Они стояли надо мной и делали мне очень грустно.
А давайте я просто посплю? Мне поможет.
Я старалась сипеть очень убедительно, хотя сама не знала, поможет это или нет. Раньше я еще не болела. Горячий нос и легкий озноб не в счет.
Хорошая идея, оживилась Ная. А я тебя погрею!
Нет! каркнула я, с ужасом глядя на волчицу.
Я слабая, больная, несчастная рагра! Я и так мучаюсь, зачем мучить меня еще больше?
Почему это?
Ная, ей нужен покой, со знанием дела заметил Илис. Конечно, его когда-то тоже пинали во сне, он знает, чего стоит ждать от волчицы. А ты и покой как бы это сказать Не совсем совместимы.
Ная обиделась, отвернулась от нас и проворчала, сложив руки на груди:
Сам тогда ее грей.
Да! обрадовалась я. Грей меня!
Это была самая страшная ночь в жизни моего хозяина. И не потому, что я грызла и пинала его ночью. Нет, я обнимала его так же, как совсем недавно он жамкал во сне Касю, представляя на моем месте большого, мягкого мишку, способного стерпеть все издевательства.
Вообще мне это было приятно, я чувствовала себя в те мгновения очень счастливой, хоть и изрядно затисканной, а хозяин почему-то утром был очень хмурый.
Э-э-э, Илис? гнусаво позвала я мрачного хозяина, возвышавшегося надо мной с большой кружкой травяного отвара и платком в руках. А ты чего?
Ничего.
Ты всю ночь сопела ему в ухо и называла своей прелестью, в голосе волчицы дрожал плохо сдерживаемый смех.
Натянув одеяло на голову, я зажмурилась. Когда Илис вчера предлагал перетащить меня к себе, чтобы греть в знакомой обстановке, я отказалась. А теперь он стал моей прелестью официально. Прилюдно, так сказать.
Эм Морра, а я еще спросить хотела, по голосу Наи было ясно, что вопрос мне не понравится, а «лампампусик» это как?
Ная, ты ничего не слышала! оборвал ее веселье Илис.
Ага, не слышала, легко согласилась она. И пожеванное ухо тебе совсем недавно не обрабатывала.
Выбираться из одеяла мне совсем расхотелось. Тут темно, тепло и надежно. Очень хорошо тут.
Я постаралась закутаться плотнее и громко чихнула. Там, вне пределов уютного одеяльного мира, воцарилась многообещающая тишина.
Я держу, ты разматываешь, раздался деловой голос Илиса.
Давай.
Давай.
Болеть очень плохо. Но еще хуже болеть, когда тебя лечат два садиста, совершенно незнакомые с таким понятием, как милосердие.
Когда я наотрез отказалась идти в лазарет, еще не изжив печальных воспоминаний о белизне целительских палат и чистом, до кома в горле, воздухе, то и представить себе не могла, что все обернется так плачевно.
Не надо, неохотно выбралась я из своего убежища, я сама.
К началу завтрака я чувствовала себя совсем несчастной.
Пойду на занятия залеченной, уныло заметила я, вяло поправляя сумку на плече. Есть не хотелось, в столовую идти не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
Двери лазарета всегда открыты перед тобой.
Я передернула плечами.
Пусть их закроют.
Некромантский морг именно этого не хватало моему больному и очень страдающему организму.
Вы не целители, вещал профессор Фурст стоя перед препарировочным столом, интригующе прикрытым черной тканью.
Под тканью вырисовывалось очертание тела. Я прямо чувствовала, что этот труп ждал именно нас. Нервных, впечатлительных, зеленых первогодок.
Едва ли кто-то из моих одногруппников в жизни имел дело с трупами. Насколько я могла судить, лекари практиковали в деревнях и маленьких городах, где не селились целители и где болезни делились на два типа: простуда и смертельный недуг. В больших городах они предпочитали торговать лекарскими снадобьями, начиная от отваров и заканчивая целебными порошками.
Лекарских лавок было полно и в городе рядом с академией.
И в вашем учебном плане не было практических уроков по анатомии, продолжал профессор, нехорошо сверкая глазами. До этой недели.
Мне что-то нехорошо, прошептала Атави, холодными пальцами сжимая мое запястье. Уж она-то точно раньше трупов не видела. Девушка из хорошей семьи, которой просто нужен какой-нибудь диплом о высшем образовании. Поступая сюда, она едва ли рассчитывала, что в один ужасный день ей доведется увидеть вскрытого мертвеца.
Этот семестр мы посвятили исключительно изучению человеческого тела. Сдернув ткань с умершего, Фурст ехидно попросил: Что же вы, подойдите ближе.
Белокурая прелесть, как охарактеризовала его Атави на первом занятии, когда профессор только вошел в аудиторию, на поверку оказался той еще белобрысой гадостью.
Двое особенно впечатлительных, толкаясь, бросились прочь из морга. Еще трое просто осели на пол, обмахивая себя тетрадями, которые мы все на всякий случай захватили с собой. Некоторые просто резко подняли взгляд на потолок, стараясь дышать через раз и подозрительно сглатывая.
Атави была четвертой, кто осел на холодный пол. Продолжая сжимать мою руку, она с ужасом смотрела на синий, раздувшийся труп.
Утонул в ванной, с нежностью глядя на покойника, пояснил Фурст. По предварительному заключению, сердечный приступ. Он четыре дня пролежал в воде, пока его не нашли.
Я тихо шмыгнула носом. Проклятые сопли не хотели оставить меня ни на минуту.
Труп не впечатлял: я утопленников и пострашнее видела, и пораздутее.
