Жамм, запыхавшись, досказала свою историю, и тут же поднялся глухой испуганный ропот. Потом наступило молчание, которое прервал тихий голос младшей Жири, в то время как Сорелли, очень взволнованная, полировала ногти:
Лучше бы Жозеф Бюкэ ничего не рассказывал.
Почему? удивился кто-то.
Так считает мама, ответила Мэг еще тише, испуганно оглядываясь, как будто боялась, что ее услышит кто-то посторонний.
Почему твоя мама так считает?
Ну как же! Она говорит, что призрак не любит, когда его беспокоят.
Откуда она это знает?
Потому что Потому что она
Это наигранное заикание разожгло любопытство девушек, которые мигом окружили младшую Жири и, тесно сгрудившись и подавшись вперед в едином просящем и испуганном движении, стали умолять ее рассказать все, что она знает. Они словно передавали друг другу свой страх и получали от этого острое удовольствие.
Я поклялась молчать, наконец выдохнула Мэг.
Однако они продолжали тормошить ее, обещая сохранить тайну, и наконец Мэг, сама сгоравшая от желания поведать подругам жуткую историю, заговорила, не сводя глаз с двери:
Это из-за ложи
Какой ложи?
Ложи призрака!
У призрака есть ложа?!
При известии о том, что призрак имеет ложу, девушки не смогли сдержать удивления, смешанного с мрачным восторгом.
О господи, рассказывай же
Только тихо! приказала Мэг. Это первая ложа, номер пять. Первая сбоку от левой авансцены.
Невероятно!
Тем не менее это так. Эту ложу обслуживает моя мама. Но поклянитесь никому об этом не рассказывать.
Конечно! Давай дальше!
Так вот. Эта ложа призрака Уже больше месяца туда никто не заходил, кроме призрака, и администрация получила указание никому не сдавать ее
Это правда, что туда приходит призрак?
Разумеется.
То есть видели, что туда кто-то заходит?
Да нет же! Туда приходит призрак, и там никого нет!
Девушки переглянулись. Если призрак приходит в ложу, кто-то должен был его увидеть, потому что у него фрак и череп вместо головы. Они сказали об этом Мэг, и та с горячностью продолжала:
Как вы не поймете? Призрака не видно, и у него нет ни фрака, ни головы! Все, что рассказывают о черепе или об огненной голове, это болтовня! У него нет ничего подобного Его можно только слышать, когда он в ложе. Мама ни разу его не видела, а только слышала. Она и программку ему приносит!
Да ты просто смеешься над нами, сочла своим долгом вмешаться Сорелли.
Тогда младшая Жири заплакала.
Лучше бы я ничего вам не говорила Если бы только мама знала!.. Но все-таки Жозеф зря занимается делами, которые его не касаются. Это принесет ему несчастье. Мама еще вчера сказала это.
В этот момент послышались тяжелые торопливые шаги в коридоре, и взволнованный голос прокричал:
Сесиль! Сесиль! Где ты?
Это матушка, прошептала Жамм.
Что случилось?
Дверь распахнулась. В комнату влетела представительная дама, сложенная, как гренадер из Померании, и со стонами упала в кресло. Ее глаза почти совсем вылезли из орбит, и лицо приняло цвет обожженной глины.
Какое несчастье! проговорила она. Какое несчастье!
Что? Что такое?
Жозеф Бюкэ
Ну и что Жозеф Бюкэ?
Жозеф Бюкэ мертв!
Комната Сорелли наполнилась недоверчивыми восклицаниями и просьбами рассказать о случившемся.
Да, его только что нашли повешенным на третьем этаже подземелий. Но самое ужасное, продолжала срывающимся голосом бедная женщина, самое ужасное в том, что машинисты, которые нашли тело, утверждают, будто слышали вокруг мертвеца что-то вроде заупокойного пения.
