует.
Об отношениях Розового Бутончика к этому молодому человеку Елену, конечно, уже успели осведомить в Доме младшего каноника.
Да как он смеет!.. воскликнула Елена с горячностью, которая не сулила ничего доброго Эдвину в случае, если бы он посмел. Он должен любить вас всем сердцем!
Да он, пожалуй, и любит, протянула Роза, снова надувая губки. Я его ни в чем не могу упрекнуть. Может быть, я сама виновата. Может быть, я не так мила с ним, как мне бы следовало. И даже наверное. Но все это так смешно!
«Что смешно?» взглядом спросила Елена.
Мы смешны, ответила Роза на ее немой вопрос. Мы такая смешная парочка. И мы вечно ссоримся.
Почему?
Ну потому, что мы знаем, что мы смешны. Роза сказала это таким тоном, как будто дала исчерпывающее объяснение.
Секунду Елена испытующе глядела ей в лицо, потом протянула к ней руки.
Ты будешь моим другом и поможешь мне? сказала она.
Господи, милочка, конечно, откликнулась Роза с детской ласковостью, проникшей в самое сердце Елены. Я постараюсь быть тебе верной подругой, насколько такая пичужка, как я, может быть другом такого гордого существа, как ты. Но и ты тоже помоги мне. Я сама себя не понимаю, и мне очень нужен друг, который бы меня понял.
Елена Ландлес поцеловала ее и, не отпуская ее рук, спросила:
Кто такой мистер Джаспер?
Роза отвернула головку и проговорила, глядя в сторону:
Дядя Эдвина и мой учитель музыки.
Ты его не любишь?
Ух! Она закрыла лицо руками, содрогаясь от страха или отвращения.
А ты знаешь, что он влюблен в тебя?
Не надо, не надо!.. вскричала Роза, падая на колени и прижимаясь к своей новой защитнице. Не говори об этом! Я так его боюсь. Он преследует меня как страшное привидение. Я нигде не могу укрыться от него. Стоит кому-нибудь назвать его имя, и мне чудится, что он сейчас пройдет сквозь стену. Она испуганно оглянулась, словно и в самом деле боялась увидеть его в темном углу за своей спиной.
Все-таки постарайся, милочка, еще рассказать о нем.
Да, да, я постараюсь. Я расскажу. Потому что ты такая сильная. Но ты держи меня крепко и после не оставляй одну.
Деточка моя! Ты так говоришь, словно он осмелился угрожать тебе.
Он никогда не говорил со мной об этом. Никогда.
А что же он делал?
Он только смотрел на меня и я становилась его рабой. Сколько раз он заставлял меня понимать его мысли, хотя не говорил ничего, сколько раз он приказывал мне молчать, хотя не произносил ни слова. Когда я играю, он не отводит глаз от моих пальцев; когда я пою, он не отрывает взгляда от моих губ. Когда он меня поправляет и берет ноту или аккорд или проигрывает пассаж он сам в этих звуках, он шепчет мне о своей страсти и запрещает выдавать его тайну. Я никогда не смотрю ему в глаза, но я все равно их вижу, он меня заставляет. Даже когда они у него вдруг тускнеют (это бывает) и он словно куда-то уходит, в какую-то страшную грезу, где творятся я не знаю какие ужасы, даже тогда он держит меня в своей власти: я все понимаю, что с ним происходит, и все время чувствую, что он сидит рядом и угрожает мне. Как я его тогда боюсь!
Да что же это за угроза, деточка? Чем он грозит?
Не знаю. Я никогда не решалась даже подумать об этом.
И сегодня вечером так было?
Да. Только еще хуже. Сегодня, когда я пела, а он смотрел на меня, я не только боялась, мне было стыдно и мерзко. Как будто он целовал меня, а я ничего не могла сделать вот тогда я и закричала Только, ради Бога, никому ни слова об этом! Эдди так к нему привязан. Но ты сказала сегодня, что не испугалась бы его ни при каких обстоятельствах, вот я и набралась смелости рассказать, но только тебе одной. Держи меня крепче! Не уходи! А то я умру от страха!
Яркое смуглое лицо склонилось над прижавшейся к коленям подруги светлой головкой, густые черные кудри, как хранительный покров, ниспали на полудетские руки и плечики. В черных глазах зажглись странные отблески как бы дремлющее до поры пламя, сейчас смягченное состраданием и любовью. Пусть побережется тот, кого это ближе всех касается!
Глава VIII
Кинжалы обнажены
Оба молодых человека, проводив дам, еще минуту стоят у запертых ворот Женской Обители: медная дощечка вызывающе сверкает в лунном свете, как будто дряхлый щеголь, о котором уже шла речь, дерзко уставил на них свой монокль; молодые люди смотрят друг на друга, потом на уходящую вдаль, озаренную луной улицу и лениво направляются обратно к собору.
Вы еще долго здесь прогостите, мистер Друд? говорит Невил.
На этот раз нет, небрежно отвечает Эдвин. Завтра возвращаюсь в Лондон. Но я еще буду приезжать время от времени до середины лета. А тогда уж распрощаюсь с Клойстергэмом и с Англией и, должно быть, надолго.
