Значение роли Ханаана в дальнейшем падает, а Азимов больше уделяет внимание колониям Финикии и особенно Карфагену. Чтобы понять, что же из себя представляют Финикийцы, то достаточно поверить автору, называющему всех так, как это принято сейчас. Финикийцами называли Ханаанцев, обитавших на побережье Средиземного моря. Их плодотворная колонизационная политика привела к возникновению множества колоний, в том числе и Карфагена, сумевшего сохранить самобытность после завоевания Ханаана Александром Македонским, что не пошёл дальше Древнего Египта, предпочтя двинуться в сторону Индии. Азимов в меру подробно расскажет о завоеваниях Македонцев, о развале империи Александра и противоречиях между полководцами, чьи распри изменили карту Древнего мира. Это тоже важная часть в истории Ханаана, но не такая интересная, как противостояние Карфагена Древнему Риму.
Древний Рим, можно сказать, появился внезапно. Беда всегда приходит оттуда, откуда её совсем не ждёшь. Позже Рим будет погублен согласно этому же принципу, а мы с вами ещё тоже глотнём порцию ужасного осознания согласно подобной закономерности, ощущая её частично уже сейчас, наблюдая рост влияния с того края, где до этого охотились воинственные племена, не имевшие желания стать очагом возникновения новой мировой цивилизации. Становление Древнего Рима пришлось на период между III и II веками до н. э. Агрессивная политика привела к быстрому росту республики, позаимствовавшей многое у Греков, чьи колонии располагались на юге Италии и Сицилии. Именно Сицилия стала противостоянием для трёх культур, чья кровь обильно лилась за обладание островом несколько столетий. Если одной частью острова владел Карфаген, имевщий желание захватить города Греков, то переменному успеху способствовал сомнительный принцип построения демократического общества соперника. Единой Древней Греции никогда не было, покуда её не объединяли завоеватели, но и тогда каждый город старался чем-то выделиться на политической арене. Одно время на Сицилии возникла империя Дионисия, чей тактический военный гений изобрёл катапульту, позволившую брать штурмом неприступные города, включая те, что располагались на мелких островах. Но как империя Дионисия, так и все остальные империи, разрушаются либо сразу после смерти сделавшего великое дело человека, либо немного погодя. Краткий эпизод могущества Греков был вытеснен Древним Римом, когда он основательно взялся за Карфаген.
Карфаген должен быть разрушен так говорил Марк Порций Катон Старший, имевший зуб на государство Израильтян ещё со времён второй Пунической войны, поставившей Карфаген на колени. Рядовой читатель знает, что такой призыв связан был именно с желанием Катона призывать сограждан к единству перед сильным противником, чьи тактические гении вроде Гамилькара Барки и Ганнибала, вдоволь испили терпения. Только Азимов открывает глаза на одну маленькую деталь после второй Пунической войны Карфагену были навязаны жестокие требования, что повели к угнетению Карфагенян, чьё последующее сопротивление за право на вольное самоопределение привело к одной из самых отчаянных оборон города, более похожей на резню; именно для последнего штурма призывал Катон сограждан. Когда Карфаген сошёл с исторической сцены, то Ханаан ещё не до конца утратил своих позиций, находясь в центре интересов уже других империй, среди которых остался только Древний Египет, да и то как часть бывшей Македонской империи, с другим представителем всё той же бывшей империи, да Рим тоже был бы не против упрочить своё могущество.
Азимов пытается найти происхождение слова «Евреи». Наилучшим значением оказывается «чужак», «пришлый». Вполне может быть и так. «Земля Ханаанская» не предлагает пересказ Ветхого Завета о страданиях одного народа, причём одного народа из многих, а не единственного достойного считаться избранным. Когда в Ханаане доминировала Персия, то национальная религия стала восприниматься шире, когда евреи отказались от права считать бога только своим богом, сделав его богом для всех. Так из яхвизма выделился иудаизм. Разумеется, в битве империй Азимов не стал уделять внимание скитаниям кого-то по пустыням, имея для себя более интересный материал. Даже Христос не получает должной порции внимания, становясь совершенно рядовой фигурой, упомянутой только ради христианства. Римляне поставили точку тогда, когда Иудея в очередной раз взбунтовалась. Привычка стирать соперников в порошок привела к падению Иерусалима и к окончательному разрешению многотысячелетней истории Ханаана и его колоний.
Много интересного можно узнать у Азимова: если евреи стали переводить Библию на другие языки только из-за того, что разбросанные по миру их представители не знали иврит, то Ирод мелкий царь, да к тому же оказывается тоже из евреев. Всё сложно и запутанно, но спасибо за то, что всё можно понять и охватить, благодаря труду людей, что вроде Азимова собирают информацию из разных источников и доносят до читателя свой взгляд, а не просто занимаются бездумной компиляцией.
27.02.2015 (http://trounin.ru/asimov-z)
Анн и Серж Голон «Искушение Анжелики» (1966)
Это режут свиней?
Нет, это шотландские волынки.
Цикл «Анжелика» | Книга 8
Изначально цикл о французской авантюристке задумывался Всеволодом Голубиновым (он же Серж Голон) из желания показать дух эпохи Людовика XIV Короля-Солнца. Самостоятельно он браться не решался для этого ему нужен был толковый беллетрист. Судьба свела с Симоной Шанжё (она же Анн Голон), ставшей больше, чем просто соавтором. Шесть книг об Анжелике пришлись по душе читателям всего мира, но необходимость поиска новых решений навела Голонов на идею отправить героиню цикла в Новый Свет. К этому моменту уже были сведены воедино все линии, а основная цель Анжеликой достигнута. Разумно ли, оправдано ли, но путь привёл Анжелику в необжитые европейцами места, где толком невозможно показать развитие каких-либо сюжетных линий вокруг одного поселения, где героине пришлось проводить год за годом.