Это дело рук призрака! вырвалось у младшей Жири, которая тут же прижала ко рту сжатые кулачки и пролепетала: Нет, нет! Я ничего не говорила!.. Я ничего не говорила!
А вокруг нее подруги повторяли испуганным шепотом:
Это призрак!..
Сорелли побледнела.
Я не смогу произнести приветствие, прошептала прима-балерина.
Мамаша Жамм опрокинула рюмку ликера, стоявшую на столике, и высказала свое мнение: в подземельях и впрямь живет призрак.
В конечном счете так и не удалось узнать в точности, как погиб Жозеф Бюкэ. Следствие не дало никакого результата: единственной версией было самоубийство. В своих «Мемуарах директора» господин Моншармен, который сменил в этой должности Дебьена и Полиньи, так описывает случай с повешенным:
«Досадный инцидент нарушил маленький праздник, который давали по случаю своего ухода в отставку господа Дебьен и Полиньи. Я находился в своем кабинете, когда неожиданно туда вошел Мерсье, администратор. Он был крайне потрясен и рассказал, что на третьем этаже подземелья, прямо под сценой, среди декораций к «Королю Лахора»[3], нашли тело повешенного машиниста. Я кубарем скатился вниз по лестнице, быстро спустился в подвал, но к этому времени веревки на шее бедняги уже не было».
Господин Моншармен не увидел в этом событии ничего необычного. Человек повесился, его вытащили из петли, а веревка исчезла. И господин Моншармен нашел этому простое объяснение: «Это было время занятий в танцевальном классе, и балерины и ученицы балетной школы быстренько расхватали амулеты от дурного глаза»[4]. Все. Точка. Вы можете себе представить, как девушки из кордебалета опрометью несутся в подвал и в мгновение ока разрывают на куски веревку повешенного? Все это несерьезно. Но когда я думаю о том месте, где был найден труп, на третьем подземном этаже, мне представляется, что там, глубоко под сценой, кому-то было нужно, чтобы эта веревка бесследно исчезла, и позже мы увидим, что я был прав.
Жуткая новость быстро разнеслась по всей Опере, где Жозефа Бюкэ очень уважали. Артистические уборные опустели, и юные балеринки, окружившие Сорелли, как стадо испуганных, сбившихся в кучу овечек, поспешили в общую артистическую залу по скупо освещенным коридорам и лестницам, быстро-быстро перебирая стройными ножками в розовых трико.
II. Новая Маргарита
На площадке второго этажа Сорелли столкнулась с графом де Шаньи, который поднимался ей навстречу. На лице обычно сдержанного графа было написано сильное возбуждение.
Я шел к вам, галантно склонился перед балериной граф. Ах, Сорелли! Какой прекрасный вечер! А Кристина Даэ: какой триумф!
Не может быть, возразила Мэг Жири. Еще полгода назад она пела, как курица. Но пропустите же нас, милый граф. И девочка присела в легком реверансе. У нас плохие новости: одного беднягу нашли повешенным.
В этот момент мимо пробегал озабоченный администратор. Услышав эти слова, он остановился.
Как! Вы уже знаете, мадемуазель? сурово спросил он. Ну ладно, не будем говорить об этом Особенно господам Дебьену и Полиньи: это будет для них большим ударом в такой торжественный день.
И все поспешили в танцевальную залу, которую уже заполнили приглашенные.
Граф де Шаньи был прав: никогда в Опере не случалось такого торжества. Счастливчики, которые на нем присутствовали, до сих пор взволнованно и растроганно рассказывают о нем своим детям и внукам. Подумать только: Гуно, Рейер, Сен-Санс, Массне, Гиро, Делиб по очереди вставали к дирижерскому пульту и сами дирижировали отрывками из своих произведений! Среди исполнителей были Габриэль Фор и Краусс. Именно в тот достопамятный вечер весь Париж, пораженный и восхищенный, услышал Кристину Даэ, о загадочной судьбе которой я намерен рассказать в этой книге.
