Отчего же, Грицко нисколько не смутился, простое любопытство, интересно узнать детали, не более.
Они стреляли, успел скрыться в тумане.
Ну, хорошо, а доказательства есть?
Какие доказательства? не понял Ган.
Доказательство ликвидации врага Тайной Канцелярии, Адмирала.
Мне надо было голову отрезать и принести?
Олег Васильевич, ну что ты? Ган ни разу не давал повода усомниться в себе, он уже столько преступников ликвидировал. Ты не обижайся, почти ласково обратился к нему Кардинал, он не со зла, работа у него такая нервная, дознавательская. Человек военный же.
Ган взял стакан из рук Кардинала, глотнул. Почти и не заметил градуса, как будто воду пил. В голове вертелись мысли. Он отчаянно обдумывал, как поступить дальше. Собственно, когда он сюда шел, особого плана и не было. Просто он рассчитывал оказаться один на один в комнате с Кардиналом.
«Рисковать так рисковать. Другого шанса может уже не представиться».
Стакан с остатками коньяка выскользнул из рук, упал на ковер, покатился по полу и ударился о ножку дубового стола у окна. Вышло случайно, он кинулся поднять треснувший стакан, подобрал отколовшийся кусок.
Ничего, Ган. Не суетись, потом уберут, Кардинал потер небольшое пятно от коньяка на шерстяном ковре. Ты уж поаккуратнее, пойло не из дешевых. Да и коврик такой в каждой хате не валяется.
Ладонь пронзила боль. Ган дернулся, посмотрел осколок, который он подобрал, порезал руку. Он был треугольным, с неровными краями. Стекло уже окрасилось кровью, но мужчина только крепче сжал его, стиснув зубы. Шагнул к креслу. Грицко непонимающе поднял голову, оголяя шею.
Через секунду он хрипел и пытался вытащить непослушными пальцами кусок стекла. Кровь хлестала сильно, пачкая кожу дорогого раритетного кресла и иранский шерстяной ковер на полу, с каждой каплей из тела Грицко уходила жизнь. Он сполз на пол, забился в конвульсиях, выпучил глаза, потянулся к кобуре, но Ган пинком отбросил его руку. Через пару мгновений Олег Васильевич затих. Ган развернулся к бледному Кардиналу:
Ну, а теперь поговорим.
Удар опрокинул Кардинала на стол, своим телом он смел все, что там стояло или лежало. Загремели какие-то баночки, зашелестели бумаги, осыпающиеся на пол, брякнули письменные принадлежности.
Глава Тайной Канцелярии заорал, но Ган ткнул его под дых. Кардинал зашелся кашлем, захрипел. Следующий удар, на этот раз ногой, пришелся по голове. Кардинал впечатался в шкаф, зазвенела посуда, грохнулась на полках пара бутылок. Ган посмотрел в его окровавленное лицо, плюнул прямо в эту рожу, еще недавно такую наглую и надменную, а сейчас не выражавшую ничего, кроме страха. Добавил еще раз ногой, потом подошел к двери и запер замок.
Вернулся к лежащему на полу.
Ну что, Кардинал, достал из-за пазухи мятый листик, помнишь такое?
Тот замямлил.
О чем ты что творишь?
Я напомню.
Каждое слово, которое зачитывал Ган, сопровождалось смачными ударами по скулам, носу, в живот. Когда мститель закончил читать приказ об устранении его родных, Кардинал мог только булькать и пускать ртом кровь. Один глаз главы Тайной Канцелярии налился лиловым и заплыл, нос, скорее всего, был сломан, левая бровь и правая скула рассечены. Не лицо, а одна сплошная гематома.
Ты, сука, отдал приказ, чтобы убили мою семью! И это при том, что я служил твоей гнилой системе!
Эта гнилая система создала тебя. Без нее ты никто.
Удар наотмашь заставил Кардинала замолчать.
Повторю. Ты, говнюк, убил мою семью, моих самых родных людей! Ты замучил столько невинных!
Поправочка тот попытался улыбнуться опухшими губами, в окровавленном рту явно недоставало нескольких зубов. Это ты и другие агенты их мучили и убивали. Это ваши руки в крови.
Возле стола что-то блеснуло. Ган протянул руку, подобрал гильотину для обрезки сигар. Маленькие ножницы с острыми закругленными концами удобно легли в руку.
Конечно, тебе не понять, что я испытал, когда потерял семью. Совсем недавно, когда узнал, что их смерть не была случайностью, я снова почувствовал отголоски той боли не физической, душевной. Думается мне, когда страдает душа по утраченному это тяжелее. Но я могу сделать больно только физически.
Ган схватил Кардинала за руку, выкрутил ее за спину, сунул один из пальцев в гильотину. Отрезать фалангу с первого раза не получилось лезвия ножниц не смогли перекусить кость. Тот дергался и мычал, мстителю пришлось упереться коленом ему в спину, чтобы удерживать сопротивляющегося главу Тайной Канцелярии. С третьей попытки палец получилось отделить. Комнату наполнили рыдания Кардинала.
Зачем Ган это делал? Душа жаждала мести, все в ней восставало против быстрой и легкой смерти Кардинала. Ему хотелось, чтобы враг мучился, испытывал боль. Ган не сразу заметил, что в дверь настойчиво барабанят. Слышались голоса обеспокоенных охранников. Затем раздался удар в дверь, следом еще один. Дверь гнулась и скрипела, осыпалась краска, но пока замок держался.
Кардинал, собрав оставшиеся силы, завопил. Атака на дверь сразу усилилась. Ган заткнул рот главе Тайной Канцелярии ударом кулака, выбив еще один зуб.