Тэваль тоже выглядел совершенно спокойным, но оно и понятно: отец-некромант уже давно отучил своего ребенка бояться мертвых.
Подойдите поближе, велел профессор, мы не будем ждать убежавших. Начнем.
С трудом поставив Атави на ноги, я подтащила ее ближе к столу.
Когда профессор медленно и осторожно, не забывая пояснять свои действия, вскрыл грудную клетку, выломал и отогнул ребра, Атави еще держалась, но когда он начал извлекать сердце, умело подрезая его ножом, зажала рот сразу двумя ладонями и бросилась на выход.
Чихнув ей вслед, я заработала тяжелый взгляд Фурста. Побег студентки его совсем не опечалил, зато мое не совсем здоровое состояние чем-то не понравилось.
Драгхар, ты болеешь или мне показалось?
Вам показалось, гнусаво сообщила я.
Таким голосом только о своем здоровье врать.
Естественно, мне не поверили, естественно, меня послали. Разумеется, я не пошла. Вернее, пошла, но не туда, куда послали.
Как рагра, я недавно разочаровалась в целителях, а как человек я все же не отказалась бы поскорее выздороветь, потому, звеня в кармане законно заработанной стипендией, отправилась в город. Уж я-то со своим обонянием точно смогу отличить действующие отвары от бесполезных.
Та гадость, которой меня травили Ная с Илисом, была бесполезной, но если волчица и обладала тонким нюхом, то нужных знаний в этом деле у нее явно не было. А у меня были, и я собиралась ими воспользоваться.
Прекрасно понимая, что меня ждет, если Илис узнает о моем побеге с последней пары, я совершенно бесстрашно покинула академию.
Город встретил меня очищенными от снега людными улицами, запахом сдобы из ближайшей булочной и громкими завываниями какого-то паренька попробовать новые, только сегодня привезенные чайные смеси, которые подойдут на все случаи жизни.
Вдохнув забитым носом едва различимый сладкий запах выпечки, я бодро потопала вперед, навстречу излечению.
И снова встретила Кадая.
Он прогуливался по улице, очень важный, такой солидный, рассеянно глядя по сторонам.
Я заметила его первой и застыла на противоположной стороне улицы, любуясь невероятной картиной. Очень человечный змей. Не знай я, что он нечисть, ни в жизнь бы не подумала, что этот надменный дяденька в дорогом плаще не брезгует ползать по земле и есть без помощи вилки и ножа. И даже руки ему для этого не нужны.
Скользнув рассеянным взглядом по моему лицу, он отвернулся, но тут же замер на месте и снова посмотрел на меня.
Я невольно улыбнулась.
Лошадь, под копыта которой бросился неосмотрительный аспид, желая поскорее перейти улицу, истерично заржала и шарахнулась назад, извозчик, громко ругаясь, попытался удержать напуганное животное, но выходило у него плохо.
Ну, здравствуй, пушистая, рад видеть. Обдав терпким, древесным запахом какого-то одеколона, он сграбастал меня в объятия и потащил за собой. Пойдем-ка, побеседуем.
О чем?
Пока Кадай, не обращая внимания на случившуюся из-за него небольшую аварию, тянул меня за собой, я то и дело оборачивалась, чтобы посмотреть, удалось ли успокоить лошадь, почувствовавшую совсем рядом опасного хищника.
Как вы там поживаете без меня, например?
А почему тебя это интересует?
Кадай расплылся в широкой улыбке.
Беспокоюсь. Кто же за вами без меня присматривать будет? Не Рован же в самом деле? Он совсем недавно только говорить научился.
Зато ответственнее тебя будет, огрызнулась я.
Извозчику удалось оттащить лошадь к обочине, освобождая место для других повозок и верховых.
Все еще злишься, что я снял привязку?
Просто умилительная проницательность.
Морра Меня перестали тащить в неизвестном направлении, развернули к себе лицом и, глядя в глаза, очень серьезно спросили: Тебе было бы лучше, если бы я остался? Сидел в виварии в качестве подчиненной нечисти, ползал неизвестно где и умер в битве, которая меня никак не касается?
Почему сразу умер? пробормотала я, опустив глаза. Может, тебя бы просто отпустили после практики? Керст
Керст сын военного. Думаешь, он пойдет в городскую стражу? Или выберет для себя какую-нибудь мирную профессию?
Напоминание об отце Керста всколыхнуло в душе неприятный осадок воспоминаний о нашей первой с ним встрече. Совершенно ужасный тип.
А ты прямо считаешь, что он пойдет по стопам отца?
У него нет особого выбора
Я грустно шмыгнула носом, чувствуя, что пора доставать платок. Возможно, Кадай и был прав, я еще не очень хорошо ориентировалась в мудреных человеческих правилах, но вот так просто простить то, что он сотворил с Керстом, не могла.
Ты заболела? растерялся Кадай, оглянувшись по сторонам.
Мимо нас проходили люди, некоторые неодобрительно косились, но никто пока не решился высказать свои претензии хорошо одетому мрачному типу. Легче обойти, чем нарываться на неприятности.
Угу. Хотела по лекарским лавкам пройтись, поискать что-нибудь, а тут ты.
Пойдем, меня снова куда-то потянули.
Когда я поняла, что собирается делать змей, было уже слишком поздно бежать.
Кадай тоже захотел поиграть в лекаря.
Глава восьмая. Упорная
Я была больной, измотанной и несчастной, но вместо того чтобы трагически изображать умирающую под теплым одеялом, почему-то должна была носиться по дому Кадая, спасаясь от его больных фантазий.