Архив сочинений 2016. Часть I - Константин Викторович Трунин 3 стр.

Цвейг дополнительно останавливается на том факте, что Магеллан был португальцем, а команда его кораблей в преобладающем большинстве состояла из испанцев. Это сыграло роковую роль, вследствие которой потомки не знают достоверных сведений о первом кругосветном путешествии. Ныне остаётся гадать, как там было на самом деле. Поэтому не стоит принимать историю Цвейга за правдивую  книга «Подвиг Магеллана» является его предположениями об экспедиции. Её вполне можно принять за беллетризированную адаптацию. Но это не так. К художественной литературе «Подвиг Магеллана» отношения не имеет. Это скорее дань исторической справедливости, где Стефан старается возвысить имя португальского мореплавателя, а членов его команды очернить, поскольку на кораблях был один идеальный человек в окружении предательски настроенных соперников. Не раз Магеллан терпит неудачи. Непонятно каким образом он держал часть команды в узде, когда другая бунтовала. Кто-то самовольно уплыл назад, забрав с собой весь фураж, оставив Магеллана без пропитания перед преодолением бескрайнего Тихого океана.

Кажется, Тихий океан легко переплыть. Он ведь Тихий. Магеллану действительно везло. Он без труда преодолел южный проход (ныне Магелланов пролив), долго плыл и наконец-то достиг земель, отдалённо напоминающие те, где ему довелось в молодости служить. Цвейг акцентирует внимание на преодолении самого океана, давая этому высокую оценку. Читатель может сам в этом убедиться, ведь Колумб плыл всего тридцать дней до Нового Света, тогда как Магеллан более ста дней не мог найти пристанища для кораблей. Казалось, вот-вот под ними разверзнется обрыв, если мир всё-таки не круглый, а плоский. Потомки знают, Магеллан одолел препятствия. Не было ему везения лишь на Филиппинах, где он пал жертвой вождя Лапу-Лапу на острове Мактан. Самое удивительное, Лапу-Лапу был мусульманином: может это и послужило причиной агрессии после попыток экипажа прибывших к его острову кораблей обратить местное население в христианство.

Именно так трактует плавание Цвейг. После смерти Магеллана на команду оставшихся кораблей несчастья сыпались в ещё большем количестве. Им предстояло без захода в порты доплыть до Испании, минуя португальские колонии в Африке. Путешествие вышло примечательным, но о нём известно ещё меньше, поскольку высоких идеалов никто уже не питал, пиратствуя и плывя дальше едва ли не по наитию.

Фернан Магеллан мечтал о многом, но ему так и не суждено было лично стяжать славу. О нём помнят, что он первым обогнул Землю. А тех, кто ему мешал и получил славу при своей жизни, никто теперь не назовёт. Не было счастья и детям Магеллана, они умерли раньше него самого, как и его жена. За великим подвигом скрыто больше горестных слёз, нежели радости. Обогнуть-то Магеллан обогнул, да нужно ли это было людям? Как тащили волоком корабли через Панамский перешеек, так и продолжали тащить. Спускаться до южного прохода решался только Френсис Дрейк.

02.01.2016 (http://trounin.ru/zweig38)

Харуки Мураками «Мой любимый sputnik» (1999)

Получит ли Харуки Мураками Нобелевскую премию по литературе или так и останется знаменитым писателем без достойных своего творчества наград? Конечно, суждение одного человека всегда выглядит однобоко. Если задуматься, какой формулировки могут удостоиться словесные опыты японского беллетриста, в произведениях которого тонкой линией проходит одиночество с еле уловимыми нотками отдалённого понимания необходимости быть полезным обществу? Харуки к рассмотрению любой проблемы подходит со стороны собственного мироощущения, не давая себе шансов взглянуть на ситуацию иначе. Там, где Кобо Абэ взялся бы отразить чувства растоптанной фиалки, Мураками исходит из радостных моментов, когда цветок не готов быть уничтоженным, а при неблагоприятном моменте он с успехом возрождается к жизни снова, даже при наличии его мистической злобной сущности, выраженной через отторжение себя в страстной любви к некоей субстанции, являющейся им самим.

Мураками ныне играет со словами. Допустим, сладкое и благозвучное для японского уха сочетание букв «спутник» приводит главную героиню повествования в чувство глубочайшего восторга. Ей так нравится его смаковать, что Харуки невольно подчиняет текст объяснению его значения. Он вспоминает историю Спутника-1 и Спутника-2, собаку Лайку и всё связанное с русской культурой, подвергая содержание вторжению фамилий известных представителей языка, на котором сочетание букв «спутник» существовало, кажется, всегда: Пушкин, Ленин, Сталин. Эти вкрапления не являются мимолётными, поскольку Мураками пользуется удобным моментом, погружая читателя в таинственную историю, используя в качестве отправного момента судьбу отправленной в космос первой собаки, ставшей жертвой человеческой любознательности. Красок данной истории добавляет европейский фольклор, откуда Харуки выудил понимание естества допельгангера, внедрив его в повествование, создав из ещё одной истории про однолюбов и гомосексуалистов нечто такое, что не поддаётся разумному объяснению.