Гуно исполнил «Траурный марш марионетки», Рейер свою прелестную увертюру к «Сигурду», Сен-Санс «Пляску смерти» и «Восточную грезу», Массне «Венгерский марш», до тех пор никем не слышанный, Гиро свой «Карнавал», Делиб «Медленный вальс Сильвии» и «Пиццикато Коппелии». Собравшиеся услышали пение мадемуазель[5] Краусс и Дениз Блох: первая исполнила болеро из «Сицилийской вечерни», вторая заздравную песнь из «Лукреции Борджа».
Но главный успех выпал на долю Кристины Даэ, которая вначале спела несколько арий из «Ромео и Джульетты». Впервые в своей жизни молодая певица пела эту арию Гуно, которая, кстати, еще и не исполнялась в Опере, ибо упомянутая опера только незадолго до этого была поставлена в Комической Опере, а до этого много раньше в бывшем Лирическом театре с мадемуазель Карвало в главной роли. Ах! Воистину стоит посочувствовать тем, кому не довелось услышать Кристину Даэ в партии Джульетты, увидеть ее непосредственную и наивную грацию, вздрогнуть и замереть при звуках ее ангельского голоса, почувствовать, как душа устремляется вместе с ее душой к могилам веронских любовников.
«Господи! Господи! Господи! Прости нас!»
Но это были пустяки по сравнению с неземными звуками в сцене в тюрьме и в финальном трио из «Фауста», которые она исполнила вместо заболевшей Карлотты. Такого в Опере никогда не слышали и не видели!
Даэ представила публике новую Маргариту, Маргариту ослепительную, сияющую, о существовании которой раньше и не подозревали.
Весь зал стоя приветствовал восторженными криками Кристину, рыдающую и в конце концов без чувств опустившуюся на руки своих товарищей. Ее пришлось унести в артистическую уборную. Известный критик Р. описал незабываемое впечатление от этих восхитительных мгновений в статье, которую он удачно назвал «Новая Маргарита». Сам тоже будучи художником в душе, он писал, что эта прекрасная и нежная девушка принесла на подмостки Оперы нечто большее, чем свое искусство, она принесла свое сердце. Всем завсегдатаям Оперы было известно, что сердце Кристины оставалось чистым, как у ребенка, и критик Р. написал такие строки:
«Чтобы понять, что случилось с певицей Даэ, необходимо представить себе, что она только что в первый раз полюбила. Возможно, я покажусь нескромным, но лишь любовь способна сотворить подобное чудо, такую потрясающую перемену. Два года назад мы слушали Кристину Даэ на конкурсе в консерватории, где она всего лишь подавала большие надежды. Откуда же сегодня взялось это совершенство? Если только оно не спустилось с неба на крыльях любви, я склонен думать, что оно поднялось из глубин ада и что Кристина, как когда-то мэтр Офтердинген, заключила союз с дьяволом! Тот, кто не слышал, как Кристина поет финальное трио из «Фауста», тот не знает этой оперы, потому что ни одна чистая душа, опаленная священным небесным огнем, не смогла бы превзойти ее искусство».
«Чтобы понять, что случилось с певицей Даэ, необходимо представить себе, что она только что в первый раз полюбила. Возможно, я покажусь нескромным, но лишь любовь способна сотворить подобное чудо, такую потрясающую перемену. Два года назад мы слушали Кристину Даэ на конкурсе в консерватории, где она всего лишь подавала большие надежды. Откуда же сегодня взялось это совершенство? Если только оно не спустилось с неба на крыльях любви, я склонен думать, что оно поднялось из глубин ада и что Кристина, как когда-то мэтр Офтердинген, заключила союз с дьяволом! Тот, кто не слышал, как Кристина поет финальное трио из «Фауста», тот не знает этой оперы, потому что ни одна чистая душа, опаленная священным небесным огнем, не смогла бы превзойти ее искусство».