Тебе повезло, он заглянул в глаза Кардинала, ты должен был дольше мучиться, но знай, я найду тебя на том свете позже и завершу начатое разделаю тебя на кусочки.
Ган приподнял врага, обхватил его шею руками, провел удушающий. Через минуту тело главы обмякло, конвульсии прекратились.
Мразь! Мститель брезгливо отбросил от себя мертвого, вытер руки о штаны, будто запачкался в экскрементах. По сути, почти так и было.
Дверь ломали.
«Ну, что ж, моя смерть вряд ли будет легкой и быстрой, ошалевшие адепты Южного Рубежа сделают все, чтобы я долго мучился. Или»
Ган подошел к окну, посмотрел вниз. Потом отошел на несколько шагов, прикинул. И в тот момент, когда вылетела дверь, срываясь с петель, он кинулся в окно. Стекло разлетелось вдребезги, и мужчина рухнул вниз с третьего этажа.
Глава 14
Бегство
Ган приземлился прямо на тент, натянутый внизу, во дворе. Навес защищал от солнца и дождей овощи и фрукты, хранящиеся в ящиках и еще не перенесенные в подвал. Каркас оказался достаточно крепким, спружинил, синтетическое полотнище отбросило мужчину на пыльный газончик. Даже не ушиб ничего.
«Вот уж повезло, сверху было не рассчитать, насколько удачным станет приземление». Ган вскочил на ноги, завертел головой. Он был как на ладони, вдали забор, до которого еще надо умудриться добежать под наблюдением с вышек, в кустах не спрячешься, они все невысокие, подстриженные, да и люди Кардинала прочешут все быстро.
Пока он думал, над ним высунулись головы, зазвучала брань, первая пуля выбила пыльный фонтанчик под ногами. Мужчина бросился под навес, он хоть не спасет от пуль, зато скроет от глаз. Минута и внизу будут люди, надо срочно что-то делать. На ближайшей вышке уже разворачивали дуло пулемета в его сторону, сверкнуло что-то на солнце. «Как бы не снайпер», мысль обдала холодком, заставила пригнуться среди ящиков.
Сверху тент прошили две пули, одна за другой, метрах в двух от Гана. Кому-то явно не терпелось поскорее покончить с ним. Куда тут денешься? Выбежать из-под тента сразу покойник, в следующий раз не промажут, оставаться здесь тоже покойник, снайпер разглядит его среди деревянных почерневших ящиков, поставленных друг на друга.
Сверху тент прошили две пули, одна за другой, метрах в двух от Гана. Кому-то явно не терпелось поскорее покончить с ним. Куда тут денешься? Выбежать из-под тента сразу покойник, в следующий раз не промажут, оставаться здесь тоже покойник, снайпер разглядит его среди деревянных почерневших ящиков, поставленных друг на друга.
Глаза метались от одного предмета к другому, пытаясь найти выход. Хотелось пожить еще немного. Желание было неосознанным, скорее, на уровне инстинктов Когда он направлялся к Кардиналу, то не думал, что будет делать потом, если сможет убить главу Тайной Канцелярии. Да и вообще, весь его план был шит белыми нитками. Ган представлял лишь, как попадет в кабинет врага, где будет действовать по обстоятельствам. Если добраться до своего убежища на окраине поселка, то шанс сбежать есть. Но как преодолеть линию вышек и пулеметчиков со снайперами по открытой местности?
Где-то за углом скрипнула дверь, ухнула об косяк, послышался приближающийся топот ног. Сейчас преследователи окажутся перед ним, а у него даже оружия никакого нет. «И чего я не взял пистолет Грицко? Хорошие мысли, как известно, приходят позже. Хотя бы парочку прихвостней Кардинала успел пристрелить».
Вдруг справа, практически на уровне земли, он заметил небольшое стеклянное окошко. Оно было приоткрыто, что за ним темнота не позволяла увидеть.
«Эх, была не была». Ган нажал плечом на ряд ящиков, те накренились и грохнулись на землю, поднимая тучу пыли, покатились картошины врассыпную. Вся надежда была на то, что грохот отвлечет снайперов, позволит добежать незамеченным до входа в подвальные помещения. Послышались крики:
Сюда! Он там! Стреляй, бля!
Не теряя времени, он бросился к подвальному окошку еле успел протиснуться. За спиной брызнуло стекло, осколки посыпались на пол подвала вслед за приземлившимся.
Он бездумно бежал по узким коридорам, сворачивая наугад, спотыкаясь о коробки и ящики с неизвестным содержимым. Погони пока не было слышно. Сквозь редкие окошки под потолком едва проникал дневной свет, позволяя не свернуть шею в этом затхлом, пахнущем сыростью подвале.
Очередной поворот привел в комнату с нагроможденными один на другой бочонками с потеками. Ган быстро пробежался по периметру, соображая, куда дальше, но никакого прохода не нашел. В этот момент в коридоре зазвучали голоса. «Явились по мою душу». Гул нарастал, выбраться из комнаты незамеченным уже не получалось как раз выскочит перед преследователями. Полыхнул луч света, осветил вход. Голос за стеной отчетливо, со злобой сказал:
Куда он денется, найдем. Снаружи все оцеплено, а здесь бежать некуда.
Ган нащупал за бочками какую-то палку, схватил ее, приготовился подороже отдать жизнь. Хоть зубами грызть глотки будет, но легко не сдастся.
Совсем рядом тихонько лязгнуло. Он стремительно развернулся, замахнулся палкой. Прямо за его спиной открылась низенькая, обитая металлическими полосками дверь. «И как я ее сразу не заметил?» Тонкая белая рука махнула, показывая, что не угрожает ему.
Если хочешь жить, следуй за мной, приятный женский голос прозвучал неожиданно для такого места. В нем не чувствовалось угрозы, лишь нетерпение.