«Искушение Анжелики» это своего рода детектив, где авторы не брезгуют строить повествование в стиле поступка персонажей именно так, потому как в будущем всё героям станет гораздо яснее. Ранее подобных спойлеров в похождениях Анжелики замечено не было. Книгу от начала и до конца читатель может принимать с радушием, а может сомневаться, но лишь середина повествования расскажет о запутанном клубке событий, что плетётся против Пейрака и его жены. При этом сцены строятся не самым лучшим образом, позволяя авторам заполнять страницы бесчисленными диалогами, не содержащими никакой сути. Религиозная фанатичность индейцев в седьмой книге и то лучше показана, нежели особенности быта в голландской фактории или в английской деревне. Поставить же в центр действия пародию на одного из грозных пиратов, но назвать его Золотой Бородой это лишь первая весточка к глупым улыбкам, которые станут всё чаще возникать на лице читателя.
Новая жизнь для Анжелики стала не просто пресной, изредка наполняемой далеко не теми приключениями, которые ей приходилось переживать в юности и вплоть до бальзаковского возраста, а очень даже скучной, особенно на любовной ниве. Теперь у неё есть муж, и это служит сдерживающим фактором от случайных авантюр. Только лишь в «Искушении» Голоны открыли читателю страшную правду о Новом Свете, на землях которого зверствует сифилис, коего боится и главная героиня. Хотя за свою бурную жизнь, включая приключения в парижской клоаке, чем-нибудь венерическим она просто была обязана переболеть. Отчего же не вспомнить роту солдат из «Бунтующей», давшей Анжелике изначально нежеланную дочь, но не наградив пикантным заболеванием. Ранее Голонов этот вопрос не беспокоил, но чувство диссонанса читателя они уловили точно, пытаясь хоть таким образом объяснить строгое отношение главной героини к себе, отказывающей абсолютно всем мужчинам в интимной близости, кроме своего мужа. Будет в «Искушении» один человек, старый друг, который устранит из дум Анжелики все риски пасть под стрелой Амура, обретя плод Венеры, но это всё сделано в угоду романтики и постоянных размолвок с мужем.
Происходящие в цикле об Анжелике события всё больше подвергаются сомнениям, как и некоторые факты. Самым ярким примером служит новое умение главной героини, научившейся сводить края раны: спасение первого пациента это эпическое достижение хирургии; пират со вспоротым брюхом всю ночь пролежал в кустах, а содержимое живота мирно покоилось рядом, чудом уцелев и не пострадав от нанесённых ран. И ладно бы борода кишела насекомыми, что при этом происходило с содержимым живота? Однако, Голоны просто засунули кишки обратно и зашили живот, да таким образом спасли человека невероятная вещь.
Говорят о том и о сём, решают наказать или отпустить с миром, ждут кого-то и вот наконец-то дожидаются. «Искушение Анжелики» становится искушением для читателя, чтобы наконец-то успокоиться и перестать читать цикл, словив в конце спойлер про пустоту следующей, уже девятой книги, где предстоит внимать распрям двух женщин, и не надо быть слишком умным, чтобы понять, за кем останется правда.
28.02.2015 (http://trounin.ru/golon66)
Март
Иван Тургенев «Рудин» (1855)
То был бурный XIX век, и был он бурным ровно в той степени, что и любой другой век. Человеческая натура величина постоянная, не подверженная влиянию поправочных коэффициентов. Если общий слом традиций обхватил Европу железным тугим обручем, то и мимо России намечающиеся тенденции не прошли мимо. Человеку просто необходимо жить идеями, иначе он превращается в обыкновенное животное, деградируя до обезьяны, ведущей спокойный образ жизни с редкими стычками за право на территорию. Овладение языком и большим спектром иных возможностей для общения благо и бесспорное зло, ставящее под угрозу существование жизни на планете. Идеи бродят, вспениваются и цветут бурным цветом Тургенев был революционером от литературы
Зачем беспокоить умирающую старость? Именно с такой сцены начинается повествование первого крупного произведения Тургенева, призванного обнажить нарождающиеся язвы общества, рассматриваемые немного погодя, когда основной накал напряжения пошёл на убыль. Хорошо, когда люди идут на баррикады, готовые отдать жизнь ради воззрений; в недалёкой перспективе это воспринимается положительно, но с позиций шахматной партии скорее негативно. Продумать все шаги от начала и до конца очень трудно, а рассмотреть последующие развития событий, после осуществления задуманного просто невозможно. Скинуть старый строй и насадить новый, где каждый человек получит личное счастье, безграничную свободу и многомерное понимание правды мечта каждого революционера. Только отчего же каждая революция приносит больше несчастий, нежели выполняет заранее заданную программу? Правы те, кто желает поддерживать какой-никакой действующий режим, уберегающий от бессмысленных жертв, и такая же правда на стороне желающих насадить свой взгляд на мироустройство. В извечной борьбе двух противоположностей проходит история человечества. И когда критическая масса переходит барьеры терпимости, тогда рождается всё больше людей, похожих на Рудина, готовых взбудоражить общество. Тут дело даже не в том, что человек это человек, а в одном из жесточайших законов природы, направленном на сокращение популяции видов и навязывании живым организмам правила борьбы за существование.