Разрываясь между историей о собаке и историей об историях, не видишь никакой связи между ними. Никогда не скажешь, что автором обоих произведений является Вирджиния Вулф. Книги разные, никак друг на друга не похожие. Всё в них отлично: наполнение, построение слов, авторский стиль. И если с «Флашем» читатель ещё разберётся, радуясь способности Вулф отходить от потока сознания, обложившейся источниками и энциклопедиями, переписывающей одни слова, придавая им иной смысл, но всё-таки оставаясь самой собой писательница подаёт рассказ о собаке под видом понимания мира от лица этой самой собаки, что уже само по себе не является особенностью стиля Вулф, скрипя сердцем наполняющей страницу за страницей вполне адекватным содержанием, воспроизводя текст в стиле понимания чужих нравов, сравнивая собачьи общества нескольких стран и человеческого отношения к собакам, выраженного в пестовании пород или наплевательском отношении, порождающим рост числа дворовых псов. Где-то в глубине повествования читатель всё-таки начнёт чувствовать внутренний переполох души собачьих метаний от одного хозяина к другому, пребывающей в редких приключениях вне своей воли и желающей обрести простое собачье счастье, никак не достижимое.
Но «Волны»! Легко запнуться при неловком движении глаз, скользящих взором по пустоте чёрных символов, что-то обозначающих, но не содержащих в себе цельной картины понимания происходящего. Книга должна быть взята штурмом к такому-то числу, к такому-то часу и такой-то секунде, иначе чтение превращается в форменное издевательство над самим собой, пока пытаясь осознать происходящее, теряешь нить историй, выражаемых стремлением автора заглянуть в каждую голову по отдельности, находя там что-то новое. Прекрасное желание автора осуществляется именно теми способами самовыражения, которые Вулф привыкла использовать в своей работе. Однако, поток сознания одного человека это его личный поток сознания, что не может просто так перекинуться с одного объекта на другой. Даже во «Флаше» читатель видит Вирджинию, а ловить волны чьего-то чужого восприятия отдельно от писательницы также не получается всё равно перед тобой остаётся Вирджиния Вулф: она была, она есть, ей суждено оставаться на тех позициях, которые удалось достичь.
Игра в слова всего лишь, игра в слова.
07.02.2015 (http://trounin.ru/woolf31)
Клиффорд Саймак «Пересадочная станция» (1963)
Существуют ли разумные существа вне планеты Земля? И какой они могут иметь вид если всё-таки существуют и как они будут мыслить? Бесконечная тема для рассуждений открывает безграничное пространство для предположений. Большинство фантастов строго делит инопланетян на две категории: первая желает завоевать Землю и ведёт вследствие этого активную разрушительную деятельность, вторая предстаёт оплотом вселенского гуманизма, на фоне которого именно человечество выглядит бельмом на радужных перспективах многовариантного счастья. Иные фантасты видят в будущем космосе только разлетевшееся во все края земное население. Лишь редкие писатели пытаются представить что-то уникальное, полностью изменяя саму суть понимания реальности. В «Пересадочной станции» Клиффорд Саймак решил смешать всё под одной обложкой, сделав Землю пунктом временного пребывания для отдыха и подготовки к дальнейшему передвижению по космическому пространству.
Саймак не ставит целью показать какую-либо заинтересованность инопланетян в нашей планете. Им нужен лишь небольшой дом, о значении которого никто не будет знать, кроме одного человека, поставленного в качестве оператора обрабатывать запросы и создавать необходимые условия для различных форм жизни. Именно в этом аспекте стоит обращать внимание на книгу, откидывая в сторону истории об интересе спецслужб и пьяных необдуманных действиях сельского люда, призванных показать человечество с той самой плохой стороны, из-за которой люди, воспитанные в крайней степени гуманизма, постоянно корят себя абсолютно за всё, отрицая основные принципы теории эволюции. Саймак в каждой книге создаёт мир, порицающий пороки, пытаясь наставить на путь истинный, но это выглядит скорее чтением нотаций о морали и всеобщей любви, нежели призывает людей сплотиться, представ перед звёздным сообществом не теми, кто живёт одним днём, а теми, кто готов коллективно строить галактическое соседство на самых мирных началах.
Пересадочная станция имеет вид обыкновенного дома, только она не подвержена изменениям: нельзя уничтожить, заглянуть в окна, выбить дверь. А самое основное внутри неё время останавливается, что позволяет главному герою книги существовать вечно, если он не будет часто выходить за её пределы, подвергаясь силам времени в обычном для человека порядке. Саймак это никак не объясняет, не стараясь привести должные аргументы для многих своих доводов, показывая всё на принципах взаимного доверия, где читатель не станет задавать лишних вопросов, наблюдая за развитием истории и осознавая глупость своего бытия, не имеющего под собой никакого практического и полезного значения. Точно также можно говорить и про иноземные формы жизни, на описании которых Саймак иногда останавливается.
С одним лишь стоит согласиться без возражений если всё-таки где-то там есть иные формы жизни, да ещё и находящияся в обмене информацией и достижениями с другими формами жизни, то они могли накопить огромную библиотеку знаний и развить технологии до невообразимых высот. Отчего многое в их жизни действительно зависит от общей точки зрения, куда не может проникнуть конфликтная ситуация, отринутая благодаря бесконечной жизни каждого представителя. Только Саймак вносит в сюжет «Пересадочной станции» смерть одного из инопланетян, заставляя усомниться в описываемых событиях. Безусловно, всё ладно и красиво, но лучше не задумываться над историей, о которой Саймак решил рассказать.
Немного портит книгу бедность повествования, не имеющая той разноплановости, которой Клиффорд славится. Саймак даёт читателю только несколько подходов к пониманию жизни, не имеющих никакого практического применения в будущем. Просто красивая сказка о возможных контактах с представителями жителей других миров, но не действительно что-то основательное, предсказывающее развитие событий в недалёком будущем.
09.02.2015 (http://trounin.ru/simak63)
Александр Островский «Гроза» (1859)
Находясь в замкнутом пространстве и не имея возможности найти выход из сложившейся модели поведения, ощущая диссонанс гармоничного восприятия мира, находясь в окружении отрицательно относящихся к тебе людей, являясь при этом молодым человеком, что всем чем-то обязан, а у самого нет ни капли самоуважения, лишь кровь кипит, да порывисто вырывается воздух во время стремительных выдохов от возмущения при выслушивании чужих нотаций. Прощаясь с мужем, устраивай концерт: падай ему в ноги, вой белугой несколько дней кряду, показывай соседям идеал верной жены. Всё это было так недавно, но и очень давно. В голове не укладывается стремление общества сохранять старые традиции, от которых постепенно происходит отдаление, заменяя их на новые, но всегда есть кто-то, желающий вернуть всё назад. И пока в конфликте поколений ломаются копья, а модель поведения в виду скромности главной героини стремится сохранять равновесие между желанием уйти в себя и желанием быть верной женой не следует ожидать улучшения ситуации. Кем-то заведённые порядки обязательно имеют разные нюансы каждое поколение, лишь человек остаётся человеком.
Островский показывает читателю один из тех городов, быт которых так мил русским писателям, и где они черпают вдохновение. Не надо далеко ходить за сюжетами, достаточно заглянуть к соседям, наблюдая разворачивающееся на твоих глазах батальное полотно из попытки создать ладный вид на фоне военной конфронтации. Если присмотреться повнимательнее, да откинуть любезности, сразу замечаешь несоответствие в улыбках и напряжённом выражении лиц. В каждой семье своё собственное несчастье, из этого и следует исходить, когда перед тобой возникает фигура Катерины: слабовольной девушки с частыми попытками совершить суицид на фоне острых переживаний. Главная героиня ещё в детстве чуть не уплыла в лодке, благо её быстро нашли. Были и другие аналогичные моменты, о которых Островский не стал распространяться. Всё повествование «Грозы» наполнено переживаниями Катерины, видящей во всём тайные знаки, пребывающей в сомнениях и являющейся слишком мнительным человеком, что видит в смерти избавление от всех мук. Ничего нового в образе Катерины нет таковы многие молодые девушки с формирующейся психикой, для которых важным моментом при общении является попытка запугать собеседников самым печальным исходом, если что-то пойдёт не по сценарию. Можно броситься в слёзы, либо порезать вены или наглотаться таблеток, показывая таким образом не уход в депрессию, а лишь играя на публику, часто имитируя обмороки. Видеть в поведении Катерины нечто особенное нет нужны она была поставлена в такие условия, где бежать было некуда, пойти против общества затруднительно, а продолжать жить бессмысленно: такой взгляд также присущ молодым людям, не воспринимающих жизнь во всей полноте в виду малого количества опыта и не имеющих важных сдерживающих факторов, ради которых следует продолжать существование. Проще бросить якорь в море, привязав себя к кромке цепи, уходя на глубь, нежели пытаться оставить после себя хоть что-нибудь.
Ситуация усугубляется строгой свекровью, действительно сворачивающей кровь, и мужем, испытывающим огромное желание убежать от матери к друзьям, где погулять в своё удовольствие, отдохнув душой и телом. Если сын не может терпеть мать, найдя для себя лучшим средством молчаливое поддакивание всем капризам, что говорить о его жене, живущей в доме на птичьих правах, выслушивая каждый день претензии. Катерина в такой семье ничем не лучше Золушки, ей остаётся ждать принца на белом коне или на корабле с алыми парусами. Мечта остаётся мечтой и она не должна осуществляться. Лишь в сказке всё заканчивается хорошо, «Гроза» же является драматическим произведением, в должной мере хоть как-то отражающим жизнь. Островский выводит всё из под контроля, вводя в повествование молодого человека, что вторгается в чужую семью, не имея никаких иных желаний, кроме возможности воспылать любовью и хорошо провести несколько дней. Как бы не показывал Островский взаимную любовь и свойственные ей метания, но он не даёт никому никаких надежд, заполняя действие таким образом, чтобы каждый почувствовал себя виноватым.