Зинаида закрыла лицо ладонями.
Иногда людям выпадают очень тяжелые испытания. Алина! Моя боль! Крошечка! Она умерла. Давно. Еще в младенчестве.
У вас есть свидетельство о ее смерти? уточнил Собачкин.
Естественно, кивнула Комарова.
Где вы похоронили дочь? не отставал Сеня.
На кладбище, всхлипнула Зинаида, вернее, в колумбарии. Горстка пепла это все, что осталось от моей девочки!
Она была зарегистрирована на вашего мужа? уточнил Кузя. Имя у нее какое?
А на кого же еще? возмутилась Комарова, Алина Павловна Комарова. Скончалась восьмого августа. Похоронена одиннадцатого. Все как положено у православных людей, на третий день.
Да тут есть какая-то странность, вздохнул Кузя. Понимаете, каждая смерть непременно регистрируется в загсе.
Конечно, кивнула Комарова.
Но в книге записей актов гражданского состояния нет никакого упоминания об Алине Павловне Комаровой, удивился наш компьютерный ас. Поэтому я и интересуюсь, вдруг девочку записали на какое-то другое имя? Дома ее звали Алиной, а в метрике она Александра, так порой случается. Вы не говорили нам ранее о кончине ребенка.
Зачем? всхлипнула Комарова. Много лет прошло.
Я не смог отыскать никаких упоминаний о том, что у вас была дочь, вздохнул Кузя.
Бред! разозлилась Зинаида. Впрочем, бывают ошибки.
Только не в загсе, заметил Сеня.
Нерадивых работников везде много, отрезала Комарова. По телевизору недавно рассказывали о мужчине, которого компьютер случайно определил в покойники. Бедняга почти год потратил, доказывая, что он жив.
Но нет и сведений о кремации малышки, воскликнул Кузя. Это тоже чья-то расхлябанность?
Что же еще? покраснела Зинаида.
Много странностей вокруг бедной Алины, подвел итог Дегтярев, и уж совсем удивительно, что для урны было куплено место в Подмосковье. Отчего прах не остался в столице?
На то была воля отца Алины, моего мужа Павла Ильича, сказала Зинаида. Он очень переживал! Заработал сердечный приступ. Супруг заявил: «Алина упокоится там, где я хочу». Разве можно спорить в таком случае? Вскоре он умер.
Жаль его, воскликнул Сеня, и вас тоже.
Зинаида Львовна, вам известен Евгений Радов? перебил Собачкина Дегтярев.
Комарова наморщила лоб.
Радов, Радов что-то да, вроде слышала
Известный художник, уточнил полковник.
А-а-а, протянула Зинаида Львовна, когда-то, очень давно, я посещала его выставки. Да! Точно. Он жив? Совсем старый, наверное.
Евгений Никитич вашего возраста, уточнил Александр Михайлович, до сих пор активно работает, продает картины, не бедствует. Живописец долго жил холостяком, родственники опасались, что он так и скончается без жены и детей. Но в конце концов Евгений остепенился, нашел себе прекрасную любящую супругу, та родила ему сына Германа. Мальчик скоро окончит школу. Жаль, что у него диабет, и, возможно, у сына живописца могут быть еще очень серьезные неполадки со здоровьем.
Зачем мне знать подробности биографии малознакомого человека? взвилась Зинаида Львовна. Какое отношение этот разговор имеет к тому, что некая дрянь звонит мне, прикидываясь Варечкой?
Самое прямое, ответил Александр Михайлович. Вам нравились картины Евгения Радова?
Уж не помню, наверное, да, раз я бегала их смотреть, пожала плечами Зинаида.
Семен вышел из комнаты.
Куда он направился? неожиданно занервничала Комарова.
В туалет, скорее всего, равнодушно ответил Кузя.
Хотите чаю, кофе? предложила я.
Простой воды без газа, потребовала клиентка.
Я налила в стакан минералки и подала матери Ильи, сидевшего молча.
И тут в офис вернулся Семен, за ним, прихрамывая, шел стройный седой мужчина в дорогом костюме.
Глава 37
Прошу любить и жаловать, сказал Собачкин, перед вами Евгений Никитич Радов. Зинаида Львовна!
Что? процедила сквозь зубы Комарова.
Вам нечего сказать художнику? вкрадчиво спросил Сеня.
Зинаида шумно вздохнула:
Рада встрече. У вас прекрасные картины.
Мои работы тебе и впрямь нравились, сказал художник. А вот насчет радости от нашего свидания сегодня ты, как водится, соврала, пробасил Евгений, отлично умеешь прикидываться бедной козой, благородной бабушкой, безутешной вдовой.
Зинаида прищурилась:
Ваш тон, однако
Радов рассмеялся:
Хватит. Они все знают. А то, о чем не догадались, я им сообщил.
Мерзавец, ахнула Зинаида, и ее лицо стало злым.
Вот вам истинная Комарова, сказал Радов, без своей всегдашней сахарной глазури. Селедка в натуральном виде. Зина умеет держать себя в руках, ее трудно из себя вывести. Но еще сложнее понять, какова Комарова на самом деле. Признаюсь, меня она сначала вокруг пальца обвела. Но потом характер, как бутон, раскрылся, стало понятно: у Зиночки есть две страсти. Одна, вполне объяснимая, ею почти поголовно весь человеческий род страдает, называется алчность. Зинаида обожает шуршащие купюры. А вторая страсть секс. И тут она, ребята, была вне конкуренции! Уж поверьте мне.
Заткнись, сквозь зубы процедила Комарова. Господа, я понятия не имею, какие глупости сообщил вам сей господин, но все это неправда! Он болен! Мозг у него отказывает! Я с ним никогда никаких дел не имела.
