Несколько дней спустя я с немалым удивлением узнал, что Эрик и Кристина встречаются, увидев собственными глазами, как злодей, склонившись над маленьким фонтаном, который называют «плачущим», потому что он находится на той самой «дороге коммунаров», вытирает лицо лежащей без сознания Кристине. Рядом с ним спокойно стояла белая лошадь, лошадь из «Пророка», которая незадолго до того исчезла из конюшен Оперы. Эрик обнаружил мое присутствие, и это едва не закончилось для меня плачевно. Я увидел молнии в его золотистых глазах и, не успев вымолвить ни слова, получил сокрушительный удар, который оглушил меня. Когда я открыл глаза, не было ни Эрика, ни Кристины, ни белой лошади, и я больше не сомневался, что несчастная девушка стала пленницей в его жилище на озере. Я снова пришел на берег озера, несмотря на всю опасность такого предприятия. Целые сутки, спрятавшись на берегу, я ждал появления чудовища, потому что знал, что, он непременно должен выйти, хотя бы за продуктами. Здесь надо сказать, что когда он выходил в город или осмеливался появляться на публике, ужасную дыру, заменяющую ему нос, он прикрывал накладным носом из папье-маше с приклеенными усами, что, впрочем, ничуть не делало его привлекательнее, поскольку прохожие, завидев его, говорили: «Смотрите, вон идет папаша «Обмани-Смерть»[26], но вообще я говорю «вообще» вид у него был довольно сносный.
Итак, я подстерегал его на берегу подземного озера он в шутку называл его Авернским[27] и уже начал терять терпение, думая, что он использовал другой, не известный мне выход на третьем подвальном этаже, когда услышал слабый всплеск, потом увидел два желтых глаза, блестевших, как сигнальные огни, и скоро рядом со мной причалила лодка. На берег выпрыгнул Эрик.
Вот уже целые сутки ты торчишь здесь, спокойно заговорил он. Ты мешаешь мне, и я заявляю, что это может закончиться очень плохо, потому что терпение мое не безгранично, даже по отношению к тебе. Ты думаешь, что следишь за мной, дурачок ты эдакий, а на самом деле это я слежу за тобой; я знаю все, что тебе известно обо мне. Вчера я пожалел тебя там, на «дороге коммунаров», но теперь сделай так, чтобы я тебя больше не видел! Клянусь честью, ты очень неосторожен! И мне интересно знать, понимаешь ли ты еще человеческую речь?
Постепенно он пришел в такую ярость, что я не решался прервать его. Вздохнув тяжело, как тюлень, он еще раз повторил свою мысль, которая совпадала с моими тревожными предчувствиями.
Да, запомни раз и навсегда повторяю раз и навсегда! мой совет. При твоей неосторожности ведь тебя уже два раза задерживал в подвалах тот тип в шляпе и отводил к директорам, которые сочли тебя чудаком, помешанным на театре и театральных эффектах (я в это время был там, в кабинете, ведь ты знаешь, что я везде и повсюду), так вот, при твоей неосторожности может случиться так, что кое-кто заинтересуется, что же ты здесь ищешь. А когда узнают, что ты ищешь Эрика, они тоже захотят найти его и в конце концов найдут мой дом на озере. А тогда Тогда я ни за что не отвечаю. Он снова тяжело вздохнул. Ни за что! Если секреты Эрика станут известны другим, я им не завидую! Вот это я и хотел тебе сказать, и, если ты не глуп, ты меня поймешь
Он сидел на корме своей лодки и постукивал ногами по днищу, ожидая моего ответа. И я ему сказал:
Я ищу здесь не Эрика.
Кого же тогда?
Ты сам знаешь: Кристину Даэ.
На что он возразил:
Я имею право назначать ей свидание в своем доме. Она любит меня ради меня самого.
Это неправда. Ты ее украл и держишь взаперти.
Послушай, сказал он, если ты обещаешь мне больше не соваться в мои дела, я докажу тебе, что она меня любит ради меня самого.
Да, я это обещаю, ответил я, не задумываясь, потому что не допускал и мысли о том, что такое чудовище сможет доказать это.
Так вот, все очень просто Кристина Даэ выйдет отсюда, когда ей захочется, и сама вернется сюда! Да, вернется, потому что любит меня по своей собственной воле.
О! Я в этом сомневаюсь. Но твой долг отпустить ее.
Мой долг, надутое ничтожество! Это моя воля отпустить или не отпустить ее, и она вернется, потому что любит меня И все это, уверяю тебя, кончится свадьбой свадьбой в церкви Мадлен, дурачок мой! Ты мне не веришь? Когда моя свадебная песнь будет закончена, ты ее услышишь одним из первых.
Он снова постучал ногой по деревянному корпусу суденышка в такт словам, которые проговорил нараспев:
Kyrie!.. Kyrie! Kyrie Eleison!..[28] Ты услышишь, обязательно услышишь эту свадебную мессу!
Я тебе поверю, если увижу, как Кристина Даэ выйдет из твоего дома и сама вернется туда.
И ты больше не будешь лезть в мои дела? Ну ладно, ты увидишь это сегодня вечером. Приходи на бал-маскарад. Мы с Кристиной будем на нем. Затем ты спрячешься в кладовой и увидишь, как Кристина придет в свою уборную и оттуда с радостью снова пройдет по «дороге коммунаров».
Согласен!
А теперь убирайся, потому что мне пора по делам!
Действительно, если бы я это увидел, я бы смирился: в конце концов, самое прекрасное создание имеет полное право полюбить самого отвратительного урода, особенно когда ему помогают чары музыки, а она талантливая певица.