Думаете уехать в чужие края?
Да, собираюсь немножко расшевелить Египет, снисходительно роняет молодой инженер.
А сейчас изучаете какие-нибудь науки?
А сейчас изучаете какие-нибудь науки?
Науки! с оттенком презрения повторяет Эдвин. Нет, я не корплю над книгами. Это не по мне. Я действую, работаю, знакомлюсь с машинами. Мой отец оставил мне пай в промышленной фирме, в которой был компаньоном; и я тоже займу в ней свое скромное место, когда достигну совершеннолетия. А до тех пор Джек вы его видели за обедом мой опекун и попечитель. Это для меня большая удача.
Я слышал от мистера Криспаркла и о другой вашей удаче.
А что вы, собственно, этим хотите сказать? Какая еще удача?
Невил сделал свое замечание с той характерной для него манерой, которая уже была отмечена мистером Криспарклом, с вызовом и вместе как-то настороженно, что делало его похожим одновременно и на охотника, и на того, за кем охотятся. Но ответ Эдвина был так резок, что выходил уже из границ вежливости. Оба останавливаются и мерят друг друга неприязненными взглядами.
Надеюсь, мистер Друд, говорит Невил, для вас нет ничего оскорбительного в моем невинном упоминании о вашей помолвке?
А черт! восклицает Эдвин и снова, уже учащенным шагом, идет дальше. В этом болтливом старом городишке каждый считает своим долгом упомянуть о моей помолвке. Удивляюсь еще, что какой-нибудь трактирщик не догадался намалевать на вывеске мой портрет с подписью: «Жених». Или Кискин портрет с подписью: «Невеста».
Я не виноват, снова заговаривает Невил, что мистер Криспаркл, вовсе не делая из этого секрета, рассказал мне о вашей помолвке с мисс Буттон.
Да, в этом вы, конечно, не виноваты, сухо подтверждает Эдвин.
Но я виноват, продолжает Невил, что заговорил об этом с вами. Я не знал, что это для вас обидно. Мне казалось, что вы можете этим только гордиться.
Две любопытные черточки человеческой природы проявляются в этом словесном поединке и составляют его тайную подоплеку. Невил Ландлес уже неравнодушен к Розовому Бутончику и поэтому негодует, видя, что Эдвин Друд (который ее не стоит) так мало ценит свое счастье. А Эдвин Друд уже неравнодушен к Елене и поэтому негодует, видя, что ее брат (который ее не стоит) так высокомерно обходится с ним, Эдвином, и, судя по всему, ни в грош его не ставит.
Однако это последнее язвительное замечание требует ответа. И Эдвин говорит:
Я не уверен, мистер Невил (он заимствует это обращение у мистера Криспаркла), что если человек чем-то гордится больше всего на свете, так уж он должен кричать об этом на всех перекрестках. И я не уверен, что если он чем-то гордится больше всего на свете, то ему так уж приятно, когда об этом судачит всякий встречный и поперечный. Но я до сих пор вращался главным образом в деловых кругах, где мыслят просто, и я могу ошибаться. Это вам, ученым, полагается все знать, ну и вы, конечно, все знаете.
Теперь уж оба кипят гневом Невил открыто, Эдвин Друд притворяясь равнодушным и то напевая модный романс, то останавливаясь, чтобы полюбоваться живописными эффектами лунного освещения.
Мне кажется, говорит наконец Невил, что это не слишком учтиво с вашей стороны насмехаться над чужестранцем, который, не имея преимуществ вашего воспитания, приехал сюда в надежде наверстать потерянное время. Но я, правда, никогда не вращался в деловых кругах мои понятия об учтивости слагались среди язычников.
Самая лучшая форма учтивости, независимо от того, где человек воспитывался, возражает Эдвин, это не совать нос в чужие дела. Если вы покажете мне пример, обещаю ему последовать.
А не слишком ли много вы на себя берете? раздается ему в ответ. Знаете ли вы, что в той части света, откуда я прибыл, вас за такие слова притянули бы к ответу?
Кто бы это, например? спрашивает Эдвин, круто останавливаясь и окидывая Невила надменным взглядом.
Но тут на его плечо неожиданно ложится чья-то рука Джаспер стоит между ними. Он, видно, бродил где-то возле Женской Обители, скрытый в тени домов, и теперь незаметно подошел сзади.
Нэд, Нэд! говорит он. Довольно! Мне это не нравится. Я слышал резкие слова! Вспомни, мой дорогой мальчик, что ты сейчас как бы в положении хозяина. Ты не чужой в этом городе, а мистер Невил здесь гость, так не забывай же о долге гостеприимства. А вы, мистер Невил, при этом он кладет другую руку на плечо юноши, и так они идут дальше, те двое по бокам, Джаспер посередине, вы меня простите, но я и вас попрошу быть сдержаннее. Что тут у вас произошло? Но к чему спрашивать? Ничего, конечно, не произошло, и никаких объяснений не нужно. Мы и так понимаем друг друга, и отныне между нами мир. Так, что ли?