Совсем завралась, рассмеялся Евгений. Мы познакомились на выставке. Я, студент художественного вуза, смог добиться размещения своих картин на выставке «Москва лучший город мира». Основная масса художников, чтобы подольститься к властям, изобразила Красную площадь с Мавзолеем Ленина, памятник вождю, ну и тому подобное. А я, наивный зеленый горошек, написал композиции из жизни арбатских переулков. Понятное дело, пролетел мимо всех наград, расстроился, но виду не подал, встал около своих работ, размышляю: «Чем они плохи? С точки зрения техники к ним не придраться, есть настроение. Что не так?» Последний вопрос я бессознательно задал вслух, его услышал наш профессор Валентин Петрович, подошел к картинам.
М-да. В чем смысл твоих работ?
Я начал объяснять:
Хотел, чтобы люди вспомнили о прежних временах, полюбили простые радости
Валентин Петрович внимательно меня слушал, потом высказался:
Радов, ты желторотый щегол. Отставь свои романтические картинки. Хотя, признаю, они хороши. Но ты с ними никогда не пробьешься. Ни похвалить, ни поругать тебя не за что. А хула, мой друг, мигом привлекает внимание. Лучше писать уродцев, чем пейзажи. Страшилищ хаять все начнут, мигом прославишься. Хочешь квартиру большую, машину, дачу?
Кто же откажется от такого? засмеялся я.
Так вот, ежели у тебя есть жадность и желание по-быстрому выдвинуться, а страшилищ писать очень трудно, изображай светлые лики наших советских вождей, менторски завел педагог. Строительство железной дороги изобрази. Сталевара. Швею. Шофера. Рабочий класс и колхозников. Заработаешь имя, блага сами в рот упадут. Сидя в новой просторной квартире, зная о «Волге» в гараже, приезжая на свою дачу, скажешь мне мысленно за добрый совет спасибо. А потом можешь писать романтичные холсты про старую Москву. Только подучиться надо. Эти полотна щенком намалеваны, к технике замечаний не сделаю, но и сердца в них не вложено, души нет.
И он ушел. Я стою, голова кружится. Валентин Петрович большой вес имел. Мог художника из мрака к солнцу поднять, а мог и, наоборот, в болоте утопить своими рецензиями. Злой, ехидный, но очень талантливый дядька. Все знали, что он по происхождению князь Трубецкой. И порода в нем за версту чувствовалась. Стоял я в остолбенении, вдруг голос, очень приятный, за спиной произносит:
Мне ваши полотна очень нравятся.
Я обернулся и увидел девушку.
Евгений усмехнулся:
Грешен. Падок на лесть, люблю похвалы. Даже сейчас, когда все звания-награды собрал, болезненно реагирую на критику. А уж в те далекие времена я нуждался в восхищении больше Нарцисса.
Понятное дело, я заговорил с незнакомкой, пригласил ее в парк погулять, купил мороженое. Нехитрые такие развлечения советских лет для бедных студентов. Я был нищий, но с квартирой, что по тем временам необычайная редкость. И не абы какая однушка была у меня, а просторная трешка. Мне она от крестного досталась, ветерана войны, генерала, уважаемого человека. Он одиноким был, без семьи, всегда говорил: «Влюбишься непременно, от чувств жениться задумаешь. И что? У супруги мама-папа, братья-сестры, родня всякая. Ребенка она родит, все бабы на младенцах свихнуты. Опомниться не успеешь, как превратишься в ломового жеребца, попрешь семьищу на плечах, да еще тещу на закорки взвалишь. Работать будешь с утра до ночи, на себя денег не хватит, весь доход чужие голодные рты сожрут. Женек! Не спеши себе на спину груз взваливать, не валяй дурака. Погуляй вволю». А потом его болезнь в кровать уложила, ухаживать за ним было некому. Я у него поселился. Матвей Иванович решил крестника за помощь отблагодарить, прописал у себя, потом пай кооперативной квартиры на меня перевел. Наследников у него не было, не отдавать же кооператив государству. И стал я обладателем королевских апартаментов. Один в трех комнатах! Мать меня не хотела отпускать в Москву, справедливо полагала, что сын-студент без присмотра в отрыв уйдет. Она предложила хоромы сдавать, давила на меня. Мама умеет даже сейчас на своем настоять, а тогда и подавно. Но у Ани, моей сестры, возникла аллергия на запах краски, рисовал-то я дома. И я получил «добро» на переезд в столицу. К чему мой долгий рассказ? Не устраивались мы с Зиной в подъезде на последнем этаже на подоконнике. В комфорте в постели время проводили. Не подумайте, что я соблазнил невинную девушку. У любовницы опыт был. С кем она ранее время проводила? Не знаю. Не спрашивал, не интересовало меня это. В постели Зина ни с кем не сравнима. Огонь! Ни до нее, ни после не встречал никогда никого, даже отдаленно так любящего секс, как Зинаида. Она о себе ничего не рассказывала, а я не расспрашивал. И в мою жизнь любовница не лезла, не интересовалась: что с кем у меня до нее было. Я ей сразу честно сказал: «Женитьба в мои планы не входит». Она улыбнулась: «Наши желания совпадают. Я тебя как мужа не рассматриваю». Я в те годы был беден, полагал, что и у Зины пустой карман. Она всегда была скромно одета, часто в одной и той же одежде появлялась. Отношения без обязательств нас устраивали. Страстные любовники, мы стали еще и друзьями. Бегали в кино, гуляли, часто и долго беседовали на кухне. Я понял, что мы очень похожи. Если бы я родился девушкой, быть бы мне как Зина. Года полтора у нас все вертелось, потом Зина сказала: