Заметил слева какие-то постройки, обошел их стороной. К утру изрядно устал, хотелось есть. Жажду утолял снегом. Сколько километров прошагал и где сейчас находится, не знал. Когда начало светать, решил найти укромное место, передохнуть, а утром определиться с положением. Вовремя попался неглубокий овраг, спустился туда. Со стороны его не видно. Сел в снег, спиной на заснеженный склон оперся. Устал, глаза сами закрывались, но спать себе не позволял, не чувствовал себя в безопасности. Как рассвело, выбрался наполовину, осмотрелся. Километрах в двух длинные постройки, похоже коровник колхозный. Наблюдать решил, а из коровника люди вышли, строем по дороге направились. Из-за дальности невозможно различить цвет шинелей, принадлежность к армии. Немцы или русские?
Решил не рисковать, обойти стороной. По оврагу, по дну его, проваливаясь в снег по пояс, прошел до конца. На земле снега по щиколотку, а в углублениях полно. Выбрался на ровную поверхность, впереди бывшая МТС, машинно-тракторная станция. Остов «Фордзон Путиловца» на бревенчатых подпорках, мастерская с распахнутыми воротами. Вытащил пистолет из кобуры, взвел курок, подошел, заглянул в ворота. Есть полузанесенные снегом следы. День или два назад здесь кто-то был. И по следам понять нельзя от немецких сапог или наших кирзачей? А то и вовсе гражданских ботинок? Сзади щелчок затвора и окрик:
Оружие брось и руки вверх.
Голос мужской и приказ на русском языке отдан. Красноармеец или полицай?
Пистолет бросил, поднял руки, медленно поворачиваться стал. Молодой парень в белом маскировочном халате, в руках отечественная «трехлинейка». Невозможно понять, кто он.
Эй, дядя! Ты кто? спросил парень.
Летчик, сбили меня, к своим пробираюсь.
Ха! Да ты уже километра три от передовой ушел. Ну-ка, десять шагов назад!
Пришлось подчиниться. Парень подошел к пистолету, поставил курок на предохранительный взвод, сунул оружие в карман.
А теперь шагай вперед. И руки не опускай, чтобы я видел.
На взгляд Андрея, парень конвоировал его неграмотно. Иногда почти утыкался стволом винтовки в спину. Подготовленный человек, тот же диверсант из «Бранденбурга-800» или войсковой разведки врага, обезоружил бы парня моментально. Стоит сделать резкий поворот, ударить по стволу винтовки вниз, а потом кулаком в кадык и все дела. Но зачем? Похоже не полицай, они маскировочных костюмов не носят. Подошли к деревне, парень завел его в избу. За столом молодой лейтенант сидит и политрук, завтракают.
Разрешите доложить? Задержал неизвестного, говорит летчик, сбили его. Вот его оружие.
Парень положил на стол «ТТ».
Летчик говоришь? Документы!
Ни документов при себе у Андрея не было, ни орденов на гимнастерке. Перед вылетом сдавали парторгу эскадрильи.
Нет у меня, перед вылетом сдал.
Врешь, морда фашистская! вскочил политрук.
Вы свяжитесь со штабом моего полка. Леденец моя фамилия. Майор Леденец.
Андрей назвал номер дивизии и полка.
Указывать мне будешь? Коновалов, запри его в бане и охраняй.
Боец отвел его в баню на заднем дворе, запер дверь, сам на крыльце остался. В бане, давно не топленной, как хозяева деревню покинули, не теплее, чем на улице. Потолок и стены в инее. Андрей уселся на лавку, а через некоторое время улегся, сказывалась бессонная ночь, нервное напряжение. Все же не каждый день сбивают, а для летчика прыжок с парашютом настоящий стресс. Сразу уснул. Проснулся от холода. В предбаннике оконце маленькое без стекла, ветер задувал. Поднялся, постучал в дверь. Караульный был прежний, он по голосу бойца узнал.
В туалет отведи, по уставу положено.
Минута тишины, потом дверь распахнулась.
В туалет отведи, по уставу положено.
Минута тишины, потом дверь распахнулась.
Иди, только шаг в сторону сделаешь застрелю.
Назад возвращались, как на крыльцо избы вышел пехотный лейтенант.
Коновалов, веди летчика сюда!
Есть!
Андрей снова в избу вошел. Лейтенант молча вернул ему пистолет.
За вами приедут, можете располагаться. Коновалов свободен!
Андрей на лавку сел. Все же в избе относительно теплее и не дует, как в бане.
Товарищ майор, кушать хотите?
А еще бы выпил, продрог я. Полтора суток на улице.
Все, что могу.
Лейтенант нарезал черного хлеба, подвинул котелок с перловой кашей и чай. Самое главное и каша и чай горячие. Андрей съел быстро. Лейтенант затянулся папиросой, протянул пачку Андрею.
Не курю.
Лейтенант из фляжки разлил по кружкам водку, щедро, граммов по двести. После еды хорошо водка пошла, корочкой хлебной закусил.
Машину за вами обещали прислать в штаб полка. Но туда еще идти надо, к нам не проехать.
Я готов!
Андрей поднялся. Лейтенант сходил в соседнюю избу, вернулся с сержантом.
Гаврилюк сопроводит.
Спасибо, пехота.
Вы уж извините за баню.
Бывает.
Уже хорошо, что не расстреляли. В сорок первом к стенке ставили вообще без вины, по одному подозрению. Во-первых, психоз был, со страниц газет все время вещали о скрытых врагах, о бдительности. Во-вторых, в сорок первом настоящих диверсантов хватало. Резали телефонные линии, организовывали взрывы, поднимали панику. Стоило в скоплении народа закричать «танки!», как толпа в ужасе, сметая все, разбегалась.
