Он сел на капот:
Иди сюда.
Макани запрыгнула и села рядом с ним, так, что их бедра соприкасались.
Олли натянул капюшон своей толстовки. Он плотно облегал его голову, но ярко-розовые пряди все равно торчали из-под черной хлопковой ткани. Казалось, это единственная яркая вещь во всей вселенной.
Ладно, сказал он. Теперь посмотри снова.
Ладно, сказал он. Теперь посмотри снова.
Ветер колыхал хрупкие стебли, и они тихонько шуршали. Сухие метелки тянулись к небу, в то время как мертвые рыльца смотрели в грязную землю. Постепенно ветер усилился и изменил направление, и поле стало колыхаться завораживающими волнами.
Окружающий пейзаж растревожил чувства Макани. Она часто жаловалась, как ее угнетает унылый пейзаж кукурузных полей вместо бескрайних океанских просторов.
Макани чувствовала, что Олли пытается понять, понравился ли ей сюрприз. Она улыбнулась, некоторое время продолжая смотреть на поле, а потом склонила к нему голову.
Спасибо, прошептала она.
А потом поцеловала его.
Макани удивило, как естественно губы Олли прижимались к ее. Дыхание перехватило, Макани почувствовала возбуждение. Он просунул руки под ее капюшон, обнял за шею, и впервые с конца лета она ощутила его пальцы на своей коже. Она ахнула и обвила Олли руками. Их тела сплелись, вжавшись в металлический капот. Было больно у Макани наверняка потом останутся синяки, но сейчас это неважно.
Они целовались, как проводили раньше свои встречи, пока закатное солнце не перекрасило облака в розовый и персиковый цвета. Пока телефон их не прервал.
Олли отстранился, доставая мобильный из кармана.
Черт. Скорее всего, это Крис, гадает, где я Он спрыгнул с машины, чтобы ответить на звонок. Алло.
Связь была очень слабой. Макани удивилась, что он сел в машину и уединился там, как в телефонной будке. Разве на улице связь не лучше? Она слышала его голос, но не могла разобрать слова.
Внутри все пылало от жара, но Макани дрожала. После столь страстных ласк Олли словно превратился в привидение. Ей хотелось верить, что он не исчезнет снова.
Он закончил разговор.
Они смотрели друг на друга через лобовое стекло. В его глазах читалось напряжение. Что бы это ни было, новости плохие. С плохим предчувствием Макани соскочила с капота, прошла несколько футов по грязи и села в машину, оставив дверь открытой.
Это по работе, пояснил Олли. Он выглядел подавленным. Одну из наших кассирш только что уволили за воровство. Не могу поверить. Это вообще на нее непохоже. Они хотят, чтобы я приехал и сел за кассу.
Макани с облегчением выдохнула. Она думала, случилось что-то похуже. Школьная фотография Хэйли, напечатанная во всех местных СМИ, всплыла в памяти, словно предвестник беды. Восторженная улыбка, блестящие глаза, аккуратный пробор. Она выглядела такой цветущей и не заслужила такой судьбы, как и никто другой.
Олли вжался в сиденье.
Прости. Это отстой.
Не переживай, Макани постучала кедами друг о друга, стряхивая грязь. А вот Олли почти не запачкал ботинки. Теперь мы точно солгали бабушке лишь наполовину. Я обещала ей, что вернусь домой к ужину.
Он не ответил, так что она спросила, прежде чем успела передумать:
Почему ты отвечал на звонок здесь? Не хотел, чтобы я слышала твой разговор с боссом?
Ее вопрос вернул его к реальности.
Иногда здесь сигнал сильнее. Это как-то связано со старой проводкой полицейской машины. Не знаю.
У меня не получилось даже СМС отправить.
Олли пожал плечами.
Может быть, нам нужны рации, как у спортсменов или агентов.
Она угрожающе ткнула в него пальцем.
Прикуси язык.
Наклонившись вперед, он слегка прихватил ее палец зубами. Она улыбнулась.
Я могу перезвонить менеджеру, сказал он пару минут спустя. Придумать отговорку.
Но Макани нужно было верить, что Олли вернется. Она поцеловала его в каждый висок и закрыла дверь. Школьная фотография Хэйли наконец исчезла из памяти.
Поезжай, сказала она. У нас впереди еще куча времени.
Глава седьмая
Они были непобедимыми. Лучшая команда штата. И завтра ночью им придется встретиться с лузерами. Так почему Хукер вел себя как полный придурок?
Последние сорок минут Мэтт Батлер стоял у шкафчиков перед душевой с закрытыми глазами. Тренировка закончилась. Солнце село. Все ушли. Он сказал ребятам, что догонит их в «Сонике», но не был уверен, что пойдет. Ему хотелось побыть одному, стоять под струями теплой воды, укутавшись в пар, и слушать тишину.
Неделя выдалась тяжелая. Напряжение матчей на выбывание, давление со стороны скаутов и родителей. Хэйли. После той глупой драки на площадке директор Стэнтон и тренер Хукер вызвали его и прочитали лекции о том, как они разочарованы. Лорен. Она снова наехала на него за то, что он недостаточно быстро отвечал на сообщения. Что еще хуже, вела себя так, словно лично знала Хэйли, словно потеряла дорогую подругу, и чувствовала себя опустошенной, хотя, насколько он знал, Лорен и Хэйли никогда не гуляли вместе. Ни разу. Расстраиваться из-за чьей-то смерти, даже если ты плохо знал человека, вполне нормально. Но Мэтту не нравилось, что его девушка превратила смерть Хэйли в личную трагедию.