Я ушел, продолжая тревожиться за Кристину Даэ, но еще больше встревожили меня его слова насчет моей неосторожности.
«Чем же все это кончится?» думал я. Хотя по природе я фаталист, я не мог отделаться от растущего страха и от мысли об огромной ответственности, которую взял на себя в тот день, много лет назад, когда подарил жизнь чудовищу, ставшему теперь серьезной угрозой для людей.
К моему великому удивлению, случилось так, как он предсказал: Кристина Даэ вышла из дома на озере и потом несколько раз возвращалась туда без всякого видимого принуждения. Я пытался отвлечься от таинственных и неисповедимых путей любви, но тревога не покидала меня. Однако из осторожности я больше не повторял прежней ошибки не пробирался на берег озера и не ходил по «дороге коммунаров». И все-таки мне не давала покоя навязчивая мысль о потайной двери на третьем этаже, и я продолжал приходить туда. Я устраивал там бесконечно долгие засады, изнывая от безделья, спрятавшись за декорацией к «Королю Лахора», которую унесли подальше от сцены, так как этот спектакль играли крайне редко. В конечном итоге терпение мое было вознаграждено. Однажды я увидел, как ко мне на коленях приближается Эрик. Я был уверен, что он меня не видит. Он пролез между декорацией и балкой, дотронулся до стены и в одном месте, которое я хорошо запомнил издали, нажал на скрытую пружину, после чего один камень сдвинулся, открывая проход. Он исчез в отверстии, и камень закрылся сам собой. Теперь я знал тайну чудовища, и эта тайна в свое время должна была привести меня в жилище на озере.
«Чем же все это кончится?» думал я. Хотя по природе я фаталист, я не мог отделаться от растущего страха и от мысли об огромной ответственности, которую взял на себя в тот день, много лет назад, когда подарил жизнь чудовищу, ставшему теперь серьезной угрозой для людей.
К моему великому удивлению, случилось так, как он предсказал: Кристина Даэ вышла из дома на озере и потом несколько раз возвращалась туда без всякого видимого принуждения. Я пытался отвлечься от таинственных и неисповедимых путей любви, но тревога не покидала меня. Однако из осторожности я больше не повторял прежней ошибки не пробирался на берег озера и не ходил по «дороге коммунаров». И все-таки мне не давала покоя навязчивая мысль о потайной двери на третьем этаже, и я продолжал приходить туда. Я устраивал там бесконечно долгие засады, изнывая от безделья, спрятавшись за декорацией к «Королю Лахора», которую унесли подальше от сцены, так как этот спектакль играли крайне редко. В конечном итоге терпение мое было вознаграждено. Однажды я увидел, как ко мне на коленях приближается Эрик. Я был уверен, что он меня не видит. Он пролез между декорацией и балкой, дотронулся до стены и в одном месте, которое я хорошо запомнил издали, нажал на скрытую пружину, после чего один камень сдвинулся, открывая проход. Он исчез в отверстии, и камень закрылся сам собой. Теперь я знал тайну чудовища, и эта тайна в свое время должна была привести меня в жилище на озере.
Чтобы окончательно удостовериться в этом, я прождал не менее получаса, нашел пружину и нажал на нее. Стена повернулась точно так же, как у Эрика. Но я поостерегся лезть в проход, зная, что он у себя дома. С другой стороны, я вспомнил о смерти Жозефа Бюкэ и, решив, что мое открытие может пригодиться «представителям рода человеческого», как презрительно называл людей Эрик, ушел из подземелья, не забыв аккуратно установить камень на место.
Разумеется, вы понимаете, что связь между Эриком и Кристиной интересовала меня по-прежнему, однако не в силу извращенного любопытства, а потому, что я хорошо представлял себе, что может случиться, когда Эрик поймет, что Кристина вовсе не любит его. Я продолжал поиски и вскоре узнал правду о жестокой любви чудовища: он вторгся в мысли Кристины силой, а сердце ее принадлежало виконту де Шаньи. Пока эти двое играли в жениха и невесту в верхней части Оперы, прячась от тирана, они и не подозревали, что за ними следят. Я же был готов ко всему: даже убить злодея, если это потребуется, а потом отдать себя в руки правосудия. Однако Эрик пока не показывался, хотя это обстоятельство ничуть меня не успокаивало.
Я надеялся, что Эрик, одержимый ревностью, рано или поздно выйдет из своей норы и даст мне возможность без помех проникнуть туда через третий подвальный этаж. Мне необходимо было узнать, что представляет собой его жилище, и однажды, когда мне надоело выжидать удобный момент, я повернул секретный камень и тотчас услышал потрясающую, какую-то нечеловеческую музыку: Эрик работал, широко открыв все двери дома, над своим «Торжествующим Дон Жуаном». Я знал, что это произведение было делом всей его жизни, и теперь, неподвижно сидя в темноте, я впервые слышал его. Через некоторое время он перестал играть и принялся, как безумный, ходить по дому. Потом произнес очень громко, раскатистым голосом: «Все должно совершиться еще до этого!» Снова послышалась музыка, и я тихонько прикрыл за собой камень, однако долго еще слышал далекую, будто доносившуюся из загробного мира песнь и с содроганием вспоминал при этом чарующий голос сирены, который однажды ночью поднялся из глубины озера и едва не погубил меня. Потом я вспомнил слова машинистов сцены, сказанные после смерти Жозефа Бюкэ и воспринятые с насмешкой: «Вокруг тела повешенного слышался какой-то шум, похожий на заупокойное пение».