Танкобоязнь была страшная. Танки охватывали клещами, а бороться с ними нечем.
Идти с провожатым пришлось около получаса. Штаб пехотного полка располагался в деревне. У избы два мотоцикла с колясками и полуторка. На двери грузовика бортовой номер знакомый «Б2-42-54». Полуторка принадлежала политотделу, на ней привозили из штаба дивизии многотиражную газету, письма. И точно. В канцелярии комиссар полка сидит. При виде Андрея встал, руку протянул.
Мы уж думали погиб!
Стало быть жить долго буду.
Поехали.
Комиссар сел в кабину. Андрей в кузове устроился на лавке за кабиной. Кузов наполовину брезентом накрыт. При езде ветер сильный задувал. Ехать долго пришлось, часа полтора. А на истребителе четверть часа лета.
В эскадрилье встречали его восторженно. Каждый из летчиков мог быть на его месте. Поэтому слушали о том, как выбирался с оккупированной территории, с интересом. Не успел он завершить разговор, посыльный вызвал его к контрразведчику. Нечто подобное Андрей ожидал. Хоть и не по своей воле, он находился на оккупированной территории. Такой факт были обязаны указать в анкете в обязательном порядке. Органы контрразведки подозревали всех. А вдруг немцы успели его завербовать? Выпустит ночью ракеты сигнальные в сторону стоянки самолетов, а ее сразу разбомбят. Или во время боевого вылета перелетит на вражеский аэродром и выложит все сведения об авиаполке или дивизии.
Были такие случаи, но единичные, а миллионы воевали честно, до последнего патрона, до последнего дыхания. Не верил Сталин своему народу, и органы НКВД действовали по его указке. Впрочем, он и НКВД не верил. До войны менял руководителей, чтобы не успели власть обрести, компромат на руководство собрать. И во время войны Берия хоть и остался во главе НКВД, однако властью пришлось делиться с вновь образованным СМЕРШем. Тогда и родилась система сдержек и противовесов, которой пользовались почти все руководители СССР после Сталина.
Контрик сначала выслушал Андрея, потом обязал написать докладную, под предлогом уточнения переспрашивал детали и не один раз, пытался подловить на нестыковках. По мнению Андрея нелогично. Хотел бы сдаться, сразу перешел к немцам, а не рисковал, переходя передовую. Помучил часа два и отпустил.
Андрей временно «безлошадный», как называли летчиков без самолетов. Побрел в столовую, съел две тарелки супа, соскучился по горячей пище. А потом отсыпаться. Землянка для летчиков на окраине аэродрома, в ней печка-буржуйка горит постоянно. Стоит ей погаснуть, и через час холодно, все тепло через трубу вытягивает. На такую печь дров не напасешься. Позже приспособились, вернее подсказали механики. В ведре с керосином или соляркой замачивали на несколько часов кирпич от разрушенных зданий. Потом в печи они горели долго, давали ровный жар, и одного кирпича хватало на час-полтора. Век живи век учись, не зря поговорку придумали. Однако нет худа без добра. На несколько дней Андрей получил отдых. Ел, спал, отирался возле штаба в попытке узнать, что ожидает «безлошадников».
Кроме него в полку были еще трое пилотов без своих машин. В боях самолеты их изрешетили так, что едва дотянули до аэродрома. После осмотра механики вынесли вердикт под списание. Кое-какие детали сняли на запчасти. Двигатели свой ресурс выработали, только и сняли что вооружение и колеса. Моторесурс у моторов М-105ПА всего 125 часов, фактически на тридцать вылетов. Часто и этот ресурс не вырабатывался по причине гибели самолета. Военная техника при боевых действиях долго не живет. Танковая дивизия рассчитана на полчаса-час в атаке. Потому техника дешевая, пусть немного уступающая технике противника, востребована. У немцев танки и самолеты значительно дороже в производстве, чем наши, но и моторесурс больше, как и тактико-технические характеристики.
«Як-1» в производстве стоил заводу 158 300 руб., а закупочная цена Наркомата авиапрома была 310 000 руб. кстати, 150 тысяч стоил «Т-34» в сорок третьем году, после доработок и усовершенствования. А первоначальная его цена была 250 тысяч. Снизить цену удалось за счет конструкторских и технологических решений. Академик Патон внедрил автоматическую сварку, отказались от обрезиненных катков в пользу металлических с внутренней амортизацией. И таких нововведений было много. Танк стал надежнее, проще, дешевле и менее трудозатратным. Тоже важное обстоятельство. На сборку «Як-1» тратили 567 человеко-часов. И это при том, что многие узлы приходили готовыми вооружение, моторы, винты, колеса, бронестекла, бронеспинки, приборы и многое другое.
Многое зависело еще от объема выпуска. Чем больше объем, тем меньше цена. Деньги играли важную роль. О финансах и банках во время войны известно немного. Деньги любят тишину. Но еще Бонапарт Наполеон говорил: «Для победы в войне нужны три условия деньги, деньги и еще раз деньги!» О стоимости вооружения и боевой техники мало кто задумывается, меж тем стоит узнать.
Так, автомат «ППШ» в 1941 году стоил 500 рублей, а в 1943-м 142 рубля, выпущено всего было 6 млн штук. А немецкий «МР-40» стоил 40 рейхсмарок, пистолет «Вальтер-Р-38» 31 марку, карабин «Маузер 98К» 70 марок, пистолет «Люгер 08», больше известный как «Парабеллум», 18 марок, а продавался Вермахту заводом за 32 марки. Маржа, прибыль, без нее ни одно предприятие не обходится.