Он не мог перестать думать о родителях Хэйли. СМИ подозревали ее отца, но каждый раз, когда Мэтт видел его в новостях, Дон Уайтхолл выглядел опустошенным. Его веки так опухли, что он едва мог раскрыть глаза. Только психопат мог бы подделать такую реакцию и совершить такое убийство. Мама Хэйли выступила с обращением по телевизору. Она умоляла всех, кто может знать преступника, обратиться с показаниями в полицию, но от горя едва могла говорить. Что-то в ее внешнем виде напомнило Мэтту собственную мать. И от этого стало только хуже.
Он все еще не забыл тот шок, когда Бадди содрал афишу «Суинни Тодда». Его лучший друг не знал, что делал, теперь Мэтт это понимал. Они помирились, но из-за самого инцидента выглядели полными придурками.
Хукер и его отец постоянно повторяли ему, как важна репутация. И Мэтт пытался заботиться о своей, но этот стресс ведь все полагались на него давил на психику целый семестр. Поэтому он ввязывался в драки. Стал одержим историей Уайтхоллов. Клал личные вещи куда ни попадя. Мэтт находил телефон, ключи, кошелек в самых странных местах (в ящике для носков, контейнере для овощей, на столе в патио) и не помнил, как положил их туда.
Только что если это не стресс?
Мэтт напрягся, и в голове всплыли три буквы: ХТЭ.
Хроническая травматическая энцефалопатия болезнь, которая возникает из-за постоянных ударов в голову. Первые симптомы включают потерю памяти, дезориентацию и неустойчивое поведение. Затем начинает развиваться деменция, затрудняется речь, появлялются попытки самоубийства. В целом энцефалопатия уничтожает мозг, и футбольные игроки по всему миру страдают и умирают от нее. В основном это ребята постарше, профессионалы. Но среди них встречаются и старшеклассники.
Болезнь Национальная футбольная лига и университеты обсуждать не хотели, потому что это било по их основным доходам. Члены команды Мэтта тоже не хотели говорить об этом. Игнорируя симптомы, было легче притворяться, что болезни не существует, и продолжать играть в футбол. Никто не хотел бросать любимую игру.
Но Мэтт думал о ХТЭ. Очень часто.
Он видел свое будущее только в профессиональном футболе. Этого всегда хотел его отец, чьи собственные мечты рухнули, когда он повредил левое колено на поле в «Мемориал стадиум».
С другой стороны стояла мать. Раньше она тоже этого хотела. Теперь каждый раз, когда такая история попадала в ESPN[10], Мэтт за завтраком находил распечатанную статью на столе. Ее немая просьба. К своему стыду, он все время напоказ комкал эти листы перед отцом. Они так усердно и так долго трудились.
Но втайне сам начал собирать все новости.
Первая статья была о Тони Дорсетте, раннинбеке в колледже и профессиональном игроке Зала славы. Мэтт тоже был раннинбеком. Он был лучшим на Среднем Западе, и рекрутеры из первого дивизиона FBS[11] пели серенады у его дверей, чтобы доказать это, но каждый раз, когда его телефон оказывался не на своем месте, Мэтта пробирал холодный пот.
ХТЭ, ты ли это?
Что ему еще делать, если не играть в футбол?
На камине в гостиной стояла фотография в рамочке. Ее сделали в день его рождения, он был завернут в алое одеяло команды Huskers. Теперь осталась всего пара месяцев до того, как ему надо будет официально подавать документы в один из колледжей, где он сможет продолжить играть.
В действительности выбора-то у него и не было.
Мэтт выключил воду. Внимательно посмотрел на руки, которые сморщились и побелели. Из душа еще какое-то время вода струилась на плиточный пол. Наконец, устав от своих размышлений, он все же решил присоединиться к друзьям в «Сонике».
Завтра будет последняя игра регулярного сезона, поэтому важно сосредоточиться на сопернике и не гадать о будущем. Хотя все знали, что они победят. Вот почему тренировки так раздражали. Хукер гонял их все больше, громко кричал, брызжа слюной, что они слишком хорошо устроились. Мэтт вовсе не был уверен, что ему хорошо. Ему станет хорошо не раньше, чем он завершит без травм все матчи плей-офф.
Бадди нравилось шутить, что Хукер орет потому, что тренера бесит, как они произносят его ужасное имя. Мэтт все время смеялся, но знал, что мотивация главного тренера свосем другая. Хукеру было не все равно.
Мэтт вытерся, а потом повязал полотенце вокруг талии. Он взял шампунь и гель, переступил через грязную форму и вошел в облако пара. Его ноги оставляли влажные следы на полу. Шкафчики, окрашенные в алый и золотой цвета, пахли мужским потом и ржавчиной. «Осборн» гордо носил тот же красный цвет, что и Huskers, но шкафчик Мэтта был золотой, потому что, согласно суеверию команды, алые шкафчики были несчастливыми. Выпускники всегда получали золотые.
Бадди нравилось шутить, что Хукер орет потому, что тренера бесит, как они произносят его ужасное имя. Мэтт все время смеялся, но знал, что мотивация главного тренера свосем другая. Хукеру было не все равно.
Мэтт вытерся, а потом повязал полотенце вокруг талии. Он взял шампунь и гель, переступил через грязную форму и вошел в облако пара. Его ноги оставляли влажные следы на полу. Шкафчики, окрашенные в алый и золотой цвета, пахли мужским потом и ржавчиной. «Осборн» гордо носил тот же красный цвет, что и Huskers, но шкафчик Мэтта был золотой, потому что, согласно суеверию команды, алые шкафчики были несчастливыми. Выпускники всегда получали золотые.