Про главного героя Мураками говорить лишний раз нет необходимости. Это всё тот же лоботряс, живущий одним днём, влюблённый в недосягаемый идеал и ведущий распущенный образ жизни. За какие проступки Харуки его решил на этот раз наказать? Сказать затруднительно. Просто главный герой должен страдать и искать ответ на этот вопрос, покуда всё само собой не станет ясным. Загадка следует за загадкой, пока на читателя не сваливается ошарашивающая правда, за отгадкой на которую вновь предстоит лететь в далёкие от Японии земли. В «Моём любимом спутнике»  это Греция. Вернее, один маленький греческий остров, где разыгрывается основное трагическое действие, должное сломать дальнейшее существование главного героя.

Читатель может верить, а может и нет, но он никогда не узнает, является ли главная героиня единой сущностью и пропадала ли она вообще. Любила ли эта девушка другую девушку и не страдала ли она от какого-либо психического расстройства, вследствие которого её личность могла приобретать иные свойства. Мураками не прибегает к синдрому множественной личности, создавая отвлекающий антураж, наполняя декорации правдивым искажением реальности. Кажется, главного героя одолевают галлюцинации, либо он действительно верит, что в его жизни произошла катастрофа, тогда как перед ним находится совершенно другой человек, а не тот идеал, в который он всегда был страстно влюблён. Такая трактовка повествования может вызвать у читателя недоумение, если он не склонен к размышлениям и скорее поверит в прямолинейность предлагаемого автором текста. Всё не так просто на самом деле  магического реализма нет, есть выход той самой злой сущности, в описании которой запутался и сам Мураками.

В полутонах и полунамёках классическая история о фиалке предстаёт перед читателем в новом виде. Зная о своей судьбе наперёд, она старается избежать нелепой смерти, давая выход необъяснимому феномену, преображая себя в другую сущность, воспаряя к небесам и замечая искажения реальности. Теперь в её руках возможность направить развитие событий по своему усмотрению. Может быть она пропала на самом деле, либо допельгангер закрыл собой её страхи. Понять практически невозможно  проще спросить Харуки.

Маркус Зузак «Книжный вор» (2005)

Любить литературу можно, но сложно. Любить литературу о литературе ещё сложнее. Когда повествование строится вокруг книг и текстов, то у бывалого читателя должны слёзы наворачиваться. Вот он  идеал их бессонных ночей и наглядный пример жертвы чтения. Дело остаётся за антуражем. Чем будет загадочнее, тем лучше. Даже принимаются заезженные темы и избитые сюжеты. Слезы застилают возможность различать действительную полезность. Если брать для рассмотрения книгу Маркуса Зузака, то видишь в ней скабрёзность и игру на эмоциях, тогда как автор не старается с толком рассказать свою историю. Он повесил на главную героиню клеймо книжного вора и весьма своеобразно заново рассказал про Золушку.

Как известно, Золушку мачеха и её дочери не любили. Аналогично главной героини книги Зузака достаётся и от приёмной семьи. Девочку при этом никто не станет жалеть. Кажется, от неё разит нечистотами, а она сама ничем не отличается от пугала. Внимательный читатель так это и понимает, коли автор от начала до конца книги называет её Свинюхой, обосновывая прозвище нежеланием девочки наконец-то сходить помыться. Никто не может на неё повлиять, включая Гитлерюгенд, членом которого ей пришлось стать. Живёт сама по себе, полностью погружённая в чтение, покуда кругом происходят трагические события. Казалось бы, соседство с Дахау даст определённую повествовательную линию, но вместо этого Зузак смело поливает евреев уничижительными выражениями, ища себе оправдание в именно таком отношении к представителям иудейской веры. И тут самое большое недоумение  «Книжного вора» Зузак писал по воспоминаниям людей, самостоятельно не представляя себе того в действительности, о чём он взялся донести.

Текст книги изобилует немецкими выражениями. Логично, в Германии говорят на немецком языке. Но получается, немцы же свой родной язык используют только для брани и выражения негативных мыслей, тогда как всё остальное время говорят на другом языке, в случае Зузака  на английском. Повествование настолько пропитано отрицательными эмоциями, что о сочувствии говорить не приходится. Веры в описываемое автором не возникает. Печально, что гибнет брат главной героини, что она учится читать по книге «Наставления могильщикам», что была непосредственным очевидцем деяний Гитлера, что изредка воровала книги. Кстати, так ли часто главная героиня воровала книги? И можно ли называть её действия воровством? Зузак лукавит, постоянно давя на жалость: не так всё плохо было в жизни главной героини.

«Книжный вор» написан. Он является таким, каким его задумал автор. Не даётся Зузаку слог  не такая большая беда. Время справедливо оценит труд людей, чтобы ещё много раз пересмотреть устаревающие воззрения. Воспоминаний современников потомкам уже не хватает, им нужно заново смотреть на прошлое с позиций сегодняшнего дня. И так получается, что годы идут, а гитлеровская Германия продолжает восприниматься всё с тех же позиций. Другое мнение о тех днях если и возникнет, то не скоро. Вот и пишут авторы на приевшиеся темы, не думая дать читателю нечто новое. Впрочем, читатель сам желает многократного повторения ранее пройдённого материала. Поэтому история Зузака ещё долго будет бередить душу людей, какой бы по качеству она не была. А качество исполнения хромает!